Млечный путь - Меретуков Вионор. Страница 66

Неясные тени бродили за кустами. Мне почудилось, что ночной душный воздух вдруг наполнился разнородными звуками: бормотаньем человеческих голосов, суетливой, беспокойной беготней, придушенными стонами, скрипом калитки и даже топотом верховой лошади. Страшная слабость навалилась на меня. Ноги перестали слушаться. Я стал падать, оседать на землю как подрубленный. Я понимал, что беспомощен, и это было самое ужасное. Уже лежа на земле, я потерял сознание.

Очнулся я, когда начало светать. Я лежал на спине, мокрая земля холодила тело. Надо мной склонилась Аня.

— Не умирай, — прошептала она. — Еще не время…

Опять эти странные слова!

Голова раскалывалась от боли. Мне слышались все те же приглушенные звуки, к ним добавились новые: ржание коня, перестук мельничных жерновов и даже шум прилива. Я поднялся и, поддерживаемый Аней, вышел на тропинку, ведущую к отцовской даче.

Мы пробыли в Мушероновке два дня и две ночи, то есть ровно столько, сколько нужно, чтобы я окончательно запутался в своих чувствах. Позже я спрашивал себя, чего там было больше: счастья обладания юным существом, глупости, болезни?

Через два дня Аня уехала в Москву.

Глава 35

— Рассказать, как арестовали Корытникова?

Я кивнул головой.

— Взяли прямо с постели, — сказал Фокин.

Мы сидели в бане, на верхнем полке. После грибов и стопки отцовского самогона кровь легко гуляла по жилам. У меня побаливала голова: опять кто-то досаждал мне всю ночь звонками на мобильник. Номер не высвечивался.

— Не ты ли мне названивал сегодня ночью, спать не давал?

— Может, и я, не помню, — рассеянно ответил Лева. — Ты знаешь, я не могу уснуть, когда знаю, что кто-то имеет наглость спать, когда я не сплю. И звоню тем, кто хорошо спит, звоню и молчу, чтобы позлить.

— Так что с Корытниковым?

— Корытникова взяли как раз тогда, когда он развлекался с двумя девочками и двумя мальчиками. Теперь пришьем ему, помимо соучастия в убийствах, грабежах, покушениях на чужое имущество и прочих прелестей, еще и статью о совращении малолетних. Старый сатир! — возмущался Фокин. — Ему не помешает опять отведать лагерной баланды!

Прояснилась история появления Павла Петровича в квартире Бутыльской. Ко времени моей первой с ним встречи он уже давно был там своим человеком. Оказывается, Павел Петрович отбывал срок в одном лагере с молодым тогда еще Бубликом, племянником достопочтенной Эры Викторовны.

— Ты ведь знаешь, когда Корытников бывал в ударе, он мог обворожить кого угодно: ты тому ярчайший пример. Да и решительности и смелости ему не занимать. Однажды он спас юного красавчика Бублика, когда того хотели изнасиловать зэки.

— А племянника-то за что посадили?

— А почему ты спрашиваешь? — подозрительно посмотрел на меня Лева.

— Интересно же, за что сажают людей.

— За нарушение социалистической законности, — он ухмыльнулся. — Это произошло лет пятнадцать назад. Едучи из ночного клуба на папиной машине, юный Бублик на «зебре» сбил пешехода. Насмерть! Этого ему показалось мало, и он при задержании тяжело ранил бейсбольной битой представителя власти. Видишь, уже тогда предусмотрительные водители возили с собой орудия самозащиты. Ему светил немалый срок, но Бутыльская, чтобы спасти племянника, обратилась к своим влиятельным друзьям, и юный Бублик отделался пятью годами солнечной Мордовии. Там он настолько поумнел, что, выйдя на свободу, окончил что-то сильно экономическое и занялся бизнесом. Его отец — родной брат Бутыльской. Он стал миллионером еще в советские времена. Умнейший был человек! Заправлял комиссионкой на Арбате. Ни разу не прокололся. Все свое богатство завещал сыну. Умер старый Бублик при странных обстоятельствах. Ходили слухи, что сынок приложил руку… в общем, всякое поговаривали. Но никто этим не занимался. Времена были такие, что всем было плевать на какого-то заср…ного завмага. Разборки велись между чугунолитейными королями, нефтяными императорами и каменноугольными баронами. Бублик-сын освободился почти одновременно с Корытниковым. И именно он ввел разжалованного офицера в дом своей тетки-благодетельницы. В Бублике-сыне вдруг проснулись поразительные способности: в очень короткое время он фантастически разбогател, многократно приумножив папино наследство. Ему везло буквально во всем, у него был просто какой-то нюх на деньги. А Корытников тем временем возобновил свои связи в военном ведомстве, там всегда водились охочие до денег генералы. Но тут его ждала неудача. Его подставили, и он загремел повторно. Помнишь громкие процессы, миллиарды разворованных денег и прочее? Отсидев положенное, Корытников вернулся в Москву, но тут-то и выяснилось, что он никому не нужен. Так часто случается. Его бывшие приятели либо продолжали свое великое сидение в местах не столь отдаленных, либо померли, либо взлетели настолько высоко, что Корытникову было до них не дотянуться. Тогда он решил напомнить Бублику, что когда-то спас того от расправы и позора. Но забуревший Бублик заартачился. Пока Корытников размышлял, что ему делать с Бубликом, вмешался случай… какие-то деревенские олухи отвинтили ему голову.

— Очень интересно, — откликнулся я. — Не пойму только, зачем ты мне все это рассказываешь.

— Ты же сам просил!

Я постарался состроить невинную физиономию. Видимо, мне это не очень удалось, потому что Фокин прикрикнул на меня:

— Не строй мне таких рож! — И уже более спокойно: — Продолжаю повествование. С твоей помощью Корытникову удалось завладеть ключиком от сокровищ… ну, не прикидывайся, ты же все знаешь… — Лева с усмешкой посмотрел на меня. — Кстати, покойный Бублик был похож на тебя как две капли воды. Просто поразительное сходство!

— Припоминаю, Бутыльская что-то говорила об этом.

— Корытников на допросе, сдавая тебя с потрохами, показал, что ты владеешь какой-то необычной способностью внезапно исчезать… Это правда?

Фокин пристально посмотрел на меня. Возможно, он хотел уловить мгновение, когда я начну таять, как льдинка на мартовском солнце. Пришлось напрячься. Я почувствовал, как задвигались, заиграли лицевые мышцы, а глаза от изумления выкатились из орбит. Недаром я так скрупулезно изучал систему Станиславского. Я издал возглас возмущения, удивления и еще черт знает чего.

Фокин фыркнул и повернулся ко мне спиной.

— Держи, — и он всучил мне веник.

Я принялся обрабатывать его костистую спину с таким рвением, словно хотел вымолотить из него душу.

— Ведь можешь, когда захочешь, — довольно прокряхтел он спустя минуту, отбирая у меня веник. — Вообще, все лихо закручено, как говорится, нарочно не придумаешь. Надо бы с Бутыльской обмозговать, не накатать ли нам очередной детективный шедевр. Она, хоть и разбогатела баснословно, из любви к искусству продолжает со мной сотрудничать. Поразительно умная женщина! Понимает, что с правоохранительными органами лучше жить в мире. Ну-ка, подставляй спину!

Глава 36

Редакцию, которой я отдал почти двадцать самых своих лучших, как я теперь понимаю, лет, теперь не узнать. Заокеанский босс либо окончательно повредился умом, либо решил шагать в ногу со временем, а возможно, и то и другое: он уволил всех, кроме Бутыльской, меня и шустрого курьера без имени, который сел в мое кресло. Митрофан Круглов, пришлось-таки запомнить его имя, тут же вернул в редакцию Эсмеральду, девицу с выдающейся задницей и нахальными глазами, и она стала его правой рукой.

— Вот так номер! — восклицал Петька. Он с поразительной быстротой промотал свой карточный выигрыш и пребывал теперь в полнейшей растерянности. — Жена померла, а вдобавок меня еще и выставили на улицу. Не знаю, что и делать. То ли вешаться. То ли жениться. То ли на какую-нибудь гору от злости залезть.

В отличие от Петьки, Лондон и Берлин знали, чем заняться: они гордо расправили плечи и решили вновь податься в истопники.