Мы никогда не умрем (СИ) - Баюн София. Страница 84
А еще Мартин почувствовал в этом поцелуе еще один смысл, тоскливый и ледяной. Рита, из своего мира, пустого, вульгарного и казавшегося Мартину уродливым и больным, отчаянно тянулась к простым, теплым человеческим чувствам. И к единственному, может быть, человеку, у которого их видела.
Пусть эти чувства были и не к ней.
«Мартин… ты понимаешь, что она поцеловала тебя?»
«Да».
«Так почему не ответишь?» — вдруг спросил Вик.
«Я не могу. Это, что она говорит про любовь, это… Неоткуда взяться никакой любви. К тому же у тебя есть Риша. Это неправильно».
«Это у меня она есть. Брось, Мартин. Пожалуйста, я и так краду твою жизнь. Что плохого случится, если ты поцелуешь девушку, которая этого хочет, и которая давно тебе нравится?»
Рита смотрела на него растерянно и беспомощно, и на ее бледном лице плясали отблески догорающей свечи. Огонек в темноте.
Мартин притянул ее к себе, и привычным жестом прижал ее лицо к своему плечу. Он привык делать так с Ришей, когда пыталась его поцеловать.
От ее волос пахло дешевыми духами, которые так раздражали Вика. Мартину они вдруг показались удивительно теплыми и уютными. Настоящими. Неожиданно для самого себя он понял, что хочет этого. Что «быть человеком» — значит, поддаваться человеческим желаниям и совершать человеческие ошибки.
Думать было некогда. Он наклонился и поцеловал ее, стараясь не задумываться над тем, что делает.
У ее губ был привкус вишневых сигарет. Рита отвечала на его осторожный поцелуй нежно, без отрепетированной вульгарности. Отстранившись, он еще раз легко коснулся уголка ее губ, словно запечатывая поцелуй или ставя точку.
— А я теперь поняла. Ты настоящий, — грустно сказала Рита.
Мартин невольно вздрогнул. Он знал, что она имела в виду совсем другое, но у ее слов было больше смысла, чем она в них вложила.
— Я ей не стану рассказывать, не волнуйся. Это мне… на память. Вик, ты злишься?
Она даже не помнила его «дурацкого» имени. И ей было незачем его помнить. Мартин печально улыбнулся.
— Нет. Я не злюсь, Рит. Спасибо тебе. За все.
Действие 12
Леди с серыми рукавами
Я не мешаю брату моему искать погибели, которая ему по вкусу. Р. Л. Стивенсон
Вик пытался погладить белоснежную рубашку, разложив на столе, застеленном покрывалом. Движения выходили нервными и ему все время казалось, что он вот-вот ее прожжет.
— Мартин, что с этими женщинами вообще не так?! — раздраженно выдохнул он, отставив утюг.
Результат ему не нравился.
Вчера он съездил в больницу. Риша пришла в себя, и его даже впустили в палату. Она виновато улыбалась и ничего не объясняла, а потом смотрела на него с таким отчаянием, будто ждала, что он вот-вот скажет или сделает что-то ужасное. Что — Вик придумать не мог.
Она не отвечала на вопросы, не рассказывала о спектакле, но постоянно, взахлеб говорила о Мари. Она привезла ее в больницу, она ездит к ней почти каждый день. Она привезла цветы и собрание сочинений Михаила Чехова в одном томе — в книге желтые страницы и мелкие буквы, от них у Риши болят глаза, но она все равно читает. Вик слушал весь этот щебет и метался от ревности к раздражению — если бы не Мартин, Мари сидела бы дома вместе с собранием сочинений Михаила Чехова. И какого черта она вообще подсовывает больной девочке такие книги?
«А что с ними не так, Вик? Видишь ли, Рише слишком часто говорили что-то про ее мать и какую-то там репутацию. Тоже мне, высшее общество», — усмехнулся Мартин.
— Ну и что? Она что думала, что я начну руки заламывать о ее порочности, когда узнаю, что она — о ужас — выпила водки?! То есть Мари считает меня отморозком, а Риша — идиотом?!
«Она не может думать иначе, Вик. Ей с детства внушают эту ересь. Если бы у нее не было таких мыслей — она бы и не пила. Ну или пила бы, но как все нормальные люди, и хотя бы получила удовольствие, бегая в рубашке по сугробам».
Вик только тяжело вздохнул. Он весь вечер пытался придумать удобную ложь. Он был готов сказать, что сам пытался напоить Ришу, решив, что ей надо расслабиться. Или выставить себя совсем уж в неприглядном свете, заявив, что хотел так склонить ее к близости. Мартин идею не оценил, справедливо заметив, что в это вряд ли кто-то поверит.
«А парадная рубашка не слишком нарочито?» — с сомнением спросил Мартин, оглядывая Вика в зеркале.
Оставив идею самостоятельно подстричься, Вик просто зачесал волосы назад и привычно стянул в хвост. Но несмотря на это, в белой рубашке с отглаженным воротником и сосредоточенным лицом, он выглядел выпускником консерватории перед экзаменом.
— Сюртуков не держим, — проворчал Вик, расстегивая верхние пуговицы на рубашке.
«Боюсь, мой вид порадовал бы Вячеслава Геннадьевича куда меньше», — фаталистично отозвался Мартин, выдергивая зеленую нитку из рукава.
Он не знал, вернулся ли Ришин отец из больницы, но должна была вернуться ее мать. В любом случае нужно было обсудить случившееся с кем-то из Ришиных родителей. И попытаться убедить их, что несмотря на неудачный прогон, на премьере ничего подобного не случится.
— Слушай, давно хотел спросить — что у тебя за вид, как будто тебя из викторианского склепа вытащили через день после похорон?
«Понятия не имею», — честно ответил Мартин, предпочитавший такими вопросами не задаваться.
Ранним утром деревня жила своей жизнью. Даже зимой людям хватало работы, чтобы не обращать внимания на происходящее вокруг. Вик в очередной раз порадовался, что его отец так халатно относится к ведению хозяйства. Пусть в детстве ему бывало нечего есть, а теперь приходилось мыть столы и продавать свечи, зато он был лишен ежедневной, изнуряющей, отупляющей работы. Впрочем, ему хватало дел.
Вик остановился перед знакомыми воротами. Ему вдруг показалось, что он стоит на пороге склепа. Почему-то ему представились алеющие на снегу пятна крови — брызгами, словно кто-то выбросил пригоршню алых бусин.
«Вик, Вячеслав Геннадьевич не самый приятный человек, но я сомневаюсь, что он кого-то загрыз», — спугнул морок Мартин.
— Да, конечно… что на меня нашло…
Во дворе никакого тела не было. Только огромный серый пес дремал на снегу, положив тяжелую голову на скрещенные лапы.
Набрав в грудь воздуха, Вик постучал в дверь. Подождал несколько секунд.
В доме стояла тишина. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Вик постучал снова, громче и чаще, стараясь скрыть подступающую панику.
«Вик, да что с тобой?»
— Я не знаю… — с нарастающим ужасом прошептал он.
В этот самый момент дверь открылась.
На пороге стояла Ришина мать.
Раньше женщина казалась Вику очень высокой, но сейчас он был немногим ниже ее. На ней был черный, в подсолнухах, халат и безразмерная серая кофта. Выглядела она, как и большинство женщин, которые жили в деревне — просто, устало и старше своего возраста. Только лицо у нее было совсем другое. Тяжелые, угрюмые складки в уголках губ с возрастом стали видны отчетливее. Волосы, которые она больше не пыталась осветлять, были убраны в тугой узел на затылке. В пепельно-серых, как у дочери, волосах, широкими мазками серебрилась седина.
— Здравствуйте…
Он помнил, что Ришину мать зовут тяжелым именем Галина. Но ему приходилось вспоминать об этом до странного редко — женщина, чья судьба определила судьбу Риши, присутствовала в жизни своих детей и всей своей семьи лишь незримо. Она все время была занята какой-то работой. Редко разговаривала. Редко поднимала взгляд. Руки чаще всего держала сцепленными в замок или скрещивала на груди, как бы отгораживаясь от окружающего мира.