Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Зеленин Сергей. Страница 49

– Успокойтесь, гражданочка! Наш народный суд – самый гуманный суд в мире. Он учтёт молодость, глупость, отсутствие прежних судимостей и много вашему любезному дружку не даст. Лет пять – если амнистии никакой не будет и, Вы снова сможете с ним вдоволь миловаться… Так что не плакали бы, а собирали б «тормозок»: запасная пара белья, полотенце, кружка, ложка и кусок мыла.

Бесполезно: даже – протокола опроса не удалось составить!

На выходе говорю:

– Миша! Ты их так действительно поженишь.

– С чего бы вдруг?

– «Комплекс жены декабриста», помнишь?

– Ах, да… Ну, тогда совет да любовь им!

Насколько мне известно, Александр Яковлев в «реальной» истории женится уже в тридцатых годах, на какой-то – то ли лётчице-спортсменке, то ли – парашютистке-рекордсменке.

Короче, не помню!

В течении последующей рабочей недели, были опрошены деятели «ОДВФ» – предоставивших Яковлеву средства на строительство планера, материально-ответственные лица авиационного завода – где он получал необходимые материалы и, наконец – помогавший ему с расчётами конструкции Сергей Ильюшин…

Тот самый!

Конечно, со взрослыми и часто наделёнными властью людьми – мы с Мишей, никаких вольностей себе не позволяли. Особенно с Ильюшиным, перед которым я буквально благовёл за его «Ил-2» – на котором я «там» совершил многие сотни «боевых вылетов» на одноимённом компьютерном авиа-симуляторе и, еле сдерживал себя – чтоб не дать какой-нибудь непрошенный совет по апгрейду этой славной «птички».

Представились, всегда вежливо излагаю суть возникшей проблемы:

– Поступил сигнал от законопослушных граждан, о нецелевом использовании Александром Яковлевым собранных и выделенных ему средств на строительство летательного аппарата. Что Вам известно на этот счёт?

– Ничего не известно…

– Хорошо, так и запишем: «Соучастнику преступления…». Ой!

Комкаю лист бумаги и, достав новый, шевеля губами пишу «вслух»:

– «Свидетелю, по существу заданного вопроса»… Не вспомнили часом чего, гражданин Ильюшин?

– Я же сказал – НЕТ!!!

– «…Ничего не известно».

После чего, я нудными и мелочными вопросами – так психологически изматывал собеседника, что уверен: только при виде «виновника» – у них должен был возникнуть стойкий рвотный позыв. На прощанье же, после росписи на официальном бланке опроса, всегда:

– Больше Вам сказать следствию нечего, Сергей Владимирович? «Без протокола», так сказать?

– Нечего.

Вздыхаю осуждающе:

– А жаль – другие более разговорчивыми были… И на суде сможете подтвердить Вами сказанное?

Опрашиваемые, всегда – крайне нервно отвечали-реагировали на этот вопрос:

– И на суде, тоже!

– Очень хорошо, – встаю и не торопясь собрав со стола «архив», прощаюсь, – тогда ждите повестки из Басманного переулка.

По нашему уходу, у всех без исключения официальных и «полуофициальных» лиц, на лице написано одно желание: никогда больше в жизни не видеть Александра Яковлева и никогда не иметь дело с этим – не по возрасту настырным, упрямым и оказывается – вороватым пареньком.

Не избежали участи быть по такой схеме опрошенными и, лётчики Пионтковский с Сергеевым.

* * *

Я уехал по срочно-неотложным делам в Ульяновск, оставив в Москве Мишку, а события шли своим чередом.

Начальству «Академии Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского», от имени «Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем» Московского ОВД, было отправлено грозное письмо – с требование не допустить планер Яковлева к испытаниям, как важную улику и вещественное доказательство, могущую во время неудачного полёта быть испорченной. И принять меры к недопущению её уничтожения злоумышленниками – с целью сокрытия преступления.

В итоге, Александр Яковлев – из потенциального главного конструктора авиационной техники, вдруг оказался «космонавтом» – вышедшим в открытый космос. Вокруг него оказался галимый «вакуум», а его планер – арестованным в одном из ангаров столярной мастерской «Академии».

И всё бы ничего!

Да, куда не кинь свой взор – дисциплина в Стране Советов хромала на обе ноги и, высшее учебное заведение «Красного военно-воздушного флота» – не была в этом ряду чем-то особенным.

Во время празднования 1 Мая – «Дня международной солидарности трудящихся», когда весь советский народ как один – дружно демонстрировал на демонстрациях эту самую «солидарность», кто-то пробрался в ангар и топором изрубил первый планер Яковлева в щепки.

Это ж не танк, хотя бы и самый примитивный. Сосновые рейки, стальная проволока, да покрытая лаком парусина – много ли надо, умеючи?!

Приехав вновь в Москву через две недели после этого события, чисто ради спортивного интереса, спрашиваю у Миши:

– Какая сволочь, мне интересно, это сделала?

Тот, пожав плечами:

– Мало ли сволочей среди этого быдла, что за пару бутылок сивухи – хоть мать родную зарубит?

Стало, до слёз «за державу обидно»:

– Хм, гкхм… Ты уж, Барон, не утрируй и на людей напрасно не наговаривай! Самодельный планер – это всё же не родная мать.

Затем, наградив его за успешное выполнение задания словом «молодец!» и одобрительно-поощрительным лёгким похлопыванием по плечу, говорю с немалым патетическим пафосом:

– А теперь Миша, ты исчезаешь с исторической сцены и на ней появляюсь я… Весь в белом!

* * *

Стою незаметно у входа с полчаса примерно и, наблюдаю.

Как мне удалось только что убедиться собственными глазами (не без малой толики злорадства, каюсь): рабочие учебной столярной мастерской «Академии воздушного флота», куда по протекции Ильюшина в марте 1924 года удалось устроиться Александру Яковлеву – его откровенно гнобили. Юноша «из интеллигентов», со средним образованием – под насмешливые комментарии из курилки, с утра до вечера таскает на спине фанерный короб с опилками и сосновой стружкой – работа для самых неквалифицированных рабочих, вчера только приехавших из деревни.

– Александр, это ты? – столкнувшись буквально «лоб в лоб», делаю вид, что крайне изумлён, – вот, кого не ожидал здесь увидеть… Так это тебя угораздило, не подскажешь?

Когда он поставил пустой короб на пол, я с живейшим участием заглядываю ему в тоскливые глаза:

– А… Как же тот планер – про который писал?! Я уж думал – ты где-нибудь в кабинете, на самый худой конец – в чертёжном зале… Что случилось?

Тот, вытирая уже достаточно влажным носовым платком пот со лба, вкратце рассказал мне уже известную «из первых рук» историю. Сочувственно качая головой, пнув ящик, спрашиваю:

– Неужели, всё так плохо, Саша?

Тот, надо отдать должное – не впадая в грех уныния, пытается передо мной хорохориться:

– Да, нет – все очень хорош…

Тут его весьма ехидно окликнули от циркулярной пилы:

– Молодой человек, хорош прохлаждаться! Вы ещё у меня не убрали.

Яковлев, пробурчав под нос:

– Вот так всегда: не «товарищ» и даже – не «гражданин»… Не «ты», а всегда – «Вы». Они не считают меня за своего!

Безапелляционно, резко и без малейшей тени какого-нибудь слюнявого сочувствия, бросаю как перчатку в лицо:

– И правильно делают!

Тот, крайне изумлён:

– Почему?!

– Да потому что, по их мнению – ты маешься дурью, как бесящийся от жира барчук. Делаешь не свою работу и занимаешь чужое место в разгар массовой безработицы.

Тут его ещё раз нетерпеливо окликнули и, схватив короб – будущий Главный конструктор бегом отравился собирать лопатой и метлой, здоровенную кучу опилок из-под станка.

Когда я в следующий раз выловил Александра во время краткого перерыва, тот попытался оправдаться. Скорее, перед самим собой, чем предо мной:

– Зато я очень хорошо узнаю производственный процесс, научусь так сказать – своими руками…