И солнце взойдет (СИ) - О'. Страница 135
Рене не могла сказать, кому первому пришла в голову дурная идея навечно закрепить этот день девичьего единения в истории человечества. Одно она знала точно — трезвыми их нельзя было назвать даже издалека. Ни когда они с громким визгом вывалились из бара, ни когда едва не рухнули на скользкой полуподвальной лестнице, и уж точно не в моменты скабрезных шуточек. Однако, со смехом перемешивая под ногами рыхлый снег, они упорно пробирались к ближайшему тату-салону.
Это было безумие. Самое настоящее бесшабашное приключение, в реальность которого Рене никак не могла поверить. Половина девятого вечера в праздничный день работали только самые злачные дыры. А потому в голове старательной ученицы и немного зубрилки подобное поведение граничило с бунтом, танцами на столах или пьяным дебошем. И все же они пришли. Даже без травм спустились по лестнице в закрывавшийся на выходные салон, где, разумеется, услышали категоричное «нет». Ну а дальше все каким-то неведомым образом вышло из-под контроля, когда Энн подняла на мастера полный невиданной нежности взгляд голубых глаз. И у Рене ушли остатки здравого смысла, дабы не фыркнуть подобно какой-нибудь пьяной девице. Право слово, она же не такая? Она же не станет рисовать на своем теле непонятно что, непонятно где и непонятно зачем? Они пьяны! Им нельзя! Черт, она даже татуировку никогда не хотела, но…
— Что будем бить? — деловито спросил молодой парень, чьи заплетенные в дреды волосы свешивались на лицо. И Рене ответила первой.
— Цветок вишни. — За спиной раздался дружный девичий гогот, который перебило лишь громкое пьяное «ТС-С-С!».
Безумие! Господи, какое безумие! Но Рене лишь икнула, откинула с шеи волосы и подставила собственный череп под занесенную над ней машинку. Кошмар…
За ближайшие полчаса она узнала о своем болевом пороге все, что нужно, и даже немного лишнего, покуда игла вонзалась чуть ли не в мозг. Долбежка доходила до самой кости и словно выбивала рисунок на оболочке — два крошечных цветка, несколько лепестков и тонкая веточка. Рене бросало то в жар, то в холод, покрывало испариной и мурашками, пока тонкой линией сначала лег мягкий контур, а потом основной тон. Теплый. Девчачий. Такой весенний и дерзкий. Никто не обговаривал с Рене эскиз, не рисовал на бумаге или ручкой на теле. Но каждый раз, когда мастер наклонялся забрать новой краски, она видела в зеркале, как на истерзанной коже постепенно обретали знакомую форму с брелока розовые вишневые лепестки. Их нежный цвет мешался с каплями крови, отчего становился лишь ярче, почти настоящим. И когда все закончилось, Рене осторожно провела по чуть вздувшемуся под пленкой рисунку. О, господи! Она это сделала? Она это сделала! Рене показала язык своему отражению.
Следующей на очереди была Роузи, которая все это время листала брошюры в поисках самого лучшего иероглифа. А потом настал черед Энн. И, честное слово, мастер справился бы намного быстрее, не отвлекайся он постоянно на улыбки очаровательной медсестры и тихие разговоры. Так что к тому моменту, как подруга наконец освободилась, все успели достаточно протрезветь.
— Это незаконно, аморально и бесчеловечно! — воскликнула трезвая и потому немного обозленная Энн, как только они очутились на улице. После теплой студии здесь оказалось излишне сыро и зябко, а потому все нервно кутались в свои куртки. — Я срочно требую продолжения! В эту ночь нельзя трезветь.
— А может, лучше домой? — пробормотала Рене, шея которой начинала препротивнейше ныть. Часы показывали начало двенадцатого, и после выпитого неимоверно хотелось спать, но…
— Суд по правам человека тебя не оправдает, если лишишь нас сегодня веселья! — Тонкий палец укоризненно ткнулся в грудь, и Рене вздохнула.
Ладно. Она ведь обещала. Так что придется согласиться, а затем постараться пережить несколько часов сумасбродности Энн и не набить шишек. Покачав головой, Рене поспешила за быстро удалявшимися подругами.
В даунтауне одного из крупнейших городов Канады было легко найти удовольствия на любой вкус. Здесь вереницей тянулись разнообразные рестораны, а под землей между станциями метро круглый год работали открытые кафе и фонтаны. Можно было прогуляться по магазинам или, как сейчас, ворваться в первый попавшийся клуб, коих в центральном районе оказалось не счесть. Снег наконец-то закончился, и идти стало легче, но ступени в это немного сумрачное заведение все равно оказались припорошены. Внутри же было удивительно людно. Замерев в нерешительности на пороге, девушки огляделись, а потом Роузи с сомнением спросила:
— Это что? Клуб?
— ДА! — заорала Энн, скинула на первую попавшуюся вешалку куртку и ринулась в гудящую басами толпу, где мгновенно растворилась меж хаотично танцующих женских тел.
— Не нравится мне здесь, — пробормотала Рене, но Роузи лишь пожала плечами и принялась стягивать пальто.
На первый взгляд клуб был обычным — две барные стойки, пестрый танцпол, где под мерцание лазерных установок единым живым организмом шевелилась толпа. Над её колышущимися в такт головами уже вилось густое облако сладковатого дыма от травки с примесью еще чего-то не очень понятного. Рене чуть поморщилась и огляделась. Клуб и правда казался самым обычным. Стены из мелкой зеркальной мозаики, какие-то граффити… Вдалеке виднелась небольшая сцена с целой батареей аппаратуры ди-джея, а перед ней несколько круглых столов, откуда до самого потолка торчали прочные хромированные палки. Забавный декор. Рене хмыкнула и почему-то брезгливо передернула плечами. А по полу тем временем расползались монотонные ритмы типичнейшей для таких клубов музыки, и от непрерывной вибрации уже начинали зудеть ступни. Неожиданно откуда-то из толпы вынырнула взлохмаченная Энн и заговорщицки подмигнула.
— Мы сегодня очень удачно зашли. — И Рене не понравилось, с каким энтузиазмом подруга потянула их к бару.
Впрочем, в меню не нашлось ничего необычного и, взяв по коктейлю, подруги направились в сторону одного из зачем-то привинченных к полу круглых столов. Чтобы танцующие ненароком их не снесли? Рене хихикнула и опустилась на стул. Идти в толпу не хотелось. Так что она медленно потягивала свой девчачий клубничный дайкири, лениво листала ленту новостей в телефоне и наблюдала за представителями homo sapiens, что изгибались в самых невероятных позах под рваный, жесткий ритм. Было немного странно отстраненно сидеть в центре шумного клуба, но это место неуловимо беспокоило пока неясной деталью. Рене не могла понять почему. Она получше пригляделась к толпе и слегка удивилась. Здесь будто все были знакомы. Люди спокойно дотрагивались друг до друга, обнимались, почти целовались. На танцполе царило чувство удивительного единения, которое резко влившимся в эту монолитную группу подругам показалось донельзя странным. Роузи молчала и терла предплечье с выбитым на нем иероглифом, Энн нетерпеливо поглядывала куда-то за сцену. В один глоток допив остатки из коктейльного бокала, Рене последний раз взглянула на яркий экран телефона и уже хотела было подняться, чтобы уговорить подруг пойти куда-то ещё, но ее тут же остановили.
— Подожди. Сейчас начнется! — интригующе прокричала сквозь басы Энн, и ничего не оставалось, как опуститься обратно.
По телу внезапно разлилось приятное тепло. Оно пробежало от сердца к кончикам пальцев и закружилось радужным фейерверком в мозгу. Так странно. В «Безумном Шляпнике» Рене чувствовала себя иначе… Но на голодный желудок алкоголь всосался слишком стремительно, разом ударив под ноги, отчего Рене неаккуратно плюхнулась на стул и вдруг улыбнулась. Ох! А жизнь, оказывается, поразительно хороша! Она огляделась в желании хоть с кем-нибудь поделиться своим неимоверным счастьем, но тут сцена перед глазами вспыхнула яркой подсветкой, музыка с новой силой ударила в уши, а по залу разнесся восторженный женский визг. Повернувшись на звук, Рене прошептала:
— О боже!
Энн восторженно всхлипнула. Роузи непонимающе посмотрела в свой бокал.
Представшее зрелище больше напоминало выступление на поддельном «Мистер Олимпия» — нечто среднее между соревнованиями древнегреческих культуристов и дешевым порно. А потому, закусив губу, с полыхавшими от стыда ушами Рене ошарашенно следила, как под возбужденный писк публики откуда-то из-за раздвижной стены один за другим в черных одинаковых масках выходили шесть мускулистых парней. Они картинно обнимали восторженных девиц, гладили по волосам, а особо рьяных шлепали по подставленным задницам. Их вычурные костюмы полицейских, пожарных, ковбоев и даже индейца отдавали откровенной вульгарностью, а идеальные, точно у накаченных кукольных партнеров Барби, тела вынуждали трещать по швам плотно сидевшие рубашки или комбинезоны.