Охота на Тигра книга первая КВЖД (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 40

Только не везде всем этим добытчикам мёдом намазано. Чуть дальше на запад в сторону Монголии на более каменистом берегу расположилась банда хунхузов во главе с У Тин Лун более известным как Голодный Тигр. Говорят, никто особенно и не спешит лично проверить у страшного разбойника, что прозвище своё он получил ещё в бытность государственным чиновником, уж больно много требовал в виде взяток за свои услуги. Вечно был голодный.

Как-то поставил не на ту лошадь и вместе со своим боссом был со службы выперт. Сколотил бандочку и стал грабить караваны, что шли с юга Китая к КВЖД, несколько раз и на поезда его отряд нападал. Количество людей всё прибывало. В 1929 году воспользовавшись разгромом китайцев Блюхером у станции Маньчжурия отряд хунхузов под предводительством У Тин Луня разграбил продовольственный и оружейный склад целой дивизии и мудро отошёл назад к озеру, где и основал постоянный лагерь. Даже тростниковые хижины построили. Озеро у берегов почти везде заболочено и тростника столько, что не только хижины, но дворцы из него можно построить. Сапропеля для обмазывания стен круглых домиков по берегам озера Далайнор тоже в избытке. Потому строили хунхузы с размахом, а своему предводителю и двум его наложницам так целый дворец выстроили, только не вверх маханули, а в стороны, пристроили к основному домику ещё три, для наложниц, для добычи и для хранения продуктов. Всё ценное Голодный Тигр держал под рукой.

Если бы японцам или правительству Маньчжоу-го У Тин Лунь мешал, давно бы отправили пару рот солдат и с этим выродком покончили, но нет. Не мешался у сильных мира сего Голодный Тигр под ногами, а совсем наоборот, помогал в осуществлении давно лелеемой мечты. Хотели японцы, ну, а вместе с ними и китайцы прибрать КВЖД к рукам. Не понимали, что если СССР не будет возить по ней грузы, а повезёт чуть кружным путём через Хабаровск, то нафиг этот кусок железной дороги никому не нужен будет. Разве, что для того, чтобы тратить деньги и ресурсы, причём совсем не маленькие на поддержание дороги железной в идеальном порядке, ведь пару подгнивших шпал или раскрутившаяся гайка, на стыке рельс, могут привезти к серьёзной аварии и потере целой кучи денег. Но сейчас стояла другая цель, нужно было любой ценой выжить отсюда русских и любые средства, в том числе и хунхузы, что убивают работников железной дороги, были хороши. Потому время от времени в лагерь к У Тин Луню приезжал обоз из Чжайланора и привозил рис, муку, патроны и даже водку, чтобы доблестные войны могли отмечать свои победы над женщинами и детьми.

В этот раз вместе с продовольствием приехало ещё два человека. Один был японским офицером и второй был японским офицером. Старший был в звание колонель или капитан, а второй, который исполнял роль переводчика, был вторым лейтенантом с оранжевыми петлицами инженерных войск.

Событие сорок девятое

Сара жалуется соседке Циле:

— Скока я Абраше доказывала, шо я добрая! Кричала, била. Не верит!!!

Есть те, кто несут хаос, и те, чья ноша — добро и любовь. Есть и третьи, что несут справедливость. И есть я. Я несу труп в реку сбрасывать.

Тащить на себе пулемёт дело не простое. Он вечно будет мешаться, кроме того — один весит девять кило, а три. А ещё эта прожорливая сенокосилка выплёвывает из себя четыреста пятьдесят пулек в минуту. Чуть больше двух минут из трёх пулемётов и вуаля — три тысячи патронов. Это один весит хрен, да ни хрена всего, даже до сорока граммов не доходит. А три тысячи. Сто двадцать килограмм и тридцать кило сами пулемёты. Итого: сто пятьдесят кило. Не унести человеку. Даже на носилках. Решили потому осетра урезать. Сделали из бамбука и парусины прочные носилки и взяли всего тысячу патронов. Лент ведь для патронов, как в пулемёте Максим, нету у ручной пулемёта Мадсена. Рожки на сорок патронов у датчанина. Три рожка на каждый пулемёт снаряжённые — это двести сорок патронов и семьсот шестьдесят россыпью. Общий вес железа на носилках составил около семидесяти килограмм. Ещё и сами увешаны железом, две фляжки полные у каждого, пистолеты, штык ножи от Арисаки. А продукты?

Бедняга Васька, когда наставал его черёд тащить носилки, сгибался и больше десяти минут такой пытки не выдерживал. Да и худой Иван Яковлевич не сильно далеко ушёл от китайчонка. Потому больше отдыхали, чем шли. До обеда протопали около пяти километров и сели в очередной небольшой рощице перекусить. Хорошо, что путь к северо-западному берегу озера проходил по почти безжизненной земле. Воды нет, леса нет, а значит, и жить здесь никто не будет, дорога и грунтовая, и железная проходят гораздо восточнее, вот там все жильцы и сконцентрировались. Здесь только не очень понимающие про границы монголы иногда коней и овец пасут. Но сейчас уже лето вступило в свои права, и трава высохла, а потому даже пастухов не было видно.

Колки или небольшие рощицы в основном из сосен, берёз и дубов местных встречались всё реже и реже по мере удаления от границы и становились они всё реже и все меньше по размеру. Уже и по три — четыре деревца стали встречаться. Пак сказал, что вскоре голая степь начнётся, и будет тянуться вплоть до прибрежных зарослей камыша. Эта рощица была для отдыха выбрана не ими первыми. В центре чернел след от костра, и трава его не затянула, а значит не так и давно люди тут огонь разводили. Все ветки у деревьев были выше человеческого роста обломаны, и сразу ясно становилось, что использовали как топливо для костра.

—Здесь расположимся, — плюхнулся и Пак плашмя. Если Васька с Ванькой менялись при транспортировке носилок, то Паку из-за их хлипкости нести почти всегда приходилось. Он ведь даже ниже Брехта по росту и тоже не Шварценеггер в молодости по комплекции, одни жилы. Но тащил все эти пять, может, чуть больше километров, и не стонал.

Полежали пять-семь минут и стали подниматься. Иван Яковлевич сел, прислонившись спиной к берёзе, и достал пачку английских галет. Пока сдирал с них бумагу, так получилось, что он сидел лицом на юг, всё время солнце в глаза било, и он решил пересесть. Приподнялся и, уже зайдя за дерево, бросил взгляд в степь. Там из-за солнца видно было плохо, но вроде чёрное пятно какое в мареве, что поднимается от земли нагретой видно.

—Вроде что-то чернеет, — привлёк он внимание Пака.

Тот прямо подскочил, словно и не валялся на прошлогодней листве только что, изображая труп.

—Где? — Брехт ткнул рукой.

Пак приподнял с земли Арисаку и, приложив винтовку к плечу, приник к оптическому прицелу. Долго рассматривал, минуты три, Брехту уже хотелось вырвать у корейца винтовку и глянуть самому.

—Восемь человек и две лошади, — сообщил, передавая японку Ивану Яковлевичу, Бич.

—Кто? — приник к окуляру.

—Даже гадать не надо. Хунхузы вышли на очередную акцию и задание даже сказать их могу — опять взорвать дом какого-нибудь советского железнодорожного начальника и убить по возможности членов его семьи.

—Удачно! — криво улыбнулся Брехт.

—Да, Ваня, ворожит тебе Хаэчи. Это наш корейский добрый дух, такое существо похожее на льва, что защищает обиженных.

—Что делать будем? — привстал с листьев и Васька. И даже маузер, что вручил ему Брехт, вытащил из деревянной кобуры.

—Вот бы лошадей захватить, а то устал я эти железяки тащить, — предложил Иван Яковлевич.

—Конечно. Их восемь. Тут укрытие никакое, рощица просматривается насквозь. Ветки ведь высоко. Они нас метров со ста уже заметят. Потому нужно залечь и быстрее приготовить пулемёт один. Твоя работа, Иван. — Пак хлопнул Брехта по плечу, одобряя. — Но стрелять из него только в крайнем случае, если что не так пойдёт. Подпустим их метров на сто пятьдесят, и я из винтовки открою по ним огонь. Даже если все назад побегут, то должен успеть положить всех. А ты Васька устройся вон за той берёзой и стреляй только когда кто-нибудь ближе пятидесяти метров подойдёт.

Провозились минуты две. Пока пулемёт на сошки установили, пока лишние вещи за дальние деревья оттащили. И всё ведь ползком. Хунхузов, если это они уже и без прицела видно было. Наконец, все устроились за своими деревьями, и Брехт потянул за затвор, досылая патрон в патронник. Ох, громко-то как. В степи ни ветерка, из всех звуков только жаворонок в степени неподалёку песню распевает, да каркают невдалеке вороны, которые временно уступили рощицу людям. Как бы они этих людей и не выдали. Когда про всяких партизан Иван Яковлевич книги читал, то там всё время то сорока, то ворона выдавала крадущегося неприятеля. А тут неприятель подходит неспешно, ведя двух лошадок в поводу, а ворон-то в рощице и нет, рядом ругаются. Может, этот неприятель и насторожиться.