Металл цвета крови - Тамоников Александр. Страница 6

Вот перебежали двое: один успел залечь, другой картинно схватился за грудь, упал сначала на колени, потом носом в мох. Засмеялся Машковский – отличный выстрел! Другой немец выпал из-за дерева, держась за живот, застыл в неестественной позе. Остальные начинали злиться, палили беспрестанно. Двое появились сбоку – одного Машковский подстрелил, другого загнал обратно в кустарник.

Взорвалась граната – бойца отбросило назад, словно он получил громкую оплеуху, откинул окровавленную голову. Отлетела в сторону винтовка.

Немцам надоело тянуть резину – они пошли вперед, подгоняемые офицером. Шли быстро, стреляли от пояса, выкрикивали что-то сердитое.

Березин продолжал стрелять, повалил громилу с белесыми глазами. Ничего не осталось в голове – ни страха, ни злости, ни желания жить всем смертям назло! Слева стонал Таврин, садил из винтовки. И вдруг замолк. Березин не отвлекался, привстал на колено, бил по фигурам, мелькающим среди деревьев.

Кончились патроны в диске – все семьдесят штук. Он отбросил автомат, выхватил из кобуры пистолет, перекатился, стал палить, сжимая рукоятку двумя руками. Дрожали пальцы, двоилось в глазах. Мишени расплывались, кажется, он все-таки в кого-то попал. Кончилась обойма, он отбросил и пистолет, откатился вправо, схватил винтовку Машковского, сделал два выстрела. Повалился за кочку, пополз к Таврину, у того еще оставались патроны…

Граната упала практически под носом. Он уже не мог здраво оценивать происходящее. Тело не слушалось, в больной голове все смешалось. Он равнодушно смотрел на противопехотную осколочную гранату, имеющую несоразмерную с боевой частью рукоятку. Там было выдавлено: «Vor Gebrauch…» Шелковый шнурок вывалился из торцевой части…

И лишь в последний миг Березин прозрел. Метнулся в сторону, в этот момент и грянул взрыв. Лейтенант почувствовал нестерпимую боль в боку и в плече… Потом все кончилось, и больше ничего не было…

Он начал возвращаться к жизни только с наступлением темноты. Почему он выжил – вопрос к богу, если допустить его существование. Осколки вонзились в тело, но, к счастью, не зацепили жизненно важных органов. Плюс хорошая свертываемость крови, молодость, безупречное здоровье…

Но крови Березин потерял много. Жизнь возвращалась фрагментами: темными пятнами, светлыми пятнами. Он видел кроны деревьев над головой, они качались. Плыли кудлатые облака…

Это не было похоже на смерть. Возвращалась память, способность анализировать прошедшие события. Он был похож на труп, и его посчитали трупом.

Березин перевернулся на бок, задыхаясь от боли в боку, подтянул под себя ноги. Было холодно. Тишину нарушали только звуки природы: крупная птица спорхнула с дерева, рыбка плеснула в пруду.

Впрочем, прислушавшись, он различил отдаленный гул. Война продолжалась. Лейтенант медленно приходил в себя, попытался подняться, это удалось только с третьей попытки. Встал на колени, уперся в дерево здоровым плечом. Медленно повернулся к озеру.

Машина стояла именно там, куда он ее загнал. Задний борт отвалился. Лейтенант поднялся на ноги, рыча от боли. Это была неудачная попытка – пришлось опуститься. Он перевел дыхание и стал себя ощупывать. В левом боку все горело – такое ощущение, что туда засунули раскаленный пинцет. То же самое в левом плече. Рука шевелилась, сгибались и разгибались пальцы, но каждое движение сопровождалось адской болью.

Он полз боком, опираясь на здоровую руку, хрипел, сознание балансировало на краю. Силы иссякли, он лег, глядя на убитого рядового Таврина – у того в глазах застыл холод. Хорошо, что полумрак – не видно начальных признаков разложения…

За спиной бойца висел отдавленный вещмешок. Он извлек из кармана перочинный нож, перерезал лямки, развязал одной рукой. Но все усилия оказались тщетны – аптечки у бойца не оказалось. Теплые носки, кусок брезента, пара банок тушеной свинины…

Березин отдышался, пополз на поляну. Там должны быть трупы немецких парашютистов, а значит, – и аптечка. Он ползал по поляне, высовывался за деревья. Трупов не было – видно, немцы забрали их с собой. Каким именно образом, думать пока не хотелось. Но один ранец из грубой кожи он все-таки нашел.

Закусив губу, лейтенант извлек из кармана плоский фонарик, высыпал на землю содержимое ранца. Письма с фашистской родины, похожие носки, перчатки, нижнее белье, безвкусные галеты – он отбрасывал все ненужное.

Аптечка, фляжка со шнапсом – вот это настоящий подарок! Шнапс был терпким, зловонным и очень крепким. Он обжигал стенки гортани и вызывал позывы к рвоте. Но потом стало легче. Пусть на время, но все же. Березин стащил с себя гимнастерку, нательное белье – и все время выл от боли. Сползал к воде, промыл раны, протер шнапсом, не забыв часть напитка влить внутрь.

Осколки прочно сидели в теле, вызывая жгучую резь. Извлекать их в таких условиях было опасно. Как долго он так продержится? Пока не начнется заражение – часов десять – двенадцать… А потом конец, если не попадет на стол к хирургу…

Он заматывал себя бинтами – сначала плечо, потом торс, не жалея бинта и обеззараживающей мази. Кровотечение почти прекратилось, но сколько крови он уже потерял? Выбора не было – он натягивал на себя окровавленную гимнастерку, убедился, что документы на месте. Потом ползал по траве, искал хоть какое-то оружие.

В обойме у Таврина оставалось три патрона. Винтовка была тяжелее железнодорожной шпалы, зато удачно заменяла костыль. Он нашел мятую пачку с сигаретами, встал на колени, вцепившись здоровой рукой в ветку, – только такая поза была терпимой. Курил и ухмылялся: вот же резиновый мишка с дыркой в боку…

Он допил остатки шнапса, задумался: не поискать ли второй ранец? Сколько фрицев они перестреляли – человек пять-шесть? Потом отказался от этой мысли. Алкоголь способен возвращать к жизни, но в умеренных дозах и ненадолго.

«Никому не расскажу, что от смерти меня спас немецкий шнапс», – думал Березин, ковыляя к машине. Он хлюпал по воде, не замечая, как мокнут ноги. Груз из кузова пропал – все восемь ящиков. Задание они не выполнили, и если лейтенант выберется из этого ада, придется отвечать перед начальством. По головке не погладят, это точно.

Он пытался представить, что здесь произошло. Березина сочли за мертвого. Немцы вышли к озеру, осмотрели грузовик. Случаен ли десант или немцы действовали по наводке – уже никто не расскажет, незачем и голову ломать.

Часть диверсантов, очевидно, вернулись к «ГАЗ-4» на лесной дороге (до него тут метров триста), подогнали машину к озеру, перегрузили контейнеры, туда же уложили своих погибших и убрались. Их уже не найти, давно у своих. Красную Армию отогнали к городу…

Березин замер, прислушался. С севера доносился гул. Да и на востоке – то же самое. Доносились отдаленные взрывы – их скрадывали звуки леса. Неужели наши войска отступили к городу? Такого не может быть, кто-то же должен сопротивляться…

Он побрел к дороге, ориентируясь по памяти, теряясь в догадках – как долго он сможет пройти?

Несколько раз возобновлялось кровотечение, он делал остановки, перематывал бинты. Больше всего хотелось лечь и уснуть, но такой роскоши он себе позволить не мог. Березин брел, пока хватало сил, потом опускался на колени, полз.

В стороне стреляли, рвались гранаты, мины. Гудели самолеты. Несколько минут он лежал в кустах у дороги, дожидаясь, пока проедут немецкие мотоциклисты. Они кружили по полю, весело перекликались, потом убрались в западном направлении.

Он подобрал раздвоенную на конце жердину – она больше походила на костыль, чем винтовка, «СВТ» забросил за спину, двинулся в чащу, обходя заросли кустарника. Ближе к рассвету он окончательно обессилел, выполз из леса к дороге, съехал в канаву, где и потерял сознание.

Очнулся лейтенант Березин, когда по дороге брело выходящее из окружения подразделение красноармейцев. Его не замечали – мало ли что там валяется. Их было человек тридцать – все, что осталось от стрелкового батальона. Грязные, уставшие, многие в почерневших от крови повязках. Солдаты шли по дороге, с трудом волоча ноги. Подразделение еще было боеспособным – кто-то тащил на плече ручной пулемет Дегтярева, у многих за спинами болтались трофейные автоматы. Поскрипывала телега, запряженная лошадью, в ней лежали раненые, неспособные сами передвигаться.