Правила Дома сидра - Irving John. Страница 93

Гомер взглянул на Кенди – та с вызовом отвернулась.

На январь Уолли отправили в Форт-Мид, что в штате Мэриленд. Он часто писал Олив, Гомеру, Кенди и даже Рею. Но письма были какие-то пустые. Его наверняка учили по какой-то программе, но он или не знал ее, или не мог о ней писать. Просто предавал бумаге скучные подробности курсантского быта. Так, описал карман, который сам сшил и привесил в ногах койки, чтобы гуталин не прикасался к зубной пасте. Поведал о конкурсе на лучшее название самолета, чем несколько дней занималось все подразделение. Писал с восторгом о поваре-сержанте, который знал кучу неприличных стишков, раз в сто больше, чем Сениор помнил в последние годы. В каждом письме Уолли присылал очередной стишок. Рею они нравились, Гомеру тоже, Кенди сердилась, а Олив, получив очередной стишок, приходила в ужас; Кенди и Гомер показывали их друг другу, но Гомер скоро понял, что это сердило ее еще больше, хотя ей Уолли посылал сравнительно безобидные вирши.

Вот, например, такие:

Красотка Делила

С ума всех сводила.

И один дуралей

Помахал перед ней

Своим членом, ей-ей.

Гомер стал обладателем такого опуса:

У Брент, молодой девицы,

Меж ног была пасть как у львицы:

Широка и гулка.

Счастливчик, добравшись до дна,

Слышал рычание льва.

А вот что пришло Рею:

Странная девчонка живет в Торонто,

Стоит большого труда

Залезть к ней туда,

Но коль сквозь чащобу прорвешься,

Обратно не скоро вернешься.

Одному Богу известно, что получала Олив. Знает ли этот сержант хоть один приемлемый для нее? – гадал Гомер, лежа вечерами в комнате Уолли после его и Кенди отъезда и прислушиваясь к биению сердца. Что все-таки с его сердцем неладно?

Вскоре Уолли перевели в Сент-Луис, казармы Джефферсона, 17-й отряд, учебная эскадрилья. Тщательно продуманная структура ВВС, пришло в голову Гомера, построена по образцу «Анатомии» Грея – все разложено по полочкам и всем дано свое имя. В этом было что-то успокаивающее, четкая организация, казалось, гарантировала безопасность. Но Кенди он убедить в этом не мог.

– Сейчас он в безопасности, а завтра? – говорила она, пожимая плечами.

«Береги Гомера, береги его сердце», – наставлял ее в письмах Уолли.

«А кто подумает о моем сердце? Да, я все еще сержусь», – отвечала ему Кенди, хотя Уолли не спрашивал о ее чувствах.

Сердилась на Уолли, но была ему верна, ждала и надеялась.

Целовала Гомера при встречах и расставаниях, но никаких других вольностей.

– Мы просто друзья, – объясняла она отцу, хотя Рей ни о чем не спрашивал.

– Вижу, – отвечал Рей.

Работа в саду этой зимой была самая простая – главным образом, обрезка крон. Все по очереди учили Гомера этому нехитрому искусству.

– Самые большие ветви отпиливают, когда температура падает ниже нуля, – объяснял Злюка Хайд.

– Дерево, если его обрезать в холод, не так кровит, – по-своему объяснял то же самое Вернон Линч, отсекая очередную ветку.

– Когда холодно, нет той опасности заразить дерево, – подытожил наставления Эрб Фаулер, который в зимние месяцы меньше забавлялся с презервативами, скорее всего, потому, что не хотелось снимать перчатки и лезть в карман.

Правда и то, что после вопроса Гомера о дырках в профилактических средствах прыть его заметно поубавилась.

– А разве в них есть дырки? – наигранно удивился он. – Значит, производственный брак! – Потом подошел к Гомеру вплотную и шепнул на ухо:

– Дырки-то не во всех.

– А отличить можно, какие с дырками, какие нет? – спросил Гомер.

– Нельзя, – пожал плечами Эрб. – Просто одни целые, а другие с дырками. Производственный брак.

– Точно, – кивнул Гомер. Но заметил, что пестрые пакетики в рекламной упаковке стали редко летать в его сторону.

Жена Злюки Хайда Флоренс была опять беременна. И всю зиму Толстуха Дот с Айрин Титком подшучивали над счастливыми супругами.

– Сделай милость, держись от меня подальше, – начинала Толстуха Дот, обращаясь к Злюке. – И смотри не пей кофе из моей кружки. Тебе ведь стоит дохнуть на женщину, и она брюхата.

– Это самое он со мной и сделал! – подхватывала шутку сама Флоренс.

– Смотри, Злюка, не вздумай наших мужиков учить своим Фокусам! – смеялась Айрин.

– Он меня всего только чмокнул в ушко, – гордо поглаживая живот, говорила Флоренс, – и вот пожалуйста.

– Одолжите, ради Бога, ушные затычки, – подхватила Лиз-Пиз. – Или лыжную шапочку!

– А мне дюжину резинок Эрба! – смеялась Айрин Титком.

«Упаси тебя Бог от этих резинок», – подумал Гомер. Так наверное, Флоренс и забеременела. Он смотрел на сияющую жену Злюки Хайда: странно видеть женщину, радующуюся беременности.

– Ты что, Гомер, – спросила Толстуха Дот, – ни разу не видел бабу на сносях?

– Точно, не видел, – сказал Гомер и отвернулся. Грейс Линч таращила на него глаза, он отвернулся и от нее.

– Будь я твоих лет, – сказал Гомеру Верной Линч, когда они формировали кроны в саду Петушиный Гребень, – я бы пошел воевать. Как Уолли. Не сидел дома.

– Я не могу.

– Что, сирот в армию не берут?

– Дело не в этом, – ответил Гомер. – У меня порок сердца. Врожденный.

Вернон Линч сплетником не был, но с тех пор больше никто ни о чем Гомера не спрашивал. Ему не только простили, что он не в армии, но стали трогательно заботиться. Обращались с ним, как мечтал д-р Кедр.

– Я не хотел обидеть тебя, Гомер, – сказал ему Эрб Фаулер. – Ну, когда брякнул про производственный брак. Я бы никогда этого не сказал, если бы знал про твое сердце.

– Все в порядке, Эрб, не беспокойся, – ответил Гомер.

А ранней весной, когда стали готовить пчел к сезону цветения, Аира Титком подскочил к Гомеру, увидев, что тот пытается вытащить из улья особенно тяжелую раму.

– Ради Бога, не поднимай один такие тяжести! – сказал он.

– Мне, Аира, не тяжело. Я сильнее тебя. – Гомер в первую минуту не понял беспокойства Аиры.

– Я слыхал, у тебя барахлит сердце, – объяснил Аира.

В День матери Вернон Линч учил Гомера, как работать с распылителем. Стал опять показывать, как пользоваться респиратором. – Главное, чтобы он был всегда чистый. Тебе респиратор нужен как никому.

– Как никому, – эхом откликнулся Гомер.

Даже Дебра Петтигрю простила ему непонятную дружбу с Кенди. Когда потеплело, они опять стали ездить в фургоне на побережье. А как-то весь вечер целовались в летнем домике Дебры на Питьевом озере. Запах холодного, всю зиму не топленного помещения напомнил ему первые дни работы в доме сидра. Когда его поцелуи охладевали, Дебра хмурилась; когда становились слишком пылкие, она говорила: «Успокойся, тебе нельзя волноваться». Он был истинно благородный юноша, иначе попытался бы доказать Дебре, что его сердце способно вынести самые дерзкие вольности.

Наступила весна. Уолли служил в Келли-Филд, вблизи Сан-Антонио, что в штате Техас, проходил летный курс в авиационном училище (отряд 2, эскадрилья С). А Мелони опять собралась в путь.

– Ты сумасшедшая, – сказала ей Лорна. – Смотри, сколько хорошей работы. Теперь из-за этой войны на верфи можно здорово заработать: стране нужна военная продукция, а не какие-то яблоки.

– Плевать мне на страну, – сказала Мелони. – Я ищу Гомера, и я найду его.

– А к зиме обратно вернешься? – спросила Лорна подругу.

– Если не найду «Океанских далей» и Гомера.

– Значит, зимой опять будем вместе, – сказала Лорна. – Надо же, из-за парня превратиться в такую жопу.

– Я как раз его и ищу, чтобы не превратиться.

Пальто миссис Гроган совсем истрепалось, но узелок с пожитками, затянутый ремнем Чарли, значительно пополнился. Мелони хорошо заработала на верфи, купила добротную мужскую спецовку, Даже пару крепких ботинок. На прощание Лорна вручила ей подарок – детскую варежку на левую руку, слишком маленькую Для Мелони, но веселенькой расцветки.