Мистификация - Ирвинг Клиффорд. Страница 32

– Мы сделаем из него более великого человека, чем он есть на самом деле, – сказал я Дику. – Помни о розовых соплях.

На второе утро я прошелся по бульвару Уилшир до фотомастерской Беверли-Хиллз, отдал им в печать пленки, снятые мной в здании "Тайм-Лайф" и в Хьюстоне, а также катушку "Кодака" с фотографиями Нины на пляже Фигерал, попросив перевести все негативы на один обзорный лист. Возвратившись в отель, я обнаружил, что Дик развалился в мягком кресле и храпит. Послание было яснее ясного: пора отдохнуть. Ритм, заданный нами в Хьюстоне и Нью-Йорке, был чрезмерно бурным, мы устали и выдохлись.

– Поехали на юг в Двадцать Девять Пальм, – предложил я. – Там живет этот парень, Уильяме.

– Кто такой Уильяме?

– Пилот, который написал пространное письмо в "Лайф", где заявил, что Хьюз был никудышным пилотом.

– Ховарду бы это не понравилось, – заметил Дик, зевая. – Но перерыв нам не помешает.

По дороге на юг от Лос-Анджелеса с Диком случился приступ экологического пессимизма. Он сгорбился на сиденье и принялся жаловаться на смог, причитать о миллионах акрах пахотной земли, загубленной автотрассами, мотелями на одну ночь, свалками подержанных автомобилей, торговыми центрами и ресторанами, еда в которых так же безвкусна, как и их дизайн.

– А с шестьдесят второго года все стало только хуже, – заявил он. – Тогда, по крайней мере, людям время от времени на глаза попадались апельсиновые рощи.

Я вспомнил былые времена, и на какое-то время мы погрузились в воспоминания о весне и лете 1962 года, когда оба жили в Южной Калифорнии. Мы с моей второй женой Фэй приехали сюда из восьмимесячной поездки вокруг света, во время которой какое-то время жили в кашмирском плавучем доме, где я закончил роман, а потом переплыли на грузовом корабле весь Тихий океан. Высадившись в Калифорнии, мы сняли дом в городке Венеция у старого и бесконечно проповедующего самозваного гуру битников Лоуренса Липтона. Он провозглашал обеты "святой нищеты" для всех, кроме себя, разумеется. Дик и Джинетт жили чуть дальше на юг, на манхэттенском пляже. Саскинд по знакомству устроился на должность редактора в большой аэрокосмической компании в Эль-Сегундо. Несмотря на то что все технические таланты моего друга исчерпываются заменой перегоревшей лампочки, он работал над исследованием о возможности прямого полета на Луну с апломбом доктора философии. Спустя четыре месяца Дик улетел на Ибицу, вооруженный контрактом на создание книги, посвященной Первой мировой войне. "Целый год уйдет на сбор материала и написание, – вспомнил я его стенания, – каждое предложение придется выверять, как и во время моей двухмесячной каторги на технической редактуре, но..." – и он беспомощно пожал плечами, жертва неугомонной страсти стать "настоящим" писателем.

Я продержался чуть дольше, безуспешно пытаясь продать сценарии кинофильмов, телевизионные пьесы, начать новый роман; сводить концы с концами помогало преподавание художественного сочинительства в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса и периодические партии в покер в Гардене. Из тех дней в память врезались бесконечные ссоры с Фэй и кошмарное время, когда мой сын Джошуа, родившийся на три месяца раньше срока и весивший при рождении меньше двух фунтов, боролся за жизнь в барокамере. Я все еще думал о Джоше – ему уже исполнилось десять, он жил с Фэй и ее новым мужем в Англии, – когда Дик увидел знак на дороге и спросил:

– Чего ты там говорил о Двадцати Девяти Пальмах? У нас есть копия письма Уильямса. А в реальности нам этого парня видеть не стоит. Слишком много знаний – штука опасная.

– Да ты просто ленивый ублюдок.

– А ты?

– Еще ленивее, – признал я. – Как насчет Палм-Спрингс? Там живет моя тетя Биб. Было бы хорошо повидать ее. К тому же это ближе.

– Энергичная исследовательская команда Саскинда и Ирвинга только что приняла еще одно жизненно важное, сберегающее массу времени решение! – И Дик разразился утробным хохотом.

Двенадцатое июня, суббота, сезон уже давно прошел, но нам пришлось немало поколесить по окрестностям, проехать Палм-Спрингс вдоль и поперек дважды, прежде чем мы наконец отыскали мотель без таблички "МЕСТ НЕТ". Заведение носило имя "Черный Ангус" и выглядело не лучше и не хуже, чем лепные дворцы, дружным строем промаршировавшие перед нами: засыпанная гравием парковка, где заняты все места в тени, да бассейн размером с ванную, в котором спасались от жары утомленные зноем тела.

– Похоже на одно из тех неописуемых местечек, которые так любит выбирать Ховард для встречи с тобой, – заметил Дик, когда мы зарегистрировались и шли по коридору в свои комнаты. Затем он широко зевнул. – Все, сейчас у нас сиеста. Я тебя растолкаю, когда солнце опустится за нок-рею.

После ужина и кофе мы в очередной раз принялись выстраивать план будущих действий. Палм-Спрингс, как мне казалось, вполне подходил для встречи Ховарда и Дика.

– Это будет чистая случайность, – расписывал я. – Он войдет в мою комнату несколько раньше срока и обнаружит там тебя.

– А зачем мне с ним встречаться? – спросил Дик.

– А ты не хочешь?

– Судя по тому, что мы уже о нем узнали, абсолютно не хочу.

– То есть ты хочешь сказать, что тебе абсолютно неинтересно, кто же он такой на самом деле? Подумай, какую шикарную историю ты сможешь рассказать своим внукам.

– Мне кажется, ты перетрудился, – решил Дик.

– Хорошо, забудь о внуках. Сконцентрируйся на "Макгро-Хилл". Проблема в том, что я единственный, кто видел Хьюза. Может настать день, когда мне понадобится свидетель.

– Мне хватит и фотографии.

Какое-то время Дик мрачно смотрел на меня, но после коньяка воспрял духом, и план стал обрастать подробностями. Ховард застанет нас обоих в комнате. Разумеется, Дик слишком широк в плечах, чтобы прятаться под кроватью, и слишком приметен, чтобы сойти за коридорного. После неловкой паузы я представлю их друг другу. Хьюз удостоверит свою личность.

– И предложит мне чернослив, – с воодушевлением сообщил Дик.

– Чернослив? Почему чернослив?

– А я откуда знаю? Может, он в это время мучился от запора. В кармане у него была упаковка экологически чистого чернослива, а подходящих слов он придумать не смог, поэтому вынул пакетик и сказал: "Возьмите сливку". Старался показаться дружелюбным.

– А какой чернослив ты имеешь в виду?

– Свежий, из долины Санта-Клара. Там растут лучшие сливы. Ховард ест только лучшее. Разве ты не рассказывал мне, что он летает в Пуэрто-Рико за бананами? А потом мы слегка поговорили об экологически здоровой пище и витаминах, пока ты стоял рядом и дулся, так как ни черта не смыслишь в таких жизненно важных вещах, а потом я ушел.

– Творчески мыслишь. Как он выглядит?

– Очень высокий, очень худой, походит на свои фотографии двадцатилетней давности, только на двадцать лет старше, естественно, – засмеялся Дик. – Усы, морщинистое лицо, печеночные пятна на руках. Кстати, а рукопожатием мы обменялись?

– Ты рехнулся? Ты протянул руку, но потом быстренько убрал ее за спину. Вспомнил, что Ховард панически боится микробов. Он никому не пожимает рук.

– Даже тебе.

– Я – другое дело. К тому же Хьюз проверил меня и присвоил категорию в с плюсом за чистоту.

После этого мы разработали систему Ховарда для классификации антисептических качеств его друзей и знакомых. Его люди собирали материалы на всех, и каждому делу были присвоены буквы "А", "Б", "В" и "Д", что означало в обратном порядке: "омерзительно", "грязно", "умеренно грязно", "умеренно чисто". Система нашла свое окончательное завершение в "Автобиографии", когда наш герой излагал свои взгляды на микробов и загрязнение.

Мы легли спать рано, и на следующее утро, предварительно повалявшись около бассейна, пока жара не стала просто невыносимой, я позвонил тете, Биб Хэмилбург, и принял приглашение на ланч в загородном клубе вместе с ее приятелем. Я предупредил, что я с другом, и она сказала: