Барбарелла, или Флорентийская история (СИ) - Кальк Салма. Страница 42

Это всё было хорошо, но душа жаждала большего. Конечно, был прямой приказ сидеть и не высовываться, но с каждым месяцем это становилось всё труднее и труднее.

И тут подвернулась Анжелика Райт.

Анжелика не так давно пришла на должность хранителя картин, вместо дряхлого Роберто Казолари, который помер по весне. Никто уже и не помнил, сколько лет он работал в музее — лет с полсотни, не меньше, говорят, пацаном зеленым пришёл, а ушёл почти что вперед ногами. Но крут был нереально. Каждую картину знал, что называется, в лицо и по имени. Такие байки про них рассказывал, что только и оставалось уши развесить и слушать! При нём было легко — не трогай его картины, и нормально, а до остального ему дела нет.

Анжелика же совала свой нос везде. Что и как устроено, как принято, как работает. Она пришла из какого-то навороченного музея в Вене — и что ей там не сиделось?

Но однажды она шла мимо него по коридору и сказала, что к нему имеется деловое предложение.

Паоло был очень удивлён — почему к нему и что за предложение? Тут-то и выяснилось, что она в курсе про его местные вольности, но готова о них молчать, если он ей поможет.

Договаривались, просто стоя посреди экспозиционного зала, даже смотрителей куда-то прогнали. Ну, стоят два сотрудника возле картины, и что? Никакая камера ничего не заподозрит.

Оказалось — Анжелика задумала продать на сторону картину. Крутая, конечно, он и сам об этом не раз думал, но пойди подступись к тем картинам! Не из основной коллекции, упаси господи — те сто лет как всем известны, наперечёт и вообще, продавать замучаешься. А какую-то новую, которую вот только что привезли, и какая-то там мутная история, что хозяев не то не было, не то с ними что-то не так, в общем, они концов искать не будут, случись что. А цену предлагали хорошую, можно было отложить на будущую безбедную жизнь. И всего-то она хотела, чтобы Паоло поздним вечером пустил в музей покупателя с какими-то приближёнными, осмотреть эту самую картину. И отвлечь напарника.

А напарником в тот день должен был быть Витторио Макканьяно. Он, в целом, парень неплохой, когда по работе, но вообще, конечно, не парень, а цветочек с клумбы. Сдвинутый на истории и картинах, хотел поступить в университет, да его пока туда не взяли — сдавал летом экзамены, да завалил. Вот он и сидит целыми ночами в сети, что-то читает, а потом ходит и на картины любуется, как будто что-то про них понимает. Его отправить с глаз подальше, или посадить за дальний комп, он и головы оттуда не поднимет до утра.

Дело выходило простое, а процент Анжелика обещала хороший.

Только кто б знал, в какую чертовщину они все в ту ночь вляпаются! И Анжелика, и Трейси, которая припёрлась из Штатов за картиной, и Мауро Кристофори, которого позвали дать заключение о подлинности картины, и они с Макканьяно оба!

Когда пробило полночь и из картин повалили люди, Паоло со страху чуть в штаны не наложил, но потом опомнился. Пригляделся. Точно — те самые, что на портретах. То есть, самый первый хозяин и все его потомки, чтоб им жилось легко и весело, то есть — на стенах виселось.

Было ясно как день, что сделка Анжелики сорвалась. Ну то есть, ему было ясно, ей-то нет, она до самого конца ходила и нарывалась, и Мауро за собой таскала. Поэтому следовало сначала осмотреться, разобраться в происходящем, а для этого — вести себя тихо, поменьше болтать и побольше слушать. Он и слушал — всю ночь, до рассвета, сказки и байки, и даже попытался послушать, о чём совещался в своём кабинете старый хозяин с тремя ближайшими друзьями — мужиком, у которого на портрете в руках кубок, и двумя девушками — рыжей с Ктулху в корзинке и серебряной без ничего. Обе миленькие, кстати. Только подслушать не вышло, пришёл парень, оказался сыном хозяина, и прогнал его из-под двери. Пришлось слушать других.

О том, что тусовка у них раз в году, еда-выпивка на халяву, музыка такая же древняя, как и они сами, и танцы тоже такие же. Правда, когда объявляли вальс, он пробовал приглашать некоторых милых девушек — что теперь, просто смотреть на них, что ли? Девушки улыбались, танцевали и разговаривали. Нормальные девушки — в основном.

Самая красивая из них, конечно, та серебряная, что ещё в виде статуи в парке стоит, госпожа Гортензия. Только она его, как оказалось, сильно не любит, потому что слышала, что он тут пытается устроиться и подзаработать, и ей это совсем не нравилось. Ну а что — не всем довелось уродиться картиной на стене, то есть маркизой Донати, а жить-то надо!

Младший из них всех, Донателло, вообще оказался нормальным парнем, ближе к утру разговорился и рассказывал о разном, и о войне тоже. Посидели с ним за столом, выпили. Ещё Макканьяно пришёл, тоже стал слушать. Он ведь после заваленных экзаменов в универ собирался пробовать ещё, ему вся эта история была до зарезу нужна.

А ближе к утру пришёл сын хозяина и сказал — идти с ним. Привёл в кабинет, там сидели те четверо, которые главные, и Мауро, бледный до зелени и еле дышит. И там хозяин велел клясться страшной клятвой, что никому ни полслова о том, что видели, иначе плохо будет. Ну, Паоло сначала позадирался — мол, а что будет-то, но тут Мауро прохрипел, что они расправились с Анжеликой, и он видел это своими глазами.

Что? Вот эти — с кем-то расправились?

И тут хозяин, то есть самый старший господин Донати, взял его за руку и повел куда-то, и привёл к картине, на которой был нарисован парень в красном мундире, ходил тут по залу такой. И ткнул пальцем куда-то, Паоло пригляделся… точно, это ж Анжелика! Её рыжие волосы, и платье серое тоже как у неё. И как им это удалось?

Мауро стоял и только руками махал — не раздумывай, мол, и говори всё, что от тебя потребуют.

Тут-то Паоло возьми и вспомни слухи о том, что в музее пропадали сотрудники. Да так круто пропадали, что их потом никто не мог найти, ни местная полиция, ни Интерпол. Он, помнится, ещё подумал, идиот, что вот бы найти то хорошее место, да свалить туда жить!

И ещё вспомнил, как Анжелика тусовалась здесь со студентом, который делал типа копию картины, ему вроде как по учёбе надо было. И как хвалила ту его копию. А оказалось — она эту копию на стену повесила, а оригинал куда-то за хорошие деньги пристроила, вот ловкая, то есть дура. Потому что в ночь великой тусовки из той копии ничего не вылупилось, или вылупилось, но что-то конкретно не то, и про подделку стало известно. Видимо, этого-то Анжелике и не простили.

Короче, подумал он и пообещал всё, что от него хотели. И реально ни с кем об этой истории ни слова не сказал. Ну, кроме Макканьяно, но он поступил в свой университет и уволился. И Мауро, с ним, конечно, они всё потом не на раз перетёрли.

Мауро ещё и книгу написал, целый роман, только не о том, как всё было, а сам выдумал, но всё равно круто вышло, Паоло даже прочитал — на дежурстве бывает, что ничего не происходит, ещё и не то станешь делать.

Когда снова наступил ноябрь, Паоло видел, что Мауро потряхивает. И они договорились — Паоло будет дежурить, больше никого на ту ночь попросит не ставить, убедит, что сам справится. А Мауро уговорит и приведёт Патрицио — нового хранителя, и всё ему покажет. Теперь-то они знают, что господин Казолари был знаком со всей этой тусовкой давно и хорошо, надо, чтобы Патрицио тоже познакомился, и чтобы они договорились. Так, на всякий случай.

А когда на виллу приехали три машины народу во главе с самим монсеньором Савелли, который глава службы безопасности чуть и не всех музеев Ватикана и вообще крутой человек, и с ним его ребятки, и господин Сан-Пьетро, который сюда уже приезжал недавно, и о котором знали и хорошо говорили разные важные люди, то Паоло понял, что нужно отойти и не отсвечивать. Он попытался сделать всё, от него зависящее, когда не хотел открывать ворота, но Карло Каэтани, гад такой, сказал, что иначе расскажет господину Лотти, директору, почему его, Паоло, разыскивают, и за какие такие грехи. Паоло и не думал, что он такой, думал — так, обычное трепло, у которого крутая девушка-реставратор, а трепло оказалось бывшим доктором наук и военным в отставке! Откуда только узнал, думал Паоло, а потом увидел господина Сан-Пьетро, и понял, откуда.