Мистификация - Ирвинг Клиффорд. Страница 30

Существование книги Дитриха встревожило меня, но я написал в ответ, что Хьюз и Дитрих разделили компанию в 1956 или 1957 году, и поэтому последний не может "рассказать все"; только Ховард знает действительно все. Когда я приехал в Нью-Йорк, Ральф Грейвз сказал мне, что редакции "Лайф" предложили показать рукопись Дитриха, но они предложение отклонили. С чего бы им суетиться по этому поводу? Ведь у них был – ну, или предполагалось, что был, – куда более ценный источник.

В Нью-Йорке по телефону я объяснил, зачем мне нужны материалы "Тайм инкорпорейтед".

– Вся эта заваруха с "Транс уорлд эйрлайнз", – признался я Ральфу, – не понимаю, что же там произошло. Октавио продолжает беситься, когда я не владею ситуацией, о которой идет речь. Если мне удастся восполнить этот пробел, я не буду выглядеть полным придурком на следующей нашей встрече.

Проблем не было, и Грейвз согласился назначить мне встречу на следующее утро. К сожалению, известил меня Ральф, сам он не сможет присутствовать – мой визит приходился как раз на выходной, – поэтому меня встретит Дэйв Мэнесс, ассистент главного редактора. Грейвз сразу же извинился за то, что материалы находятся в полном хронологическом беспорядке.

– Вам, скорее всего, придется перерыть всю эту чертову кучу папок, прежде чем найдется хоть какая-то интересная информация.

– А их там много?

– Да, боюсь, что очень много.

– Ну, придется порыться. Вы не возражаете, если я подключу к работе Дика Саскинда? Этот человек помогает мне – так сказать, мой исследователь.

Ральф заколебался, а затем ответил:

– Не думаю, что это хорошая мысль. Проблема в том, что все документы засекречены. Предполагается, что они доступны только сотрудникам "Тайм инкорпорейтед". Да и вам, вообще-то, запрещено их видеть, но, думаю, в этом случае мы можем сделать исключение.

– Другими словами, вы не хотите, чтобы я говорил кому-нибудь о них.

– Верно, – с облегчением сказал он. – Мы не хотим упоминания о них и были бы благодарны вам за молчание. Фактически, хотя я и не люблю ультиматумов, это будет условием доступа к нашим материалам.

– Больше ни слова, Ральф. Я могу делать копии того, что покажется мне интересным?

– Не хотелось бы. У нас нет частного оборудования для ксерокопирования. Вам придется отдавать документы секретарям, могут пойти слухи.

– Ну что ж, тогда я принесу камеру. Буду завтра в десять утра.

На следующее утро в девять часов я зашел в "Уиллоуби-Пирлесс" на Западной 48-й улице, один из лучших магазинов в Нью-Йорке по продаже оборудования для фотосъемки. У меня был "Никон" в неуклюжем коричневом футляре с телескопической линзой и широкоугольным объективом. Я объяснил продавцу за прилавком условия работы: фотографирование документов и газетных вырезок, причем без источника дополнительного света. По его предложению купил по четыре катушки пленки "Три-икс", "Плюс-икс" и "Панатоник-икс", а также четыре увеличительные насадки на объектив для обыкновенного "Никона".

– У вас, естественно, должна быть тренога, – добавил продавец.

– Это обязательно?

Тот нахмурился:

– Если вы думаете, что сможете удержать камеру в руках, то забудьте об этом. Нормального изображения не получится.

– У меня твердая рука.

– Лучше использовать треногу.

– Я вернусь и куплю ее, – ответил я. – Позже.

Каков бы ни был риск, я четко понимал, что никогда не смогу войти в офис "Тайм-Лайф" с камерой в одной руке и треногой – в другой и небрежно попросить принести мне материалы по Ховарду Хьюзу. Есть пределы наглости, и я во всех подробностях познал их на ступенях библиотеки конгресса. Надо попытаться сфотографировать все, что покажется необходимым, но с треногой в офис журнала не попасть, слишком уж она вопиет о моих намерениях.

Теплым июньским утром я прошел с Западной 48-й улицы к зданию "Тайм-Лайф", рядом с Рокфеллеровским центром, и поднялся на лифте на двадцать девятый этаж.

Появился Дэйв Мэнесс, а его секретарь передал мне связку ключей.

– Мы отведем вам отдельную комнату, – объяснил мне Мэнесс с немалой торжественностью. – Вот единственные ключи от нее. Если надо, заприте дверь изнутри. Материалы на столе. Просто не выносите их из комнаты.

– Вы их просматривали?

– Времени не хватило, – извинился он. – Так, поверхностно осмотрел. Там есть одно замечательное письмо от летчика, парень написал его сразу после сенатских слушаний тысяча девятьсот сорок седьмого года и рассказал нам о своих полетах с Хьюзом. Может, он, конечно, и чокнутый, но все равно это чертовски забавное письмо. Кое-что нам пришлось убрать, конфиденциальную информацию – телефонный разговор Хьюза с работником "Тайм", так как это частная собственность этого человека, и он сказал, что не хотел бы подвергать огласке некоторые факты оттуда.

– О, если информация конфиденциальна, не нужно ее раскрывать.

– А что это там у вас?

– Фотоаппарат.

– "Минокс"?

– Нет, "Никон". – Я расстегнул молнию футляра и показал аппарат Дэйву и секретарю. – Жена подарила на Рождество.

– Вы можете снимать документы этой камерой?

– Попробую, но без треноги будет трудновато.

Дэйв открыл дверь и впустил меня в маленькую комнату. На столе было горой навалено с дюжину светлых желто-коричневых папок увесистых размеров.

– Наслаждайтесь, – сказал Мэнесс и оставил меня наедине с документами.

Маленькую комнату на двадцать девятом этаже заливал солнечный свет. Стоял один из тех ясных манхэттенских дней, когда жителям города кажется, будто воздух, овевающий мегаполис, годен для дыхания, а экологи все-таки одержали победу. Я сделал пару заметок об этом эффекте перед началом работы, а гораздо позже, в окончательном варианте "Автобиографии", заставил Ховарда сказать: "Нью-Йорк – это Каир Америки", что великолепно отражало мои собственные чувства.

Папки были куда в большем порядке, чем предсказывал Грейвз, хотя каталогизация действительно отсутствовала. Документы распределены по хронологии, начиная с первых дней Хьюза в Голливуде в конце 1920-х годов, затем переходя на его воздушные подвиги и деловые авантюры и завершая фиаско в Лас-Вегасе. Но здесь были не только вырезки статей из "Тайм", "Лайф", "Форчун" и "Нью-Йорк таймс". Я мельком просмотрел их, пока не наткнулся на пачку пожелтевших страниц: написанные от руки заметки корреспондента журнала "Тайм", интервьюировавшего Хьюза на поле Флойд Беннетт сразу же после его возвращения из кругосветного перелета 1938 года. Впечатления, пояснения, детали, цитаты как Ховарда, так и его команды из четырех человек. Я прикрутил четырехкратно увеличивающую линзу к камере, поднес окуляр к глазу, замер на минуту-другую у окна, повертел головой, пока не решил, что поймал четкий фокус страниц, и начал съемку.

Через час страницы были разложены по всему столу, а мое сердце глухо колотилось. Передо мной лежал клад. Папки были забиты так и не увидевшими свет интервью, цитатами политиков и приближенных Хьюза; большинство из бумаг были отмечены штампом "Не для печати". Вот Роберт Макнамара, впоследствии министр обороны, обсуждает с корреспондентом "Тайм" проблемы с "Хьюз эйркрафт" и называет Ховарда исключительно "этот идиот". Текс Торнтон, глава "Литтон индастриз", докладывает Макнамаре, что Хьюз считает недовольство его управлением авиастроительной компанией коммунистическим заговором. Репортер заметил, что это действительно "убило Макнамару". Вот Ной Дитрих рассказывает шефу бюро "Тайм" в лос-анджелесском офисе байку об Аве Гарднер, отлупившей Хьюза по голове медной пепельницей. И опять: генерал Хэрольд Джордж, глава администрации "Хьюз эйркрафт", в подробностях описывает, как Хьюз стрелял у него десятицентовики, чтобы позвонить. "Он – самый дешевый сукин сын, которого я знал", – подытоживает Джордж. Флойд Одлам, человек, у которого Хьюз купил кинокомпанию "РКО Пикчерз", травит истории, как тот назначал тайные свидания женщинам и бизнесменам. И всегда "Не для печати". Эти истории так и не попали на страницы газет. Я прикончил первую катушку пленки "Панатоник-икс" и вставил вторую. Колени уже дрожали от постоянной позы на полусогнутых ногах, идеальный фокус был недостижимой мечтой, а голова разболелась от долгого всматривания в объектив.