Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения. Страница 81

Лучше бы в этот момент мой рассудок отключился или перестал обрабатывать звуковую информацию, как мое тело перестало воспринимать тугие нити окутавшего меня кокона чужой воли и Тьмы. Такое ощущение, будто я уже частично лишилась сознания, но… руки, впившийся в мою душу взгляд и вибрирующий в каждой нервной клетке моей кожи голос Глеба продолжали удерживать меня в этом сраном мире и реальности едва не на последнем издыхании. Он же всеми своими действиями и видом дал ясно понять, что не отпустит меня просто так, а теперь еще, для пущей убедительности, добивался поставленной перед собой цели физическими манипуляциями. Пусть пока еще не грубыми, но ведь еще не вечер.

Вопрос в другом. Насколько хватит меня все это выдержать и вытерпеть? Когда мои почти беззвучные слезы перейдут в истеричные рыдания и крики, если я перед этим благополучно не лишусь сознания?

— Я слишком ценю то, что между нами было. И я знаю, что такие вещи каждый день с неба не падают. Такие, как ты — единицы на миллионы. Веришь или нет, но мне пришлось потратить более двадцати лет только на то, чтобы тебя найти. Неужели ты думаешь, я бы смог лишиться такой ценности без борьбы или элементарного сожаления?

А теперь ему мало просто говорить и держать меня за лицо. Теперь он начал любоваться моей жалкой беспомощностью не одним только взглядом очарованного и "слегка" расстроенного убийцы. Хорошо, что мое физическое восприятие достигло своего критического предела, ощутимо приглушив чувствительность и частично отключив реакцию на чужие касания. Иначе не представляю, чтобы со мной случилось под легким давлением мужских пальцев на моих заплаканных щеках и раскрытых из-за учащенного дыхания губах. Явно, что-то близкое к тому, чем меня вывернуло здесь же пару дней назад, но в другой комнате.

— Поэтому мне и хочется, чтобы ты сейчас предельно ясно поняла, что может произойти с тобой и не важно с кем из твоих знакомых или родных, если ты и Кирилл не одумаетесь. Нет-нет-нет… Я не собираюсь тебя ругать или отчитывать… — именно после этих слов я не сдержалась, сильно зажмурилась и затряслась так, будто через мое тело пропустили мощный разряд электрического тока. — Алина, успокойся. Посмотри на меня и успокойся. Я обещаю тебе, что с этой самой минуты ничего плохого ни с кем из вас не случится. Более того. Я даже дам тебе время пережить все это и вернуться к своей привычной жизни без каких-либо дополнительных стимуляций с моей стороны. Две, а то три недели. Думаю, этого должно хватить, чтобы прийти в себя и соблюсти какие-то траурные приличия. И для тебя в особенности. Потому что я очень хочу, чтобы у нас все было, как прежде. И я даже знаю, что так и будет. У нас все с тобой будет хорошо. Обещаю, моя Стрекоза… Я сделаю для этого все, что в моих силах и возможностях. Но и ты постарайся приложить для этого хоть сколько-то усилий.

Вот когда я умерла окончательно… когда уже совсем перестала что-либо чувствовать… Когда Глеб притянул мое лицо к своему и прижался губами к заплаканным глазам, припадая то одному, то к другому, пока его обжигающий голос резал мое агонизирующее сознание, опаляя кожу и сжигая дотла последние молекулы моего здравого рассудка. Казалось, этими порывистыми поцелуями он попросту вытягивал из меня последние силы и все то, чем я когда-то была. Надежду, веру, волю и… любовь… Алину Семину — глупую беспечную Стрекозу, только что лишившуюся своих зеркальных крылышек, а вместе с ними — мнимой свободы и права на жизнь… права на личное счастье…

— Уверен, у нас все получится. У ТЕБЯ все получится. Мы сумеем все вернуть обратно, а ты — забыть то, что может этому помешать. По-другому и не будет. Так ведь, мое солнышко? Да, моя Стрекоза?

—

*кромби — модель мужского классического пальто. Может быть как однобортным, так и двубортным. Предназначено для комбинирования с костюмом и часто применяется для деловых визитов, официальных встреч и рабочих поездок.

ГЛАВА пятнадцатая

Не знаю, что страшнее — сходить с ума от полного бездействия и беспомощности или пытаться осмыслить нынешнее положение вещей и себя в этом положении с той позиции, в которую меня так эффектно задвинули и поставили? Поскольку адекватно воспринимать все это дерьмо, еще и после столь мозгодробительных угроз, подкрепленных далеко не фейковыми доказательствами, просто нереально. Справляться с периодическими приступами паники в одиночной палате, без возможности самостоятельно помочиться или просто позвонить куда-нибудь — это, скажу я вам, тот еще экстрим. Я и до этого никогда не любил больницы и в особенности стационарное лечение, но сегодня даже первые часы пребывания в этом стерильном чистилище превратились для меня в мучительную пытку запредельных масштабов. Так меня еще никогда прежде не изолировали ни от внешнего мира, ни от моей собственной жизни, как и от близких мне людей. И что-то мне подсказывало — поставь Глеб Стрельников перед собой цель запихнуть меня в Сизо неважно по какому быстро состряпанному делу, он бы сделал это без какого-либо напряга, мучительных раздумий и практически в один щелчок пальцев. А уж там можно мариновать свою жертву хоть до скончания веков и куда действенней, чем в больничке.

Даже не знаю, благодарить ли его за столь щедрое наказание в виде тяжких побоев и переломов или за то, что он не дошел до максимальных крайностей? Да и где хоть одна стопроцентная гарантия, что он не выкинет что-нибудь похуже в ближайшие дни и не устроит мне в первую же ночь на этой самой койке гарантированную встречу с моими давно представившимися предками? Вот именно. Не единой и никакой.

Я вообще не понимаю, почему до сих пор еще жив. Он же прекрасно знает, что я не собираюсь смиренно лежать в этой гребаной постельке всю ближайшую неделю и ни черта при этом не делать. Все его изощренные угрозы для меня до жопы, поскольку меня было бы проще пристрелить, чем временно привязывать к кровати. Да и не собирался я здесь торчать до второго пришествия. Какая в сраку неделя? Как только я смогу самостоятельно подниматься и делать почти все сам — а это должно произойти очень даже скоро — хрена лысого меня кто сумеет здесь удержать.

И если уж говорить о главных ошибках совершаемого надо мной беспредела, самая первая — это никогда не оставляйте своего соперника совершенно одного на столь долгое время. Ведь он не будет прост тупо валяться в повышено возбужденном состоянии долгими часами напролет и при этом ни о чем не думать. Это же целое раздолье для работы критического мышления, еще и подкрепленное внутренней командой поддержки из зашкаливающих эмоций. Когда для поисков лучшего выхода тебе предоставляют столько безразмерного времени, представляете, до чего можно в такой ситуации додуматься и до каких критических граней довести свой воспаленный рассудок.

Хотя, не скажу, что это так уж просто. Когда страхи за Альку и других близких тебе людей прессуют твой мозг убойными картинками гипотетического развития событий, а возможности Глеба Стрельникова простираются, подобно окутывающей весь земной шар очень сложной, но прекрасно отлаженной системной паутине, все имеющиеся на данный момент варианты выходов сводятся лишь к смехотворным потугам нелепого содержания. Ведь я сейчас был отрезан не только от внешнего мира, но и от собственных возможностей. Да и что такого я бы мог сделать на своем месте? Я же самый обыкновенный мальчик-мажор, избалованный большими деньгами своих родителей и ранней вседозволенностью. Так называемое, будущее новой российской аристократии, кто за всю свою не такую уж и долгую жизнь с подачи тех же родителей никогда не соприкасался с темной изнанкой их процветающего на сегодняшний день бизнеса и не такого уж и далекого криминального прошлого. От таких страшных вещей мою психику бдительно оберегали, ведь на Западе не принято вести дела на уровне бандитских разборок российских братков а-ля 90-ые. Эту темную страницу нашего весьма нелицеприятного прошлого мы вроде бы как уже давно перелистнули или, по крайней мере, попытались заверить в этом многих российских граждан и своих любимых совершенно несведущих в этом деток.