Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 40
Сделав успокаивающее движение:
– Ничего страшного. Как говорил вождь всемирного пролетариата, товарищ Ленин: «Иной мерзавец – нам тем и полезен, что он мерзавец».
Несказанно охренев, тот только и смог произнести:
– Да… Велик человек был… Во всём без исключения, велик!
Подождав когда он в очередной раз закурит, спрашиваю:
– Так что, Яков Александрович? Какой будет ответ на мои предложения? Я Вас не неволю: если не хотите сотрудничать со мной по обоим предложениям – выберите какое-либо одно, на своё усмотрение.
Однако, вижу – менжуется и хорошо понимаю по какой причине.
– Если же Вас смущает, что дифирамбы будут петь про Мишку Тухача – а не про Вас, любимого, то позвольте мне прочесть стихи:
– Вам, товарищ генерал, что важнее: ездить или «шашечки» носить?
Это произвело должное впечатление. Скомкав картонный мундштук выкуренной папиросы в кулаке и вышвырнув её в форточку, Слащёв выпрямился и произнёс, протягивая мне руку:
– Другой бы на моём месте не согласился, Серафим Фёдорович! Однако, найдя в Вас ещё большего авантюриста – чем я сам, принимаю оба ваших предложения.
Крепким мужским рукопожатием, наш договор был закреплён.
– Тут ещё одна заморочка, Яков Александрович…
– «Заморочка»? Это, какая же?
– В виде «Слащёва-Крымского» – Вы мне не нужны. За Вами, я уверен – бдительно присматривают товарищи из «ОГПУ» и, своим громким именем и вызывающим поведением – Вы погубите меня и все мои начинания.
Облизнув языком губы, тот:
– Поведение я сменю, не беспокойтесь. А что мне прикажите делать с моим «громким именем»?
– Для блага России, генерал Слащёв должен умереть, сгореть и птицей Феникс – возродиться вновь из пепла с новым именем. Вы понимаете, про что я?
– Вполне.
– Согласны?
– Согласен.
В азарте от прухи, потираю руки:
– Как сказал «автомобильный король» Америки – Генри Форд: «Время – деньги!». Поэтому всё надо проделать очень быстро, в три месяца, чтоб успеть к новому учебному году. Первым делом Вы должны официально развестись и расстаться с Ниной Николаевной…
Конечно, вновь удивляется, но уже как-то вяло:
– Даже, вот как?
Устал удивляться, по ходу.
– Даже, вот так! И причём, желательно – со скандалом, битьём посуды об стены, бабской истерикой, слезами и соплями. После развода она уедет «кружным путём» в Ульяновск, где я её обеспечу достойным жильём и трудоустрою… Ваша супруга по основной профессии – медсестра?
– Она – «сестра милосердия»…
Невольно морщу лоб: до сих пор не удосужился узнать разницу между простой медсестрой и «милосердной». Выручил сам Слащёв:
– …И ещё она очень любит театр: организовала на «Выстреле» драмкружок, возглавляет его и сама играет.
Неподдельно обрадованно восклицаю:
– Могу с избытком обеспечить вашу супругу обеими этими достойными занятиями! Однако, скачем далее…
Слащёв внимательно слушает, не перебивая.
– …После развода Вы уходите в двухнедельный запой – что никого не удивит. Если Вас тут же не уволят с «Курсов» – начинаете, жалуясь на ухудшение здоровья после перенесённых ранений и контузий – «косить» под немощного инвалида. Найдите врача и официально подтвердите это – финансовыми средствами для этого, я Вас обеспечу. Проситесь на пенсию и, чтоб Вас на неё гарантированно выпнули – пропускайте лекции на курсах. После увольнения, Вас также выселят с казённой жилплощади. Поселитесь в каком-нибудь «клоповнике» и начинайте торпедированным «Титаником» опускаться на самое «дно»… Сможете, Яков Александрович?
Презрительно фыркнув:
– Это, после почти шести лет окопной жизни? Издеваетесь, никак?!
– Ничуть!
Всё равно, придётся Мишку на всё лето в Москве оставить – Слащёву в «ассистенты».
– Как только к Вам, как к полностью деградировавшей личности – исчезнет всякий интерес у кого-то там не было, Вы тотчас исчезаете сами…
Шары по полтиннику:
– Как «исчезаю»?!
Популярно объясняю:
– Как материальное тело в «чёрной дыре». Через какое-нибудь время, где-нибудь в сточной канаве будет найден обезображенный труп в вашей одежде, с вашими личными вещами и документами. После опознания, когда свидетели – зажимая нос и воротя морду Вас опознают, «бывший белогвардейский генерал Слащёв» – будет торжественно сожжён в крематории, о чём тут же будет сообщено в советских и эмигрантских газетах…
Конечно, придётся самому изредка наведываться в Москву – контролировать Барона и ход операции в её самых решающих фазах.
– …А, примерно в это же время, из какого-нибудь захолустного Старгорода, в волостной городишко Ульяновск приедет учитель немецкого языка с безупречными документами. Имя-отчество можно оставить свои – чтоб не путаться, а вот фамилию – вам с Ниной Николаевной – придётся обязательно обновить!
Как уже говорил, пока такое вполне возможно. Официальной прописки нет, в качестве удостоверений личности же (который для гражданина Советского Союза не обязателен и выдаётся по желанию) в стране функционировали самые разнообразные документы: старые паспортные книжки, виды на жительство, свидетельства о рождении и браке, служебные удостоверения, всевозможные справки и мандаты, выдаваемые различными учреждениями новой власти.
У меня подобного – как гуталина на гуталиновой фабрике!
Помолчали и, затем я, посматривая на недавно приобретённые «Swiss»:
– Какие-нибудь конструктивные замечания, предложения, уточнения и дополнения к моему плану имеются, Яков Александрович?
Судя по времени, уже сравнительно давно должен начаться аукцион по продаже картины «МАРС – НАШ!!!» основательницы неофутуризма, Елизаветы Молчановой.
Слащёв, с видом бывалого знатока буквально всего на свете, отвечает:
– Пока нет, но по личному опыту планирования боевых операций знаю: всё это будет – после первого же «выстрела».
– Вот тогда и будем их решать! Пока же, давайте с вами вернёмся на Вернисаж. Торги, поди – в самом разгаре и мы можем пропустить самое интересное…
Уже почти в дверях, я его остановил:
– Яков Александрович! Вы случайно не поддерживаете связь с бывшими офицерами бывшего гвардейского Семёновского полка, проживающими ныне в Ленинграде?
– Ни «случайно», ни намеренно – нет, не поддерживаю, – но голос его чуть заметно дрогнул, – если Вам это неизвестно, Серафим Фёдорович – я служил в Лейб-гвардии Финляндском полку, а не в Семёновском.
– Тогда извиняюсь…
Ничего! Главное его к нам в Ульяновск перетащить, а там мы ещё поговорим.
Действительно, страсти на аукционе кипели нешуточные!
Цена лота дошла до 5 тысяч рублей – упомрачительная по тем временам сумма для картины, тем более для начинающего художника.
Правда, тссс!
Уточню по секрету: оба азартно «бодавшихся» за право обладания ею нэпмана – мои подставные лица.
Буквально спустя несколько минут после моего возвращения в зал, вышла некоторая заминка и затем – никем не ожидаемый финал всего этого «представления».
К любезнейшей с красными командирами автору и пока ещё владелице картины – Елизавете Молчановой, подошла управляющая этим акционерным заведением – её мама Надежда Павловна и, что-то шепнула ей на ушко. Та, извинившись и оставив красных командиров скучать в сугубо мужской и недружной компании, пробралась через расступившуюся толпу к профессиональному аукционисту с молотком и что-то ему вполголоса сказала. Переспросив и получив подтверждение, тот ударив молоточкам – издавшим «небесный звук», объявил: