Первым делом (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 27
— Типичный красный командир, — быстро нашёлся я, — всего боится.
— Так по-твоему типичность красных командиров в их боязливости заключается что ли? — удивился Миль.
— Ну сами посудите, Михал-Леонтьич, — отвечал я, — время-то сейчас какое… шаг влево-вправо без вышестоящей команды чреват самыми непредвиденными вещами…
— Это верно, это верно… — пробормотал себе под нос Миль, и на этом наша беседа сама собой утихла.
Всё на свете когда-нибудь, да заканчивается, завершилась и эта наша бесконечная, как казалось, поездка по бескрайним горам и долам России-матушки. Москву мы проехали ночью, без остановки, чтобы не было соблазнов нарушать распорядок дня, я так думаю, и 31 августа, как и было обещано ранее, причалили к перрону станции под оригинальным названием Мачулищи. Как сказал нам суровый железнодорожник на станции, это место находилось немного южнее столицы Белоруссии. И здесь нам предстояло выгрузиться.
— Есть знатоки местной мовы? — спросил Толик. — Как переводятся эти Мачулищи на русский?
Вызвался отвечать один из наших лётчиков, Петей его звали.
— У меня родственники по материнской линии откуда-то отсюда, учили меня немного белорусскому в детстве, так что могу сказать, что название по-видимому произошло от такой хреновины «мачыло», в ней раньше замачивали лён с коноплёй.
— А зачем замачивать эту коноплю? — спросил я.
— Бабка рассказывала, что для прорастания — там какие-то полезные вещества выделяются, если семена залить водой и оставить их на сутки, на двое…
— Так, — тут же зацепился за него Миль, — а ещё что про это место сказать можешь?
— Да ничего особенного тут нету, деревня деревней… когда-то совсем давно была вотчиной литовского какого-то князя, потом церковь на неё лапу наложила, церковь вон есть, католическая, живёт примерно 500 душ. А при советской власти церковь закрыли само собой, а сейчас решили аэродром, по всему видно, рядом построить — вот и всё, что я знаю.
Тут прибежал запыхавшийся вестовой и начал рулить разгрузкой машин, а нам предоставили целую газовскую полуторку, дабы доставить в расположение части, 184-го истребительного авиационного полка. Мы и прибыли в расположение буквально через десять минут, тут всё недалеко было. А в воротах части нас ждал сюрприз — там стояла девушка Варвара и приветливо махала нам ручкой.
— Привет-привет, — первым обрадовался ей я, — ты тут какими судьбами?
— И вам всем не хворать, — весело отвечала она, — командировали меня сюда, чтоб хозяйственными делами части занялась.
— Это здорово, — сказал наконец своё слово старший из нас по фамилии Миль, — тогда показывай, что тут из хозяйства нашим будет.
Варя (фамилия у неё, кстати, была самая простая и самая распространённая — Кузнецова) повернулась и проводила нас до казармы, где нам и было отведено место в дальнем левом углу.
— А ты тоже тут что ли жить будешь? — спросил я у неё.
— Нет, конечно, меня в семейное общежитие определили, это вон там, — и она махнула рукой направо.
— Мне тут нравится, — сказал я, оглядев предоставленное помещение, — а пищу где нам принимать предстоит?
— Это рядом, вон то здание, откуда дым идёт, — и она показала в окно. — Аэродром тоже совсем неподалёку, туда уже завезли с десяток ишачков, наши А-седьмые вон в тот ангар должны определить.
Вечером, когда суета с переездом и обустройством спала, я вытащил Варвару погулять по окрестностям.
— Здесь в селе даже кинотеатр есть, — с гордостью сказала она, — новое кино вот только что завезли, «Трактористы» называется.
— Это где три танкиста выпили по триста? — не удержался я от подколки.
— Не знаю, — с некоторым замешательством ответила она, — не смотрела, только там вроде трактористы, а не танкисты действуют.
— Ну так давай сходим и узнаем, — с ходу предложил я, а она не отказалась.
Кинотеатр тут, как я и предполагал, за неимением отдельного здания расположили в той самой католической церкви, про которую с утра говорил Петро. Кинопроектор расположили на кафедре, с которой раньше читали свои проповеди ксендзы, а экран повесили напротив, на мозаичные окна с изображением Страшного суда. Очень оригинально. Ну а ряды стульев между этими двумя точками расположили, примерно сотня зрителей вполне умещались. Мы с Варей сели где-то в средних рядах с краю, привычка у меня такая — в местах большого скопления народу размещаться поближе к пунктам эвакуации.
«В эту ночь решили самураи перейти границу у реки» — запел Николай Крючков на фоне титров Мосфильма.
— Ой, это прямо про тебя снято, — прошептала Варвара через десяток минут после старта картины, — ты же тоже самураев на Дальнем Востоке бил, как этот Клим.
— Да, похоже, — согласился я, — только я не танкистом, а лётчиком был. А ты, выходит, получаешься Марьяной.
На нас зашикали сбоку, мол мешаете наслаждаться искусством, мы и замолчали. Когда уже всё закончилось, Клим с Марьяной благополучно сочетались браком, а председатель колхоза благополучно последний раз пошутил про бодающегося комара, мы вышли на тёмную уже почти улицу, и Варя спросила:
— И как там самураи на Дальнем Востоке?
— Маленькие, узкоглазые и упёртые, как эти… как ослики — их тоже очень трудно переубедить в чём-то…
— Поподробнее рассказал бы, тебе же есть про что рассказывать, верно? — попросила она.
Я пожал плечами и выдал историю со сбитым Хироси Мифунэ, после чего Варя задумалась.
— Что, так прямо и распорол себе живот?
— Так прямо и распорол… на моих глазах практически.
— Это страшно наверно было?
— Ну да, страшновато, но на войне всякое случается, надо привыкать, — со вздохом отвечал я. — Ты лучше расскажи, что у вас на заводе нового случилось?
— Да ничего почти и не случилось с тех пор, как вы с Милем отъехали… Камов сделал опытный образец новой модели какой-то…
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я, — и что за модель?
— Винт у неё только один, сверху, но большой, метров шесть в диаметре.
— И чего, уже полетела это модель-то?
— Да, первый полёт был, но неудачный, подпрыгнула на десяток метров и тут же назад плюхнулась. Будем доводить…
— Да, вспомнил, что хотел спросить — а что про твоего Афанасия слышно?
— Во-первых, он не мой, — зло отрезала она (странно, подумал я, до этого был твой), — а во-вторых, ничего не слышно, пропал он с концами и всё тут.
— Ну и славно, — резюмировал я, — вот наши казармы, — и я сделал попытку поцеловать её в губы, а она не стала уворачиваться.
— Спасибо тебе, Веничка, — сказала она чуть позднее.
— За что спасибо-то?? — недоумённо переспросил я.
— За всё спасибо. А сейчас давай по своим казармам, время позднее.
Ну по казармам, значит по казармам, не стал спорить я, проводил её до места, вернулся к своему месту обитания, переждал массу скабрезных шуточек и завалился спать. А проснулся от того, что где-то совсем неподалёку взорвалось что-то очень серьёзное…
Я подскочил на своей койке мгновенно, подпрыгнули и все остальные.
— Нас бомбят? — спросил я в воздух, а ответил мне вбежавший в нашу казарму боец с окровавленной физиономией:
— Боевая тревога, подъём, всем по своим местам!
— Знать бы ещё, где у нас боевые места, — ворчал Толик, быстро, впрочем, одеваясь.
В это время ухнуло совсем рядом с нами, здание вздрогнуло, но устояло на месте, посыпались только стёкла. Мы не сговариваясь всей толпой ломанулись вон отсюда.
— Слушай мою команду, — закричал Миль, как самый старший среди нас, — рассредоточиться и по одному двигаться к нашему ангару.
Кисло пахло пороховыми газами, местные полуодетые бойцы метались в разные стороны и было такое ощущение, что орали все и одновременно. Мы с Толиком решили держаться друг друга и довольно решительно продвигались к нашему ангару. После того сильного взрыва, который выбил стёкла в казарме, наступило некоторое затишье.
— А что случилось-то, как думаешь? — спросил меня между делом Толя, — немцы напали что ли?