Neлюбoff (СИ) - Максимовская Инга. Страница 13

- Да, ладно, Толь, не сердись. Мы, ведь, с тобой братья молочные. Бабы все шлюхи, вопрос только в цене. Да, ты лучше меня это знаешь. Как тачки. Чем авто элитнее, тем дороже в обслуживании. Хотя, бабы быстро учатся.

- Слушай, Олег, что тебе до моей жизни? - раздраженно спрашиваю я. - Мы не друзья даже. Раз в год охотимся вместе. И ты знаешь, что не для меня это развлечение, а все равно, каждый раз заставляешь меня с собой ехать. Зачем?Да так, рассуждаю просто. Ты, ведь, нормальный мужик, а жизнью своей не распоряжаешься. И красивый ты и умный - завистливо рассуждает Олег Анатольевич, уставившись на меня льдисто - синими, маленькими глазками. - Да, только я, по факту, красивее тебя оказался. Не внешне, не внутренне, кошельково - денежно, но это факт, с которым не поспоришь. И ты здесь, только из - за бабок, которые я отсыпаю тебе, щедрой рукою. Думаешь, я не знаю, что ты не здесь сейчас, а в объятьях своей потаскушки. Знаю, но мне нравится властвовать. Ответил я на твой вопрос? И, друзья мы с тобой. Большие друзья, как и со всеми. Или, ты думаешь, я не понимаю, что все, кто называет себя моими приятелями, не разбегутся, лишись я всего? Я падкий на лесть, но не глупый. Этого ты тоже не можешь отрицать. Да, в уме ему не откажешь. Ум, хитрость и полнейшая беспринципность, сделали, когда - то, мелкого барыгу, богатым и уважаемым человеком, превратив его из мальчика на побегушках, в Олега Анатольевича.

- Ты любишь Майю? - спрашиваю я его, наблюдая, как он подхватывает толстыми, сарделько - образными пальцами, прозрачный, слезящийся кусочек ветчины.

-Я ее купил - равнодушно пожимает он плечом - для нее это, самый большой критерий любви. Не раздражает, пока, и ладно - говорит Олег, о некогда любимой мною женщине, с брезгливостью и холодным равнодушием. Никого он не любит, этот приторно - холеный, хищный мужик. Ни жену и дочек, брошенных ради блондинисто - пустой любовницы. Ни любовницу, родившую ему долгожданного сына, но сбежавшую в поисках любви к какому - то работяге, отказавшись от его бешеных денег. И, уж конечно, не любит он Майю, отобрав ее у меня, ради спортивного интереса.

- Не переживай, счастлива она - смеется Олег. - Все у нее есть, что душа пожелает. Да и не выгоню я ее. Сколько бабок вложил уже. Одни сиськи чего стоят. Тюнинговал со всех сторон. Только, больно уж жадная. Но, кобыла породистая, такими не разбрасываются.

- А, знаешь, Олег, ты прав. Я с большим удовольствием, проводил бы сейчас время в компании любимой женщины, а не здесь с тобой, в этом богом забытом месте, откуда даже позвонить нет возможности. Я не понимаю, какая радость в убийстве ни в чем неповинной косули. Для меня это непостижимо. И, может я сейчас тебя удивлю, но настоящие любовь и дружбу, за деньги нельзя купить.

- Обиделся, значит,- сыто улыбается Олег Анатольевич - зря. О мягкотелости твоей, мы наслышаны. Короче, сделай, пожалуйста, так, что - бы чувства твои не мешали работе, и живи, как знаешь. Проект, неделю назад должен был быть готов. Будь любезен, его доделать. В противном случае, все издержки лягут на тебя. Все понял?- говорит он, всем своим видом давая понять, что ему наскучил этот разговор.

Я выхожу из охотничьего домика, с облегчением вдохнув теплый запах, нагретой за день солнцем, хвои и поднимаю голову, вглядываясь в темнеющее небо. У каждого из нас свои критерии счастья. Мое, ждет меня дома. Счастье Олега, оседает валютным эквивалентом, на банковских счетах. Мы из разных миров. У нас разные ценности и моральные принципы. Как объяснить слепцу, что такое солнечный свет? Он, все равно не поймет. Они нашли друг друга - Олег и Майя. Оба беспринципные, любящие только себя люди. Подобное, всегда притягивает подобное. Софья ждет меня дома, и от этого мне тепло и спокойно.

- Я люблю - шепчу я, подмигивающим с неба, звездам.

ГЛАВА 7

Она

Еще два дня. Всего два дня ожидания. Целых два дня без Анатолия. Открыв в себе проснувшееся, чуть шевельнувшееся чувство, вынужденную разлуку, я стала переносить более спокойно. Что бы занять себя я, до блеска вычистила, ставшую моим домом, квартиру. И сейчас с удовольствием наблюдаю, за легким сквозняком, играющим с оконной шторой. За окном весело переругиваются неугомонные ласточки. Под их гомон я отсчитываю минуты моего вынужденного одиночества, слоняясь по чистой, скрипучей квартире. Словно невзначай, задеваю рукой снимок, на котором счастливый Анатолий обнимает красивую женщину, глядящую с изображения, пустым взглядом, прекрасных, холодных глаз. Но, его счастье неподдельно. Он глядит на нее, как на идола, икону. Неужели, любовь отмирает так быстро, или он ошибался в своих чувствах к ней? Анатолий не рассказывал мне о своем браке, а я не расспрашивала, боясь проявить, неуместное, любопытство. Стеклянная рамка разлетается вдребезги, погребая под собой измятое, покореженное счастье. Словно ледяные осколки из сердца Кая, куски битого стекла довершают дело начатое злодейкой судьбой, разделив людей на фотографии уже окончательно, перерезав тонкую нить памяти, которую хранило изображение. Зачем я это сделала? Ведь Анатолий не убрал фото, значит, эти воспоминания были важны для него. Просто не справилась со злым чувством, поднимающимся из самого естества, видя, что кто - то другой владел его сердцем. Осколки режут мне пальцы, мстят за красоту, варварски разбитую мною. Дверной звонок заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Он тревожным набатом врывается в тихий, размеренный мир пустой квартиры. “Всегда спрашивай - кто там?” - учила меня бабушка. Ну почему я никогда не слушалась ее?

- Как ты меня нашла? - обреченно спрашиваю я, глядя на, стоящую на пороге, женщину.

- Это было не трудно, твоего бойфренда многие знают - хищно скалится моя мать. - Ну, впустишь, или, так и будешь, на пороге мать держать?

- Не пущу. Зачем ты пришла? Почему, просто не выкинешь меня из жизни, как когда то из дома?

- Ну, во - первых, кровь не вода. А во - вторых, дети должны помогать родителям, попавшим в трудную ситуацию, так ведь, доченька?

- Я ничего тебе не должна, мама - вздыхаю я, чувствуя, что опять боюсь ее, словно мне снова пять лет. - У тебя, все ситуации трудные, но страдают от них всегда, почему - то другие люди.

- Да мне нужно то. Всего триста тысяч, и ты меня больше не увидишь. Скажи своему другу, пусть купит тебе спокойствие.

Смех душит меня. Истеричный, переходящий в рыдания, хохот.

- Убирайся - говорю я отсмеявшись.

- Софья, доченька, прошу тебя - падает передо мной на колени мать.- Отчим твой меня на порог не пустит без денег. Проигрался он, долг требуют. Говорят, не отдаст - изуродуют.

- Мама, прекрати спектакль, на меня не действует уже давно, твоя, плохая, актерская игра. У меня нет матери, она отказалась от меня, а значит и отчима, нет. Не понимаю, почему ты этого замурзанного мужика боишься. Не может он тебя, в твою квартиру не пустить. Иди домой, и оставь меня в покое.

- Может. Я ему половину квартиры отписала.

- Чтобы мне не досталось? Хитро.- равнодушно говорю я.- Уходи мама. Ничего тебе тут не светит.За что ты так со мной? - спрашивает мать, глядя на меня полными слез, когда - то, самыми родными на свете глазами, в которых я всегда искала, хоть маленький отблеск любви. - Просто. Не люблю - говорю я и закрываю дверь Дрянь - кричит мать, колотя ни в чем не повинную дверь. Она уж и забыла, что выставила меня из дома, сказав те же самые, ледяные, шипастые слова. - Будь ты проклята, гадина.

Проклятья ее мне не страшны. Я и так проклята, с рождения. Проклята уродливой старухой, имя которой нелюбовь. Телевизор, включенный мной, заглушает грохот и крики. Побесновавшись еще полчаса, моя родительница покидает поле брани. Я победила ее. Впервые в жизни я чувствую омерзительное умиротворение и горько - соленый вкус пирровой победы. Уподобившись матери, я принимаю свое генетическое уродство - бездушие и полное безразличие к самому родному на земле человеку. Ром, найденный мною в баре Анатолия, помогает мне отвлечься от мыслей, лезущих в голову, отключает чувство жалости, накрывая тяжелым, алкогольным дурманом. “Ты, такая же, как она. Ни чем не лучше” - шепчет мне в душу пьяная совесть, и я, молчаливо, соглашаюсь с ней.. Она сидит в своем любимом кресле, укутавшись в смешной разноцветный плед, не взирая, на свалившуюся на город, липкую жару, наружу торчат лишь узкие ступни, с длинными пальцами. Я знаю, она стесняется их.