Металл цвета крови - Тамоников Александр. Страница 8

Артподготовка продолжалась больше двух часов, потом войска Ленинградского и Волховского фронтов устремились навстречу друг другу. Был отбит Шлиссельбург, прорезан коридор шириной 11 километров для восстановления сухопутной связи Ленинграда с остальной территорией.

Одновременно от немцев очистили южную часть Ладоги.

Бои шли яростные, кровопролитные. Немецкое командование бросило в бой все резервы. Советские войска отражали атаки, пытались расширить плацдарм. Увеличить зону, свободную от немцев, в этот год не удалось, но коридор остался. За 17 дней вдоль берега Невы проложили железную и автомобильную дороги. В город устремились потоки грузов. Из Ленинграда гражданское население эвакуировали в тыл. Многострадальный город вздохнул свободнее…

Но только через год, в январе 1944-го, блокаду сняли полностью. 14 января началась Ленинградско-Новгородская наступательная операция. 20 января войска Ленинградского фронта разгромили Красносельскую группировку вермахта, погнали немцев на запад, освобождая южные пригороды – Пушкин, Павловск, Красный Бор. Части Волховского фронта освободили Новгород.

27 января в честь снятия блокады был дан салют.

Немецкие войска откатывались на запад. Были освобождены Ломоносов, Петергоф – врага успешно вытесняли из Ленинградской области.

В город приходила мирная жизнь. Возвращалось население из эвакуации, приступали к работе предприятия. Но шрамы войны еще долго оставались на лице города и в памяти людей – забыть такое было невозможно…

– Олег Иванович, вас подождать? – Водитель в штатском высунулся из машины, вопросительно уставился на Березина. Тому было трудно избавиться от наваждения, напавшего на него еще на вокзале. Он глубоко вздохнул, мотнул головой:

– Не надо, Василий, спасибо. Мог бы и на вокзал не приезжать – не маленький уже. Ладно, провез несколько кварталов, спасибо, дальше я сам. Позднее отзвонюсь начальству, ты больше не нужен.

Военных не хватало. На работу, не связанную с выполнением основных функций, иногда принимали гражданских. Они шли шоферами, поварами, снабженцами.

– Хорошо, Олег Иванович, – водитель кивнул, захлопнул дверцу, и видавшая виды «эмка», отливающая боевыми вмятинами на кузове, тронулась с места.

Он снова погрузился в оцепенение. Нахлынули воспоминания, сжалось сердце.

Березин стоял в самом центре Ленинграда, на Невском проспекте. Позади остался поврежденный Казанский собор, Казанская улица. Через два дома на запад – канал Грибоедова, еще дальше – Зеленый мост через Мойку. Самое сердце родного города.

В 1918 году постановлением Советской власти Невский проспект переименовали в Проспект 25 Октября. Новое название не прижилось, и проспект упорно продолжали называть Невским.

В январе 1944-го, четыре месяца назад, главной городской улице города вернули ее историческое название, проспект официально стал Невским.

Здесь были самые красивые дома в Европе – Березин искренне в это верил. Замечательная архитектура, многие здания стояли веками. Что ни дом – то памятник архитектуры со своими особенностями и своей историей.

До войны проспект утопал в зелени. Сейчас он не узнавал свой город – хотя и приезжал сюда зимой 1942-го. Тогда было трудно, голодно, холодно, но все же многие здания еще стояли. Потом артобстрелы усилились, город ежедневно бомбили. Подразделения ПВО не всегда справлялись со своей задачей.

Сейчас многие здания лежали в руинах. Другие сохранились частично – обрушились отдельные секции. Деревьев не осталось – ушли на дрова. Даже уцелевшие здания смотрелись мрачно, стояли кособоко, в потеках и трещинах, во многих окнах отсутствовали стекла – что говорило об отсутствии жильцов.

На противоположной стороне дороги, в здании, где раньше находился гастроном, велись работы по очистке. Боковая сторона была разрушена, уцелели лишь несущие стены. Люди в фуфайках сгребали мусор, перетаскивали в самосвал тяжелые обломки. Проезжую часть расчистили полностью, по ней сновали грузовые и легковые машины, изредка проезжали троллейбусы, набитые пассажирами. Тротуары приводили в порядок, высаживали молодые побеги, на них уже проклевывались первые листочки.

В других местах все было разворочено, валялись обломки поребриков вперемешку с булыжниками, растекалась грязь. К восстановлению разрушенных зданий еще не приступали – не до этого. Но в городе уже запускали электричество, чинили поврежденные бомбежками коммуникации…

– Товарищ майор, попрошу предъявить документы, – прозвучало совсем рядом. Неслышно подошел патруль – обычное явление. Он всего полчаса в этом городе, и уже дважды проверяли.

Олег достал из внутреннего кармана служебное удостоверение, командировочное предписание. Красная книжица с надписью «Главное управление контрразведки СМЕРШ» произвела на патруль впечатление, сержант уважительно кивнул. Не сказать, что город наводнили немецкие шпионы в советской форме, но инциденты случались разные.

Сержант развернул предписание, бегло просмотрел, мазнул взглядом стоящего перед ним Березина. Последний выглядел опрятно, обмундирование не новое, но чистое, сапоги начищены, форменная куртка поверх кителя, на ремне планшет. Орденские планки: орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда».

Внешне за прошедшие два с половиной года Березин сильно изменился. Уже не такой подтянутый, как раньше: не сказать, что погрузнел, но как-то расширился, появились морщины на лице, кожа стала тусклой, глаза запали. И подвижность уже не та, что прежде, иногда болели суставы, появлялась одышка.

– Вы прибыли из Новгорода? – уточнил патрульный.

– Да, сержант, – согласился Олег. – Краткосрочная командировка из армейского отдела контрразведки.

Придраться было не к чему. Проверяющий вернул документы, отдал честь, патруль отправился дальше.

Время в запасе оставалось, он решил пройтись по памятным местам. Взвалил на плечо офицерский вещмешок с сухим пайком, перебежал проспект на четную сторону. Ее когда-то называли «солнечной», по ней любили гулять горожане.

Разрушенное здание осталось за спиной. Два следующих уцелели, но разрушения и там имели место. Он прошел мимо булочной, у которой традиционно толпились покупатели, с замиранием сердца шагнул за угол.

Следующее здание было утоплено относительно линии проспекта. Раньше от проезжей части его отделял маленький сквер, теперь это был пустырь. Деревьев не осталось. Одни побили бомбы, другие спилили на обогрев домов жители.

Дом стоял – на удивление, целый. Березин перевел дыхание, начал судорожно шарить по карманам, вынул пачку папирос, уронил зажигалку…

Обваливалась штукатурка, потрескался фасад, камни вывалились из фундамента. Но окна-люкарны и скульптурные обрамления карниза под кровлей сохранились. В нескольких метрах от тротуара красовалась воронка, похоронившая табачный киоск и стоявшую рядом лавочку. Взорвись бомба чуть дальше – и старое здание просто бы рухнуло…

Дом, на фоне остальных, был небольшой – четыре этажа, два подъезда, арочный проход во двор. В бывшем сквере еще громоздились мешки с песком, обломки противотанковых ежей, сваренные из тавровых балок…

В этом доме он прожил много лет. Отец получил здесь квартиру в 1929-м – как один из ведущих специалистов завода «Красный путиловец» (позднее ставшего Кировским заводом). В 1939-м отец вышел на пенсию, в октябре 1941-го погиб под бомбежкой на строительстве противотанкового рва. Мама когда-то смеялась: живем в средоточии истории и культуры. От дома одинаковое расстояние что до Зимнего, что до Исаакия, что до Спаса на Крови. А Казанский собор и вовсе рядом…

В доме жили люди. Березин прошел через арку, свернул в левый подъезд, медленно поднялся на третий этаж. Подъезд был гулкий, просторный, на вид целый, если не замечать трещины на стенах.

Две двери на этаже, состояние полного запустения. У соседей кто-то жил – коврик под дверью истоптан, а вот в его квартире – никого. Коврик отсутствовал, на полу под дверью лежал толстый слой пыли.