ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена. Страница 2
— Веся, луна, конечно, красивая, но ты лучше.
Улыбнулась невольно, платье надела, и пуговки застегивая к столу поспешила. Только села, да блюдце к себе развернула, смотрю — а охранябушка мой тоже только купался, видать. Волосы влажные, рубашку на ходу застегивает, прямо как я. Только странно застегивал — левый рукав был натянут и манжет наглухо застегнут, а воротник поправлял еще, и правый рукав не расправил даже.
— Вечер добрый, Весенька, — улыбнулся мне маг.
И зацвела я, как роза майская. И ведь знаю я, что не быть нам вместе, скорее как два берега реки, только смотреть друг на друга и можем, а все равно вот увидела его и сердцу так радостно.
— И тебе, — ответила вежливо. — Мылся ты смотрю, от чего позже не позвал?
— Ааа, это… — Агнехран волосы поправил по-мужски, всей пятерней, и словно только сейчас вспомнил, что мокрые. — Не запланировано вышло, прости.
Было бы еще что прощать.
— Спасибо, что время для меня нашел, — поблагодарила я.
Улыбнулся маг, да голову склонил. Только выглядело это не то чтобы учтиво, почему-то показалось, что он улыбку свою скрыть пытается. От чего же?
— Случилось что? — встревожилась я.
— Нет, что ты, — и охранябушка в глаза мне посмотрел, — все хорошо. Ты как?
Вопрос врасплох застал.
Ну да я пока гребень взяла, пока волосы расчесывать начала, и с ответом нашлась.
— Хорошо я.
— И где же это твое хорошо?! — вдруг как-то гневно вопросил Агнехран. — Под глазами тени черные, не спала видать опять вовсе. А в глазах страх вижу. Чего боишься?
Так я и сказала.
Споро гребнем волосы расчесала, на спину откинула, пусть сохнут, приманила к себе лист бумажный, да перо гусиное с чернильницей. В чернила обмакнула, и вежливо обратилась к магу со словами:
— А не составит ли труда, для уважаемого мага, поведать мне заклинание упокоения нежити?
А Агнехрана что-то где-то свалилось, а само он замер, пристально на меня глядя. Я на него гляжу невозмутимо невинным взглядом. И тут оказалось, что свалилось там у него не «что-то», а «кто-то», и не просто кто-то, а Данир. Маг молодой с трудом поднялся и неуверенно начал:
— Лорд Агнехран, а куда пла…
Не договорил.
Смело его волной магической, опосля и дверь в кабинет архимага с грохотом захлопнулась, а сам Агнехран ко мне подался и спросил недобро:
— А для чего это тебе, Весенька?
Подалась я к нему, в глаза синие вглядываясь и прошептала:
— А за надом.
И он ближе подался, да тоже прошептал:
— А за каким надом?
— За большим, — выдохнула в ответ.
Архимаг судорожно вздохнул, сел ровно, на меня глядит мрачно, губы сжаты, глаза темнеют. Красииивый. Опять без сурьмы вокруг глаз, без крема магического, волосы влажные не зачесаны, в низкий хвост не собраны, как у магов полагается, и от того такой красивый он, и родной, и… о чем, ты, Веся, думаешь, голова твоя бедовая!
И села я тоже ровно, на лист бумаги перед собой гляжу, а оттудова на меня клякса внушительная глядит весело… и когда только успела я кляксу поставить?!
— Весенька, — тихо маг позвал, — как объяснить тебе, что магия не самая безопасная вещь на свете этом?
Усмехнулась я невесело, да и напомнила:
— Маг, ты с ведьмой говоришь.
Опосля слов этих только взгляд на него подняла. Сидел охранябушка — плечи и спина ровные, выправка-то у него военная, а вот по взгляду видно, что словно ссутулился. И на меня смотрит, а в глазах боль да тревога.
— Что ты задумала? — прямо спросил.
Вздохнула, да и лукавить не стала:
— Ответ кроется в вопросе, Агнехран.
Улыбнулся, головой отрицательно покачал, да и сказал:
— Не думал никогда, что мое имя может звучать так…
Отвернулся, в окно у себя поглядел несколько секунд томительных, опосля снова в глаза мне взглянул, и произнес:
— Ты ведьма, Веся, ты пробудить нежить можешь, именно пробудить — но не упокоить. Нет у тебя силы такой, нет могильного холода, нет стальной решимости да ледяной беспощадности. Нет их у тебя, не на чем заклинание строить.
Помолчала и я, задумавшись, на бумагу перед собой поглядела, на кляксу вторую уже по счету, да вновь на мага взглянув, ответила:
— Вообще-то есть.
— Могильный холод? — догадался Агнехран.
Кивнула.
— Это ты так решила, потому что поутру чуть нежитью не стала? — поинтересовался иронично.
— Не только поутру, — возразила я. — И весь день я в себе этот холод ощущаю, а близ Гиблого яра и вовсе растет это ощущение. От того, смогу я…
— Нет, — пресек слова мои архимаг.
Вздохнул тяжело, головой покачал отрицательно, с меня взгляда не сводя, и пояснил:
— Четыре составляющих нужны, Веся. Четыре. Как четыре столба, что крышу держат, как четыре стены у гроба, как четыре стихии. А у тебя всего одна составляющая, одна из четырех.
И пока молчала я растерянно, продолжил:
— Ты силу над нежитью утратишь уже к утру, слишком много жизни в тебе, слишком много света — твоя магия скверну уже сейчас на корню давит, к рассвету от могильного холода в душе твоей ничего не останется. Но нежить могу упокоить я.
И сказал он это так уверенно, что я бы даже поверила, если бы не знала, чего стоит магам упокоение нежити. Но я знала.
— Контуры магические чертить устанешь, даже если до сотой доли нежити Гиблого яра доберешься, — заметила, с улыбкою.
И Агнехран помрачнел.
— Тиромиру язык бы следовало вырвать, — произнес в сердцах.
Я улыбнулась шире. Он на меня засмотрелся. Я на него. И вот смотрю, просто ведь смотрю, а чувство такое, словно взлетаю птицею, над облаками, да к самым звездам…
Тут открылась со скрипом дверь в избу, домовой вошел, дверь плечом придерживая, да и сообщил:
— Ужин твой, хозяюшка. Весь день же маковой росинки во рту не держала, поесть надобно. А не то, аспид мне…
На этом домовой до стола дошел, да в блюдце Агнехрана-мага увидал.
Тут же голову склонил приветственно, вежливо склонил голову в ответ архимаг. Да говорить не стали. Споро домовой мой избу покинул, а охранябушка вид сделал, словно вообще ничего не произошло. А затем снова на меня посмотрел, вздохнул, да и сказал:
— Поешь, пожалуйста. А я пока посмотрю, что сделать можно, с силою твоею. Только уговор, Веся, я нужное заклинание ищу, а ты ешь. И в одеяло завернись, дрожишь вся. И все с подноса чтобы съела.
Я поглядела на поднос. Не поскупился домовой — и ветчина копченая, и сыр заморский, и окорока свиного часть внушительная, и грибов всяческих, по счастью не поганок, жаренных понапринес, и…
— Охранябушка, я же столько не съем! — призналась честно.
Маг с сомнением посмотрел на поднос, на меня, и сдался:
— Половину.
Я посмотрела на поднос, на него…
— Половину без вон того маленького кусочка, — не сдавался Агнехран.
Тут дверь открылась, домовой вернулся с краюхой хлеба, да крынкой сметаны. Все передо мной поставил, поклонился магу, да и вышел тихохонько.
— А ты ужинал? — спросила у архимага, скрывшегося за стеллажом с книгами.
— Потом поем, — кратко ответил он.
Мне от ответа его, почему-то и кусок в горло не лез.
— Не буду сама есть, — слова сами вырвались.
— От чего же это? Всегда сама ела, тебе ж со мной неуютно было по первости, а теперь что?
— А теперь неуютно без тебя, — тихо призналась я.
А он услышал.
Вернулся с книгами, целую стопку насобирал, сел, на меня посмотрел, улыбнулся, руку протянул, к блюдцу серебряному прикасаясь, от чего словно рябь по серебру пошла, и сказал:
— Я буду вот те жаренные поганки, домовой у тебя их лучше всех готовит.
— Это не поганки! — возмутилась я. — Грибы лесные, и…
— Поганки, — заверил меня Агнехран. — Давай хлеб сюда, порежу.
Я подскочила, засуетилась, тарелки нашла, вилки, нож почти нашла.
— В другом шкафу. Левее, ниже, чуть дальше, — попутно направлял охранябушка. — Давай так хлеб, у меня нож есть и не один. И ближе.