Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга. Страница 95

Если откровенно, он мне ничего не должен. Тем более, запоминать мои прихоти.

Он встречает меня за столиком, поднимается при моем появлении, целует руку. Несколько секунд внимательно меня рассматривает, а потом порывисто обнимает и треплет по спине.

– Прекрасно выглядишь.

И это все. После столь продолжительного молчания.

Я говорю:

– Спасибо.

И присаживаюсь за уютный столик в отдалении от основного зала. Здесь тихо и в меру интимно. То, что надо для встречи. Официант приносит карту вин и меню. Выбираю «Монтраше», и пока нам разливают его по бокалам, расправляю на коленях льняную салфетку.

Улыбаюсь, закидываю ногу на ногу и прикуриваю.

– Так и не бросила? – усмехается он, делая глоток вина. – А я ведь тебя предупреждал, что курение плохо отразится на твоей карьере. Как работа?

Сквозь улыбку и сигаретный дым, протягиваю:

– Думаю, что все хорошо. Но не мне же тебе об этом рассказывать.

В ответ сдержанный кивок и короткая усмешка.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Ну да. Все хорошо. Правда.

Дело не в том, что нам не о чем говорить. Просто есть темы, поговорить на которые очень хочется. А никак. Они все под негласным запретом. И труднее всего их не касаться.

Он делает заказ и якобы безразлично интересуется.

– Как здоровье?

Я в тон ему отвечаю. Тоже якобы безразлично. И без охоты.

– Чудно, Олежек, чудно. Не жалуюсь.

В последнее время. Мы оба об этом знаем. Но он имеет право спросить. А я ответить ничего не значащей фразой. Мы вроде бы находим компромисс. Не вдаваться в подробности. Не углубляться. Все в прошлом. И Олег легко переходит на другое. Значит уверен. Значит, не сомневается. Иначе от него было бы не так-то просто отделаться.

Мои проблемы и слабости ему не близки. Но он в курсе каждого моего дня за последний год. С того самого момента как мы подписали договор о сотрудничестве. Или даже раньше. С того самого первого звонка, непозволительно раннего. И моего согласия на его предложение. Работа в Европе? Да, хоть в Китае. Он тогда спросил «Скучать не будешь? Это не пара месяцев вдали от дома». Я ответила, что нет, у меня все равно нет дома. Такая позиция ему тоже была не близка. Или, вернее, непонятна. Он промолчал. Я тоже.

Правда, моя уверенность в своем безразличии была наигранной. Я это поняла первым же тихим вечером в одиночестве. Было невозможно сидеть в четырех стенах. Где угодно, лишь бы не на перекрестном допросе своих мыслей. Оставаться с собой наедине – вот, что представлялось мне самым страшным. Приходилось это исправлять.

Олег хорошо помнит о моих шабашах, загулах, прогулах, срывах. Срывались съемки, срывались нервы. И все куда-то летело в тартарары. А вначале казалось так просто – уехать, забыть, начать заново. Потом – отвлечься, не думать, не возвращаться. Еще позже – остановиться, взять себя в руки, собраться.

Были истерики. Были слезы. Были бесконечные бессонные ночи. Бледная кожа, красные глаза и запавшие скулы. Были скандалы. И миллионы испорченных кадров. Были бесчисленные штрафы за невыполнение с моей стороны обязательств. Было желание удержаться, справиться. И было желание послать всех на фиг.

Все было. Пока я не встретила его. Сама пришла на прием. Когда уже не знала, что дальше делать. Когда других вариантов не осталось. Его звали Роберт. Он встретил меня со спокойной уверенностью, которая присуща только врачам. Приветливо улыбнулся и пригласил присесть. Спросил, что случилось. Уже через десять минут пустых слов и провальных попыток что-то объяснить, я остановилась, а потом вдруг тихо сказала: «Не могу» – это все, что смогла выговорить. – «Не могу больше».

Спать не могу, жить не могу. Ничего не могу. Не отпускает, не проходит. Хоть выворачивайся. Все словно в тумане. Из алкоголя, антидепрессантов, наркотиков. А все равно не помогает, даже сквозь скомканный кайф иногда выныривает и перебивает дыхание. Так, что хочется сжаться и закрыться. Защититься. Уберечься от боли. И не заесть это никакими блюдами. Не заласкать чужими прикосновениями. Не заглушить клубной музыкой.

«Не помогает. Не могу».

«Боюсь, вы ошиблись дверью, – мягко улыбнулся он. – Я нейрохирург, а не психотерапевт».

Меня спасла секунда. Когда я на мгновение подняла глаза и посмотрела на него. Он стоял у окна, убрав руки в карманы, и смотрел вдаль. А потом обернулся. Что-то щелкнуло. Неуловимый жест, короткий взгляд. Поворот головы и едва заметная улыбка. Всего секунда, за которую мне показалось… За которую я увидела что-то похожее. И от чего замерло сердце. Оно, блин, просто заткнулось. Захлебнулось от воспоминаний.

«Да, нет же. Это все бессонница. То есть не только она, но и она тоже. Мне рекомендовали вас, как лучшего специалиста в этой области. И обещали, что вы сможете мне помочь».

«Так уж и обещали? – в его усталом взгляде вдруг засветилась снисходительная ирония. – Даже я не бросаюсь столь громкими словами. Но надежда умирает последней. Для начала, вы готовы на долгие и продолжительные свидания со мной в стенах этого здания? Если вы ждете помощи, одним визитом сюда вам будет не отделаться».

Я кивнула. Да, готова. К тому времени, я была уже готова на все.

***

– Привыкла к Европе? – Олег вырывает меня из моих мыслей. Так резко, что не сразу соображаю, где я. – Помнишь, как ты поначалу ее ненавидела? Англию, в частности. Все повторяла, как тебя достали постоянные дожди.

Чужая страна, чужие люди. Европа и тоска. Дерьмовое сочетание. Почти блевательное.

Он добавляет. Без упрека, но с сожалением.

– Сложно с тобой было.

Знаю. Тогда мы с ним одновременно оказались в каком-то пространственном тупике. Из его жизни исчезла Алина. Из моей Саша. Приходилось заполнять пустоты. Подручным материалом. Я делала это антидепрессантами, он – мной. Своей заботой обо мне. Я стала его самоцелью и самоутверждением в одном флаконе. Неизвестно, кому из нас было хуже. Мы никогда не доходили до откровений. И личных разговоров. Существовали в упрямом и противоестественном молчании. Каждый в своем.

Мне кажется, он думал, что если вернет меня к прежней жизни, то и сам сможет к ней вернуться. Я так не думала. Но никогда ему об этом не говорила. Это было моей тайной.

Олег нашел среди своих многочисленных знакомых прекрасного специалиста по нейрохирургии. С чего-то надо было начинать. С чего-то безобидного. Потом, за неплотно закрытыми дверями, он спрашивал у Роберта: «Что можно сделать? Может быть, частная клиника в Швейцарии?».

Он думал, что я ничего не слышала. Но я все слышала.

Он как заговоренный ездил за мной по больницам. Не со мной. А именно за мной. Убивал свое свободное время. С помощью меня. Объяснял это срывом сьемок и нарушением контракта. Орал, что я ему нужна здоровая и улыбающаяся. И все время ставил сроки. Через неделю. Месяц. Два. Я должна. Я нужна. Я обязана.

Через неделю. Месяц. Два.

Через месяц, Роберт пригласил меня на ужин. Я улыбнулась.

«Зная мою историю, не боитесь делать подобные предложения?»

Он улыбнулся в ответ. Как всегда, уверенно и спокойно.

«Я врач, и знаю с кем можно связываться, а с кем нет».

Через два сделал предложение. Это не стало неожиданностью. Всего лишь закономерностью. Наверное у восьмидесяти процентов населения все так и происходит. Встретились, влюбились, поженились. В этом нет совершенно ничего необычного. Или неправильного. Я сказала «Конечно». Слишком быстро и слишком безразлично. Я сказала «Почему, нет? Я люблю тебя».

К тому времени, я выучила много вежливых слов.

Спасибо. Пожалуйста. Я люблю тебя.

И умело их употребляла в подходящих случаях.

***

Олег расплачивается по счету и поднимается. Провожает меня до машины, но перед самой дверцей придерживает за локоть.

– Тот участок земли, в Карелии, кажется. Что ты с ним решила?

У него невыносимая привычка, все самое важное оставлять под самый конец встречи. Когда уже не ждешь никаких вопросов. Расслабляешься. Усмехаюсь и поправляю ему галстук. Смахиваю с плеча невидимую пылинку и протягиваю.