Правила Дома сидра - Irving John. Страница 85

На День благодарения Уолли приехал домой. Кенди всю осень в субботу и воскресение проводила дома, но Гомер ни разу не видел ее в отсутствие Уолли. Уолли очень этому удивился. Его удивление смутило Кенди, и Гомер понял: она тоже искала предлога для встречи. Но смущаться было некогда – в доме опять полно народа, Олив на седьмом небе от счастья. В духовке – идейка, каждые пятнадцать минут надо поливать ее собственным соком, пора сервировать стол, не до смущения.

Реймонд Кендел и раньше бывал в этот день у Уортингтонов, но первый раз без Сениора. Минут пять он был подчеркнуто вежлив, но скоро увлекся интересным деловым разговором с Олив.

– Отец себя ведет как девушка на свидании, – сказала на кухне Кенди Олив.

– Я польщена, – рассмеялась та.

На этом легкомысленные намеки и кончились. Гомер вызвался разделать индейку на порции и проявил такое искусство, что Олив заметила:

– Быть тебе, Гомер, хирургом!

Уолли рассмеялся. Кенди не знала, куда деть глаза. А Рей Кендел прибавил:

– У парня золотые руки. Все, что они однажды делали, помнят всю жизнь.

– Такие же, как у вас, Рей, – сказала Олив.

Гомер старался как можно скорее покончить с индейкой. И тут Уолли заговорил о войне. Он уже давно подумывает бросить университет и поступить в летную школу, объявил он.

– Когда начнется война – мы ведь можем в нее вступить, – я уже буду летчиком, – прибавил он.

– Ничего подобного ты не сделаешь, – сказала Олив.

– И что тебя так тянет летать? – спросила Кенди. – Ты рассуждаешь как эгоист.

– Почему эгоист? Это мой долг. Защита родины – долг каждого!

– Для тебя это еще одно приключение, – сказала Кенди. – А это и есть эгоизм.

– Ты ничего подобного не сделаешь, – повторила Олив.

– В ту мировую войну меня не взяли по возрасту, я был слишком молод, – сказал Рей. – А в эту, если начнется, не возьмут, потому что слишком стар.

– Вам повезло, – взглянула на него Олив.

– Еще как, – кивнула Кенди.

– Не знаю, – пожал плечами Рей. – Я хотел пойти воевать. Даже прибавил себе лет, но меня кто-то выдал.

– С тех пор вы поумнели, – сказала Олив.

– Поумнел или нет, но вот за техникой не угонишься. Начнись война, столько всего придумают. Представить себе невозможно.

– А я представляю. И ни о чем, кроме войны, не думаю, – горячо проговорил Уолли.

– Даже о смерти? – спросила Олив, унося остов индейки на кухню. – По-моему, ты просто не понимаешь, что такое смерть.

– Точно, – сказал Гомер, он-то видел не одну смерть. Кенди взглянула на него и улыбнулась.

– Ты бы хоть раз мне позвонил, Гомер, в субботу или воскресение, – сказала она.

– Да, правда, – сказал Уолли. – Почему ты не звонил Кенди? А-а, знаю, – добавил он. – Ты был очень занят Деброй Петтигрю.

Гомер отрицательно покачал головой.

– Не Деброй, а анатомией кроликов, – послышался из кухни голос Олив.

– Анатомией чего? – удивился Уолли.

Но и Олив ошиблась. Изучая в школе биологию по программе последнего года, Гомер через три недели понял, что мистер знает о строении кролика несравненно больше, чем его учитель, похожий на скелета Гуд.

Уилбур Кедр сразу бы догадался, в какой области Гомер превзошел своего нового наставника. Мистер Гуд потерпел фиаско, сравнивая мочеполовую систему кролика, овцы и человека. Внутриутробное развитие плода занимает у кролика всего тридцать дней; на свет рождается от пяти до восьми крольчат. Как и полагается мелким грызунам, крольчиха имеет две полноценные матки, они называются uterus duplex, т.е. «двойная матка». У женщины – Гомер это хорошо знал – фаллопиевы трубы подходят с двух сторон к одной матке, uterus simplex, что значит «простая матка». Третья разновидность матки занимает промежуточное положение; она встречается у некоторых млекопитающих, например у овец. и называется uterus bicornis – «двурогая матка».

Бедняга мистер Гуд, рисуя на белесой от мела доске эти три разновидности, спутал овцу и кролика; конечно, это была не такая уж большая ошибка, было бы куда хуже, если бы он наградил двумя матками женщину, но все-таки ошибка, Гомер сразу ее эаметил и первый раз в жизни поправил человека, старше себя по рангу и возрасту. «В такой ситуации, – записал однажды Уилбур Кедр – сирота чувствует себя особенно неуютно».

– Прошу прощения, сэр, – сказал Гомер Бур.

– Да, Гомер? – повернулся к ученику мистер Гуд, который при определенном освещении походил своей незащищенностью на препарированных кроликов, лежащих на лабораторных столах учеников. Казалось, с него содрали кожу, чтобы изучать по нему внутренние органы. В глазах притаилось терпение доброго, вконец измученного человека. Только глаза и были в нем живые.

– Все наоборот, сэр, – сказал Гомер.

– Что такое? – не сразу понял мистер Гуд.

– У кролика две полноценные матки: uterus duplex. У овцы матка одна, но раздвоенная, то есть uterus bicornis.

Класс замер. Мистер Гуд заморгал; какой-то миг, не больше, походил на ящерицу, воззрившуюся на муху.

– А разве я не это самое сказал? – улыбнулся он.

– Нет, вы сказали совсем другое, – пронеслось по классу.

– Значит, я оговорился, – сказал мистер Гуд почти весело. – Я хотел сказать именно то, что говорит Гомер.

– Наверное, я не так вас понял, – пролепетал Гомер.

– Нет, ты все правильно понял, – шумели ученики.

Коротышка Баки – у них с Гомером была кроличья тушка на двоих, – толкнув его в бок, прошептал:

– Где ты всего этого набрался?

– Не знаю, обыщи, – ответил Гомер.

Этим словечкам научила его Дебра. Они часто играли в одну игру. Гомер спрашивал ее о чем-то неизвестном, а она отвечала: «Не знаю, обыщи». Он лез ей за пазуху или еще куда-нибудь. Дебра смеялась и, отталкивая его руку, говорила: «Не здесь!» Всегда смеялась и всегда отталкивала. Uterus simplex Дебры Петтигрю оставалась для него за семью печатями.

– Она сказала: «Сделай мне предложение, тогда все у нас будет», – поведал Гомер Уолли, когда они вечером ложились спать.

– Не заходи с ней далеко, – посоветовал ему Уолли. Гомер не рассказал ему, как срезал учителя и как тот после этого переменился. Он и всегда походил на скелета, а сейчас на его лицо легла еще тень бессонных ночей: это был живой труп, изнемогщий от кроличьей анатомии и двойных маток. Глаза у него

Умоляли – скорей бы на пенсию, неужели возможно такое счастье!

У кого еще, вспоминал Гомер, он видел такое же выражение?

Сестры Анджела и Эдна и даже миссис Гроган могли бы ему подсказать. Разительная смесь предельной усталости и надежды изнуряющей тревоги и детской веры в будущее вот уже сколько лет даже в самые покойные минуты читалась в лице д-ра Кедра Подобное выражение скоро появится и у троих его верных помощниц.

– Что с нами будет? – как-то утром спросила сестра Эдна сестру Анджелу.

Обе чувствовали, что-то над ними нависло, на Сент-Облако надвигаются беды. Добрых женщин оскорбила анкета, которую миссис Гудхолл и д-р Гингрич рассылали усыновленным сиротам, и полагали, что д-р Кедр так же к ней отнесся. Но у д-ра Кедра было чувство юмора, его особенно позабавили ответы бывшего Лужка, попечители нашли их такими прекрасными, что послали их д-ру Кедру – решили его порадовать.

На вопрос: «Были ли вы под надлежащим надзором?» – Лужок ответил, что д-р Кедр и сестры буквально глаз с него не спускали. На вопрос: «Как обстояло дело с медицинской помощью?» – написал: «Лучше не могло и быть. Спросите об этом Фаззи Бука, доктор Кедр только что сам за него не дышал. У Фаззи были такие слабые легкие, так старина Кедр сам изобрел аппарат, – захлебывался от восторга Лужок, – подключил к нему Фаззи и спас его». Что же до подбора родителей, тут д-р Кедр просто гений. «Как можно было угадать, что я рожден торговать мебелью? А он угадал, – делился с попечителями Лужок Грин (ныне Роберт Трясини). – Личная собственность, частное владение, может, для кого и пустой звук, но для сирот эти слова (в том числе и домашняя мебель) значат очень, очень много».