Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий. Страница 45

— Кто же это?

— Я разыскиваю некоего Митрофана, раскольника.

— Раскольник сжёг церковь? Хм… — Князь помолчал. — Я готов содействовать вам в поиске вашего раскольника.

— Благодарю.

— Но в ответ я жду от вас понимания в моём споре с Перещибкой.

— Я… — начал было Воронцов, но князь перебил его:

— Подождите, я понимаю вашу осторожность в суждениях и много не прошу. Вы отойдёте в сторону, просто не будете мешать, а я в ответ предоставлю вам своих людей для поимки раскольника.

Теперь Воронцов крепко задумался. Он почти не сомневался, что колдун — это раскольник. Помощь в его поиске и пленении могла бы быть весьма кстати. Старая ведьма предупреждала о сильном колдуне; более того, о бессмертном колдуне. Пусть это сложно вообразить, но не обращать внимания на это может быть губительно, а у него не так уж много средств для его поимки.

С другой стороны, Перещибка оказывал содействие делами, раскопки на его хуторе, скорее всего, приведут к поимке Митрофана. Князь же своеволен и помощь предлагает пока только на словах. И тем не менее.

— Я должен обдумать ваше предложение, — сказал капитан.

— Что ж, думайте. Я полагаю закончить здесь свои дела за несколько дней, время у вас есть. А люди из Тавриды, — сменил князь гнев на милость и ответил на вопрос Воронцова. — Крымские татары. В прошлом разорители земель, а ныне служат благому делу — охраняют мои караваны.

— Татары? Весьма э-м-м… ново.

— О, они настоящие степные волки, я посажу их верхом, и мы быстро найдём вашего раскольника!

Воронцов только кивнул в ответ. Остаток пути проделали в молчании.

Лишь приблизившись к лагерю, Георгий смог оценить размах, с которым князь вёл дела. Высокий и широкий белый шатёр окружали палатки поменьше, а вокруг, сцепленные друг с другом в круг, щетинились рогатками телеги. Сверху на телегах были установлены тенты, чтобы скрыть от осажденных лагерь — ни дать ни взять старинный замок со стенами и центральным донжоном. И гарнизон у сей цитадели имелся приличный — на глаз Воронцов оценил бы его в сотню человек, не менее. Располагался лагерь напротив ворот хутора, за пределами дальности ружейного огня, саженях в трёхстах.

При приближении кавалькады одну из телег откатили в сторону, и всадники въехали внутрь.

— Что скажете, капитан? Вы человек военный, как вам мой лагерь?

— О, лагерь вполне хорош, вполне. — Воронцов ещё не принял решения, а потому не спешил говорить, что шатёр может стать прекрасной мишенью для казацкой трёхфунтовки.

— Прошу вас в мой шатёр, уже время обеда.

Вечер прошёл в пустых отвлечённых разговорах среди роскоши княжеского шатра. В конце концов Воронцов сказался уставшим и отправился спать.

Ему выделили отдельную палатку поблизости и… двух охранников. Прекрасно. С такой опекой волей-неволей задумаешься о своей судьбе.

В палатке имелся табурет, набитый соломой тюфяк и тазик с водой. Что ж, вполне достаточно. Гость… или пленник снял кафтан, жилет, сапоги и лёг.

Навязчивые мысли не покидали уставшую голову и, хотя думать сил уже не оставалось, по второму и третьему кругу прокручивали произошедшее сегодня и предлагали решения. Куда ни кинь взгляд, везде не слава богу. Выберешь князя — не завершатся раскопки. Выберешь Перещибку — дело и вовсе может кончиться могилой… Но отчего всё же такая у Семихватова нужда в этой земле? Постой, постой… в земле. А что, если князь и колдун ищут одно и то же — то, что лежит в земле под хутором?

От такой мысли Воронцов даже сел на любезно предоставленном тюфяке. Если вспомнить связь Семихватова со старой ведьмой, то… нет-нет, связь — это предположение. Пусть, но если допустить, то это… это… что?

Воронцов понял, что не может больше вариться в котле собственных бесплодных размышлений и лёг. Нет, сегодня он ничего толкового не придумает.

Он сомкнул очи и постарался уснуть, но услышал тихое «фъюить-фъюить», а после кто-то потряс его за плечо.

Открыв глаза, Воронцов увидел тёмный силуэт в полоске лунного света, едва проходящего сквозь неплотно завешенную полу входа. Косматый, приземистый, с непропорционально длинными руками и смрадным запахом, со сна он мог бы напугать до икоты и драгунского унтера. Но Георгий уже встречал этого ночного гостя.

— Что ты здесь делаешь? Ведьма послала?

— Фъюить-фить-фить, — ответил угрюмец и вытащил из-за пазухи смятый клочок бумаги.

Развернув его, Воронцов прочёл:

«Колдунъ губитъ людей въ деревне. Прасковья».

Грамотная ведьма? Вот ведь чепуха. Впрочем, сомневаться не приходилось.

Угрюмец, убедившись, что послание прочтено, развернулся к углу палатки, развёл руками и юркнул в открывшийся лаз.

Удобно, ничего не скажешь.

Георгий медлил, не понимал, что ему следует предпринять, и с чего вдруг колдун губит людей и именно сейчас. Единственный выход — посмотреть своими глазами.

Он оделся и вышел из палатки.

Лагерь не спал. Люди князя таскали какие-то ящики, мешки и мотки верёвок в свете четырёх широко разложенных костров. Личные, Воронцова, охранники тоже никуда не делись.

Однако проход между телегами импровизированного гуляй-города был открыт, а внутрь въезжали несколько всадников. Спешившись, они направились в шатёр князя.

Воронцов неспешно пошёл вдоль стены телег будто бы в поисках отхожего места, а на самом деле — подбирался к лошадям. Он недолго раздумывал над последствиями, его манила возможность увидеть колдуна. Да, сразиться с кромешником ночью — плохая идея. Но за ним отправят погоню, и к лучшему, должны они будут вступиться за ценного пленника.

Добравшись до лошадей, Воронцов вскочил в седло и вдавил каблуки в конские бока. Возмущённая лошадь заржала, но повиновалась поводу и скачками рванула в проём.

— Стой, стой! — послышались крики охранников.

Георгий гнал лошадь галопом и добрался быстро.

Ещё издали услышал он крики и долгий, надрывный бабий вой. Капитан обнажил рапиру, поискал взглядом луну, но той не было видно в облаках. Ах, как некстати.

Тёмные дома стремительно приближались. Дорога, выбегая из деревни, делала изгиб, и потому Георгий увидел улицу сразу — резко и чётко.

Всюду горели костры, сновали княжьи люди с факелами и обнаженными саблями. Они выволакивали крестьян из изб и сводили в одну толпу в центре села. Вокруг неё ходил человек в рубище, перепоясанный цепью, и выбирал то старуху, то старика, а то малого ребёнка. Каждому он мазал чем-то лицо и возвращал в избы.

Это совершенно точно был раскольник, коего Воронцов рисовал во время ритуала. А помогали ему люди князя.

Значит, погоня придёт только за ним. Георгий обернулся — со стороны лагеря ещё никто не показывался.

Тогда он спешился и вошёл в крайнюю избу.

Внутри было темновато, только затянутое бычьим пузырём окошко светилось жёлтым неровным светом от разожжённого в огороде костра.

Прямо на полу лежала старуха. Лицо её было черно и маслянисто, как потолок в курной избе*. На щеках, на шее, на руках набухли кожные пузыри, некоторые уже прорвались и превратились в язвы.

Моровое поветрие… Мор, об этом говорили тогда на балу? Господи, но зачем?!

Георгий вышел из избы, на улице его уже ждали.

— Вы напрасно сюда приехали, капитан, — с видимым сожалением сказал князь.

Георгий стоял с обнажённой рапирой и не знал, как поступить. Сдаваться было противно, сопротивляться — бессмысленно. Но ему не дали додумать.

Сразу несколько всадников справа и слева метнули арканы, а подбежавшие слуги уложили его на землю.

Сверху посыпался град ударов.

*Курная изба — изба, отапливаемая «по-чёрному», не имела трубы, и дым уходил в отверстие в потолке и попутно зачернял его.

Глава 19

Николай проснулся после первых петухов и, хотя никаких дел не было, не стал бока отлёживать, а вышел на двор. Зачерпнул из бочки воды, напился. Хутор вокруг тоже только просыпался, хотя были и те, кто не спал вовсе.