Лето в пионерском галстуке - Сильванова Катерина. Страница 14

Такая же тишина, как и в Юркиной истории, повисла в комнате. Дети слушали и даже дышать старались реже и тише. Где-то в стороне постукивали зубы. Юрка хмыкнул про себя: «Лишь бы не зажурчало».

— Так вот… Вожатый пошёл в Горетовку, узнал у старожилов легенду про графиню и пропавшую брошь. И догадался, что звук — это шелест её чёрного платья. Он хотел понять, отчего закрываются и открываются дверцы шкафов, но так и не узнал: на следующее утро его нашли мёртвым. Задушенным, с глазами навыкат…

— И с синей шеей? — сдавленно прохрипел Саня.

— С синей, — кивнул Юрка. — Милиция расспрашивала всех жителей деревни. Когда очередь дошла до того самого старика, он рассказал им всё то же самое, что и вожатому. Милиционеры подумали, что он от старости уже чокнутый, и не поверили болтовне про графиню. Что она бродила сначала по своему дому, а когда дом разрушился — по лагерю. Что и сейчас бродит, ищет брошь, которую ей подарил граф. А когда не находит, злится и душит первого, кого заметит неспящим. Потому что думает, тот, кто не спит — вор, который украл её брошь. Ведь он — единственный, кого совесть мучает так сильно, что не даёт уснуть.

Юрка перевёл дыхание, и в его рассказ вклинился Володя:

— Поэтому, ребята, после отбоя нужно спать.

— Да-да, — закивал Юрка, — лежать и молчать, чтобы и вы были целы, и ваши вожатые тоже. Иначе услышите шорохи графского платья и увидите, как графиня открывает дверцы и ищет брошь. Тут она вас и поймает! А ваши вожатые, между прочим, тоже ночами не спят — за вас переживают, прямо как тот вожатый-мертвец.

История произвела на детей сильнейшее впечатление: мальчики зажмурились, не издавая ни звука и не шевелясь, лежали под натянутыми до подбородка одеялами.

Володя с Юркой переглянулись. Не стоило сейчас уходить от детей — это было ясно обоим, и они расселись по углам. Сидели молча: Володя — возле окна, а Юрка — возле двери, скучали.

От нечего делать Юрка разглядывал в полутьме Володин профиль: длинный ровный нос, высокий лоб, пёрышки чёлки, острый подбородок. «А Володя красивый, — подумалось Юрке, — если приглядеться, если подумать, ну, наверное…»

Он не закончил мысли, решив, что повторяется. Но он не повторялся. Когда увидел Володю впервые на линейке, Юрка оценивал его красоту объективно. Если бы не очки, Володю можно было бы назвать классически красивым — это, безусловно, так, Юрка это осознал и даже ощутил прилив зависти — а как иначе, если девчонки млели, глядя на него? Но теперь, взглянув на него в полумраке, Юрка понял новое: это лицо нравилось ему субъективно, и никакой злобы или зависти он уже не мог испытать. Наоборот, Юрка неожиданно ощутил не вполне понятное ему чувство благодарности. Только к кому, судьбе или Володиным родителям, не понял. А благодарен он был за то, что этот кто-то дал ему возможность, любуясь, радоваться. Ведь смотреть на красивое всегда радостно. Эх, если бы только не очки…

В тишине прозвучал сдавленный шёпот:

— Юла?

— А?

— У тебя там двель не отклывается?

— Нет.

— Володя, а у тебя?

— Нет. Всё нормально, спи.

Ещё с пять минут было тихо, потом тот же голос, а вернее шёпот, повторился:

— Юла, Вололя?

— Что?

— Идите спать. А то плидёт ещё, а вы тут сидите.

— Вы точно не будете болтать? — спросил Володя уж очень строгим тоном, как показалось Юрке.

В ответ из разных углов комнаты прозвучало убедительнейшее: «Точно», «Мы уже спим», «Да», «Честное октяблятское».

Володя поднялся и кивнул Юрке, позвав за собой. Когда уходили, Саня высунул руку из-под одеяла и дёрнул Володю за шорты:

— Я только спросить. Володя, а можно Юра ещё придёт нам страшилок рассказать?

— Я не против, но об этом лучше спросить у него.

— Юр?

— Только при одном условии. Если сейчас же заснёте и ночью никто никуда не встанет, тогда завтра приду и расскажу новую. А если кто-нибудь только пискнет, шиш вам, а не страшилка, довольствуйтесь своими синими шторами.

Мальчики забормотали обещания и уверения, каждый на свой лад, а Саша радостно закивал и укутался в одеяло по самые брови.

— Думаешь, уснут? — спросил Юрка, когда они вдвоём спустились с крыльца.

Но Володя не ответил. Он молча, целенаправленно топал к каруселям, которые стояли на той самой одуванчиковой полянке прямо напротив окон спальни. Аккуратно, чтобы карусель не заскрипела, он сел и принялся водить мыском кеда по земле, поднимая волны белых пушинок. Юра пристроился рядом:

— Ты чего молчишь?

— Я же просил не перебарщивать, — укорил его Володя.

— И в чём же я переборщил?

— Ничего себе вопрос! — Он сердито ткнул себя пальцем в переносицу. — Во всём, Юра. Они сейчас мало того что не уснут, так с перепугу ещё и в кровати надуют!

— Ой, да ладно тебе! Они что, маленькие, чтобы до туалета не дойти?

— Конечно, они маленькие! Как они пойдут, если ты им буквально запретил глаза открывать?

— Не преувеличивай. По-моему, они притворяются. Санька, самый впечатлительный из всех, и тот лежит себе спокойно. А если и правда напугал, то что? Тишина и покой — одни плюсы.

— Посмотрим, чем твои «плюсы» обернутся утром.

— Чем-чем? Да ничем! Им понравилось, раз завтра ещё рассказать попросили.

Вдалеке на эстраде играла музыка, но ветер дул в другую сторону, звуки доносились неразборчивые, и Юрка не смог узнать песню. Вместе с музыкой звучали и завлекающе весёлые голоса.

Повинуясь старой — ещё со времён музыкальной школы, — привычке, Юрка разминал руки: тянул пальцы и хрустел суставами. Его охватило нетерпение — скорее бы на дискотеку. Вот уже вытащил Володю из отряда, пять минут — и они будут на танцплощадке, а там Ксюша. Но Володя, похоже, никуда не собирался, и Юрка, не выдержав, поторопил:

— Ну что сидим? Пошли на дискотеку!

— Нет. — Тон был категорический. Володя кивнул на тёмные окна. — Я Лену танцевать отпустил, пока не вернётся, никуда не пойду. Не могу оставить детей одних.

— Вот засада! Как жаль… — раздосадованно протянул Юрка.

— Почему жаль? Почему засада? — оживился Володя. — Ты что, на меня рассчитывал? Но мы же не договаривались, да и вообще я не люблю дискотеки. Постой-ка… — он нахмурился и вдруг встрепенулся, что-то вспомнив. — Меня сегодня уже приглашали. Ульяна. Да, точно, Ульяна, а теперь ты. Говори, что вы задумали?

— Ничего. Просто девчонки слёзно просили привести тебя туда. Танцевать с тобой хотят, все дела.

— Что ещё за «все дела»? — хохотнул Володя. — Какие у меня могут быть с ними дела?

— Сам знаешь какие, — подмигнул Юрка и осыпал его роем вопросов: — Они что, тебе не нравятся? Ни одна? Совсем? Или ты уже с кем-то гуляешь? С Машей?

— C чего это ты взял? Нет, даже не в этом дело! Я — вожатый, а они — пионерки. Такие тебе и «все дела». А ты что тут сидишь? Тебя ведь ничего не держит, шёл бы, веселился.

«Действительно, — мысленно кивнул Юрка сам себе. — И без Володи музыка играет». Это мероприятие являлось самым интересным, желанным и долгожданным для пионеров, и даже Юрка обычно не был здесь исключением. Но сейчас его неожиданно обуяли сомнения. Что он будет там делать? Смотреть, как девчонки танцуют друг с дружкой, сидеть в сторонке и при всей Юркиной показной смелости жутко стесняться кого-нибудь пригласить? Да и кого? В прошлой смене была Анечка, в этой смене нет ни её, ни кого-то хоть сколько-нибудь симпатичного. Он планировал заполучить обещанный Ксюхой поцелуй, но без долга, то есть Володи, нет платежа. Что делать на дискотеке, если не танцевать? Сидеть в сторонке с Ванькой и Михой, вести скучные беседы о скучном? Или патрулировать вдоль, поперёк и по диагонали танцплощадку, — в одиночестве или с весёлыми, но уже надоевшими товарищами? Незачем и не для кого оказалось Юрке идти на дискотеку.

Можно было бы ещё поуговаривать Володю, но, сказать по правде, Юрке уже не хотелось на танцы даже с ним — как-нибудь в следующий раз выполнит свою часть уговора. А сегодня ему и тут хорошо, под ясным небом, где ни единого облачка не закрывало яркого света звёзд да тонкой полоски луны.