Двадцать четыре секунды до последнего выстрела (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 15
Александр довёл линию верхней губы и спросил тихо: «Помнишь его на видео?». Мэтт покачал головой.
— Но ты знаешь, я их вообще не запоминаю, пока не встречу. Мелковат.
Александр пожал плечами. Да, роста совсем невысокого, на взгляд — пять и три… с половиной. Но это не проблема: каблук и ракурс всё решают, и половина Голливуда это подтвердит.
— Начинайте, мистер Барри, — велела Мари своим звучным голосом.
Барри… Александр мысленно прокрутил в голове кинопробы, но так ничего и не нашёл. Мистер Барри подошёл к самому краю съемочного пространства, как будто был в театре и выходил на авансцену, прошёлся немного в сторону Мари, развернулся и остановился прямо напротив Александра.
Мари показала чуть развернуть камеру. Мистер Барри подвинул стул, сел, и тут Александру бросилось в глаза то, что он не отметил сразу: костюм на актёре не просто сидит отлично, он пошит по фигуре. Он парой линий обозначил это на рисунке.
Барри не двигался и не говорил, и Александр посмотрел ему в глаза. Барри улыбнулся, облизнул губы и сказал совсем тихо:
— Да, мистер Грей, боги к вам милостивы, — у него был тенор, высокий, но не визгливый, — но боги скоро отнимают то, что дают. У вас впереди не много времени для жизни настоящей, полной и прекрасной, — в глазах его что-то поменялось.
Парень был на высоте. И плевать, что он крутил и вертел монолог по-своему. Не в порядке предложений в суть, в том, как достаточно пошлое уальдовское рассуждение об абсолютной власти красоты он в самом начале превращал в угрозу.
— Вы удивительно хороши собой, мистер Грей. Не хмурьтесь, это правда. Подлинная тайна жизни заключена в зримом, а не в сокровенном, правда? — он сделал паузу, от которой, однако, не разило театральщиной. Просто как будто задумался. — Вы улыбаетесь? О, вы не будете улыбаться.
И всё-таки переигрывает. Но, надо признать, переигрывает не критично и не глупо. Не пытается кривляться. Просто как будто чуть-чуть перегибает палку, немного уходит в сторону Бродвея, где, чтобы зрители поняли мысль, её надо с нажимом и паузами сообщить со сцены.
— Вам вдруг станет ясно, что время побед прошло, или придется довольствоваться победами столь жалкими, что в сравнении с прошлым они вам будут казаться горше поражений, — Барри встал со стула, обошёл его и опёрся о спинку. — Каждый уходящий месяц приближает вас к этому тяжкому будущему. Вы будете страдать ужасно… — он вдруг рассмеялся ни с того, ни с сего. Покачал головой и повторил: — Ужасно, мистер Грей, — и подмигнул Александру. Манерно раскланялся и, не дав Мари даже остановить съёмочный процесс, направился к выходу.
— Мистер Барри! — окликнула его одна из ассистенток. — Мистер Барри! — но он просто ушёл.
Александр откинулся на спинку стула и спросил в пустоту:
— Что это было?
— Псих, — уверенно ответил Мэтт. — Всё, давайте последнего, заканчиваем. Быстро, быстро!
К своему стыду, Александр почти не слушал последнее выступление. А потом попросил Мари найти ему видеовизитку этого Барри. Хотелось понять, как это он мог его не запомнить.
Глава 8
По въевшейся неискоренимой привычке Себ проснулся в половине седьмого. Какое-то время лежал, наслаждаясь приятной расслабленностью во всём теле и удобством нового матраса, потом перекатился на бок, на соседнюю подушку, от которой пахло Джоан.
Она уехала вчера сразу, на такси. Себ подождал полчаса и набрал оставленный номер. Она посмеялась над его беспокойством: что и кто сделает в такси сержанту полиции? — но, кажется, жест оценила. И телефон всё-таки дала.
Разлёживаться в кровати долго Себ не умел, поэтому встал и уже собрался было в душ, как у него зазвонил мобильник.
— Себ, в офис, живо. Мистер Фоули рвёт и мечет, — без приветствий и предисловий приказал Клаус.
Через полчаса Себ уже подходил к кабинету — и тут Клаус его перехватил. Придержал за плечо, понизил голос после звучного: «Привет, Майлс!», — и прошептал:
— С боссом не заговаривай, ясно? Просто молчи и кивай. Не спорь, даже если он прикажет прыгать с башни. Слушай, а потом иди ко мне, разрулим. Только не зли его.
Себ не успел спросить, какого хера происходит, а Клаус уже распахнул перед ним дверь того кабинета, где, вероятно, должно было проходить собеседование Себа — то самое, которое в итоге состоялось в приёмной.
Пришлось входить. Кабинет был светлый, просторный и очень пустой. Помимо синего дивана в углу был ещё только большой белый стол и чёрное офисное кресло. Фоули находился в кабинете один, и он был не просто зол. От него расходились физически ощутимые волны ярости. Он говорил по телефону, и, едва войдя, Себ услышал:
— Он сделает то, что я сказал… ИДИОТ! — его голос сорвался на визг, но тут же упал до шёпота: — У него три часа. После этого пришли ему Тобби. Скажем, верхнюю половину.
«Твою мать, — подумал Себ отстранённо. — Остаётся надеяться, что «Тобби» — это такое сокращение». А что, у финансистов много странных аббревиатур. Может, это… торговые… облига… облигаторные банковские бумаги?
Лицо Фоули подсказывало, что, скорее всего, нет. Он сбросил вызов, кинул на Себа быстрый злой взгляд и рявкнул:
— Майлс! Явился. Где тебя носит?
Вместо ответа Себ выпрямился, щелкнул каблуками и замер. Клаус был прав. С таким Фоули лучше просто молчать.
— На столе папка.
Себ немедленно прошёл через кабинет и взял в руки картонную папку.
— К концу сегодняшнего дня он должен прекратить своё жалкое существование, — Фоули отвернулся. Его плечи подрагивали, пока он вглядывался куда-то вдаль.
Открыв папку, Себ первым делом увидел фотографию незнакомого мужчины лет пятидесяти в чёрном пальто. Лицо достаточно приметное: крупные глаза, длинный нос. Волосы густые.
Дальше шла короткая биографическая справка, а за ней — подробный список привычек, посещаемых адресов, распорядок дня и планы на сегодня.
Нужно было сказать что-то вроде: «Есть, сэр», — но предостережение Клауса и собственный здравый смысл требовали молчать. Развернуться и уйти? Задание получено. Но Фоули и не думал его отпускать хотя бы жестом. Поэтому Себ продолжал стоять, держа в руках заказ на убийство.
Спустя минуту Фоули обернулся. Он выглядел так, словно не спал двое суток: под глазами чернели круги, кожа посерела. Он облизнул совершенно белые губы и спросил вкрадчиво:
— Что-то не ясно?
Себ сглотнул и покачал головой.
— Если он останется в живых к полуночи, тебе не понравится моя реакция, Майлс, потому что я очень… очень сильно расстроюсь. А знаешь, что бывает, когда я расстроен? — Фоули говорил медленно и почти нежно. Себ покачал головой. Фоули улыбнулся, показывая белые зубы: — Бум! — глаза совершенно почернели. — Ты можешь идти.
Себ круто повернулся и вышел из кабинета, так и не проронив ни слова. Его уже ждал Клаус, который знаком показал следовать за ним.
Оказавшись в том же кабинете, где Себ подписывал договор, Клаус закрыл дверь, провел ладонью по лбу и спросил:
— Порядок?
— Часто такое?
— Если б часто — меня бы здесь уже не было. Пару раз в год случается. Понимаешь, Фоули — гений, а эти срывы… Просто надо переждать.
Даже безэмоциональный Клаус, кажется, был доведён до ручки. Впрочем, Себ его понимал. Оставайся он с Фоули подольше — тоже умом бы тронулся.
— Ну, чего поручил?
Вместо ответа Себ протянул папку и сказал:
— Я не стал говорить Фоули, но я снайпер, а не киллер. Я сделаю выстрел, точно вовремя и так, чтобы его невозможно было засечь. Но всё остальное…
— Это уже моё дело, — кивнул Клаус. — Мои люди следили за ним, они же прикроют тебя, если что, — потом велел: — Не выключай телефон. Я буду сообщать тебе обо всех его передвижениях. Откуда его брать — думай сам, если понадобится помощь, любая — говори. И, Себ…
— Что?
— Бери свою винтовку, но я тебе передам другие патроны.