Не он (СИ) - Джиллиан Алекс. Страница 8
— Что ты им сказал? — требовательно спрашивает Элинор.
— Им?
— Полицейским.
— Правду, Эль.
— И они поверили, что ты Кристофер Хант?
— А почему бы им сомневаться в этом?
— Потому что это ложь, — агрессивно бросает Элинор.
— Докажи, — невозмутимо парирует ублюдок.
Она изумленно вскидывает голову. Это признание или провокация? Или зашкаливающая самоуверенность? Их взгляды сталкиваются в немом противостоянии. Лин замирает, попав под подавляющее влияние светло-серых глаз.
От чужака исходит леденящая душу опасность, кроющаяся за каждым жестом, словом, взглядом. Нет сомнений, этот человек способен на что угодно, на любую гнусность. Если она продолжит бросать ему вызов, то может никогда больше не увидеть Джонаса и Милли. От мысли о том, что они проснулись этим утром вдали от нее, все внутренности несчастной матери сжимаются в тугой комок. Они никогда не расставались надолго, и Элинор чувствовала опустошающую боль от невозможности быть сейчас рядом с детьми. Милли еще совсем малышка, и никто кроме матери не сможет позаботиться о ней правильно, а у Джонаса аллергия на лактозу. Лин молила Бога только об одном — чтобы ее детям не причинили вреда, и лелеяла в душе надежду, что Кристофера держат вместе с ними, что он жив и сможет защитить малышей.
— Легко, — наконец произносит Элинор, открывая галерею с фотографиями, уверенная, что там найдется около тысячи кадров доказательств ее правоты. Но то, что она видит, листая многочисленные снимки, вводит Лин в полнейший ступор.
— Ты взломал мой телефон, — очнувшись, она яростно бросает обвинение в лицо ублюдку. — Я оставила его в детской. Это было проще простого, — бормочет надтреснутым голосом.
Одну за другой Элинор открывает знакомые фотографии с одним единственным изменением, присутствующим на каждом совместном снимке — вместо лица Кристофера Лин видит гнусную физиономию чужака и ни одного единого кадра с Милли и Джонасом.
— Ты стер моих детей, сукин сын, — стиснув телефон в ладони, она яростно смотрит в стальные глаза мужчины.
— Зачем мне это делать, Эль? — сдержанно спрашивает он.
— Это ты мне скажи, какого черта тебе нужно от моей семьи?
— Я твоя семья, Эль. И это ты хочешь стереть меня, и я не могу понять почему.
— Я тебя не знаю, — цедит она по слогам.
— Меня зовут Кристофер Хант. Я твой муж. Я могу показать тебе удостоверение личности и свидетельство о браке, но это тебя не убедит, так?
— Ты наверняка их подделал! — взбешенно бросает Элинор.
— Зачем? Задумайся, для чего мне это нужно? Выкуп? Это просто смешно. А Тэмзин? Зачем ей лгать? Если хочешь, позвони Келли. Или ты и мою тетю считаешь соучастницей? Она уже на пути сюда, чтобы помочь тебе восстановить провалы в памяти.
— У меня нет никаких провалов! — шипит Лин, до хруста стиснув кулаки.
— Это ты так думаешь, — спокойным до тошноты голосом возражает чужак.
— Я не сумасшедшая.
— Я этого не говорил, — он наклоняется вперед, и их лица оказываются на одном уровне. В раздувающиеся ноздри Элинор проникает родной аромат мужа, и ее мутит от страха и отвращения, хотя она сама много лет назад выбрала для Кристофера этот запах. — У тебя уже случались вспышки диссоциативной амнезии. Это происходило, когда ты переставала пить лекарства.
— Ложь, — отрицательно тряхнув головой, бросает Лин. — Я абсолютно здорова.
— В последние месяцы ты часто жаловалась, что таблетки влияют на твои художественные способности, — тем же тоном продолжает мужчина. — Ты говорила, что твои пальцы дрожат и линии получаются нечеткими. Вероятно, ты снова бросила пить лекарства, потому что не могла закончить портрет.
— Что за бред ты несешь?
— Это не бред, Эль, — знакомый голос заставляет Элинор вздрогнуть от неожиданности.
Оторвавшись от ненавистного лица, она переводит взгляд на стоящую в дверях высокую стройную шатенку, взирающую на нее со смесью сочувствия и сожаления. Элегантное коралловое платье сидит идеально, подчёркивая все достоинства идеальной фигуры, и несмотря на яркий цвет, не выглядит вульгарным. Возраст гостьи сходу определить проблематично. Келли Хант из тех женщин, кто шесть часов в сутки отдаёт уходу за своей внешностью, а остальное время — сну и удовольствиям. Правда, она заикалась как-то, что у неё есть работа... Как-то между путешествиями, салонами красоты и прогулками по бутикам.
— Я не ждал тебя так рано, — буднично произносит самозванец, обращаясь к вошедшей.
— Келли…, — Элинор потрясенно выдыхает имя единственной близкой родственницы мужа. К ставшему обыденным чувству ужаса и шока добавляется изумление.
Лин много лет была знакома с Келли Хант, чтобы сомневаться в ее реакции на присутствие чужака, называющегося именем Кристофера, но именно это она и делает — сомневается. После скоропостижной смерти сестры от тяжелой болезни, Келли Хант принимала активное участие в воспитании Кристофера и вряд ли может перепутать любимого племянника с кем-то другим, а значит ее вынудили притворяться и принимать участие в этом ужасающем фарсе.
Крис, как и Лин, рано лишился матери. Это был один из общих факторов, что когда-то сблизили их. У обоих имелись любящие отцы, у Криса — заботливая тетя, а у Лин — мачеха и младший брат, но они все равно чувствовали себя одинокими. У одиночества нет социальной градации, это чувство одинаково терзает каждого из нас. Богатая девочка и бедный мальчик дали друг другу то, что не смогли все остальные, они создали свой идеальный маленький мир и были в нем по-настоящему счастливы, пока не появился чужак, разрушив за один день то, что строилось с таким трудом.
Келли Хант переступает порог спальни и медленно приближается к постели. Поравнявшись с псевдо Кристофером, она кладет руку на его плечо и наклонившись по-родственному тепло целует в щеку.
— Пришлось ускориться. Поняла, что без меня ты не справишься, — негромко отзывается Келли.
Лин не верит собственным ушам. Отказывается верить глазам.
Почему? Почему, чёрт возьми, они все это делают с ней?
В горле застревает отчаянный стон. Если Келли лжет, то кому верить? Лин чувствует, как все краски отливают от лица и леденеют пальцы на руках и ногах.
— Оставь нас, Кристофер. Я сама поговорю с твоей женой, — строго произносит Келли, остановив на Лин обеспокоенной взгляд.
— Я буду в кабинете, — не возражает лживый извращенец.
Элинор передергивает, когда он касается ее щеки тыльной стороной ладони. Длинные черные ресницы опускаются, и она физически ощущает его взгляд на своих губах.
— Зайдешь, как будешь готова обсудить проблему? — мужские пальцы властно подхватывают ее подбородок. — Прошу, Эль, подумай о том, что не ты одна страдаешь. Я чувствую полное бессилие, когда ты такая, — подушечкой большого пальца он проводит по ее нижней губе, и Лин резко уклоняется, одарив его ледяным взглядом.
— Не смей сравнивать. Ты даже приблизительно не можешь понять, что я сейчас чувствую, — грубо бросает она, шумно втягивая воздух. Темные ресницы мужчины вздрагивают, но он встает быстрее, чем Лин успевает поймать его взгляд.
— Ты знаешь, где меня найти, если возникнет желание поговорить, — с этими словами самозванец стремительно покидает спальню.
Глава 3
Дышать стало легче, как только за фальшивым мужем закрылась дверь. Никогда еще присутствие другого человека так сильно не подавляло Элинор, высасывая все жизненные силы, как это происходило в минуты взаимодействия с тем, кто только что покинул спальню.
Встав с кровати, она подходит к окну. В теле ощущается странная необъяснимая легкость, но в голове все еще стоит легкий туман. Однако он не влияет на ее когнитивные способности. Она знает, что у нее нет никакой амнезии. Ни одна женщина не сможет достоверно придумать процесс родов, если никогда этого не переживала в реальности. И Лин имеет в виду не боль. Существуют шрамы, напоминающие о потерях и страданиях, о событиях, оставивших след, выжженное клеймо в душе. Но есть и другие шрамы. Она называет их счастливыми. И боль, через которую они запечатываются в сердцах, несет благословение.