Игла бессмертия (СИ) - Бовичев Дмитрий. Страница 55

Благополучно добрался я до Азова, а там вже всё знали и готовили войска в поход. Два дня я отдыхал, покупал кой-чого в дорогу и собирался до дому, но на третий день в крепость вошли войска донского атамана Иловайского. Скажу тебе, що сила их була великая — лес копий остро сверкал на солнце, когда конные сотни одна за другою проходили в город. Десять полков казаков — не шутка. К тому ж вести пришли из Ейского городка — ногаи его взять не смогли, а с бильшою втратою откатились за Кубань.

Смутно мне сделалось на душе, затрепетал я за долю брата, за дочь его. И решил, що колы убит вин приступом, то хоть свою племянницу выручу. Детей мне с жинкой бог нэ дал, так возьму её донькою. Так я решил и записался к донцам в полк.

Вскоре прибыли мы к Ейскому городку, але дознаться там я ничого нэ смог — тела ногайцев вже були похованы пид землю.

Так як же мне с братом снестись? Сам нэ поскачешь — запишут в дезертиры. И я стал искать нужных людей, стал расспрашивать местных татар и таки встретился с одним из своих знакомцев по прошлым делам — татарином Катамаем и попросил його разузнать о брате в Джамбулакском кочевье.

Як же я изумился, колы в тот же вечер те самые дончаки, с якими мы ще вчерась сушили вместе чарки, повязали мени и доставылы в шатёр самого атамана Иловайского. Запираться резона нэ було, и я рассказал все как есть. Алексей Иванович мне на то сказав: «Сношения с ворогом во время войны есть проступок тягчайший, и за то полагается тебе повешение. Но коли сможешь ты своего брата уговорить и тем дашь войскам скрытный проход, то и ты, и брат твой получите награду. Коли же по твоему попущению татары нас обнаружат и сбегут в степь, то обнимет тебя пеньковая невеста».

Ось так-то. Весточка моя отправилась в кочевье, а через седмицу я получил ответ, що брат мой жив, хотя и тяжко поранен в руку.

С неверным Катамаем я отправился за Кубань, где вдоль реки Лабы собрались все мятежные ногаи с табунами, кибитками, бабами и детьми.

Мы встретились недалеко от урочища Керменщик, але обняться по-братски нэ смогли, бо порожним болтался правый рукав его кафтана от самого плеча. И сам Степан був бледен и едва жив.

Снова проговорили всю ночь. Все наскоки ногаев на русские посты и крепости булы отбиты, в кочевьях залышилась едва половина вид числа всадников. Мурзы послали весть к турецкому султану, але надии мало. Старшины ногайские горюют о недавней войне с черкесами — теперь вид них тоже нэ буде допомоги. Куда ни кинь — всюду клин.

Ось тут я хитрым лисом к брату и подластился. Молвлю: «Колы посты укажешь, да весть в кочевье пустишь, що русские на Дон уходят, то землю получишь и сможешь с дочерью мирно жить. А нет, так и так конец скоро ногаям, войска ведёт Суворов, а його походка тебе известна».

Ожег вин меня взглядом гневным да презрительным. Ругал, лаялся, напоминал про Сечь, про русское вероломство, але потом сказав: «Що мне жизнь берегти? Николы нэ берёг и в инший час прогнал бы тебя, але теперь я нэ один, а с дочерью. Её судьба всего важнее, за неё я и жизнь положу».

Ось оттуда его дворянство, цей хутор и земля. Мене теж нэ обидели, тилькы я запросил награду монетою.

Да, а Ногайская орда через три дни була раздавлена. Вид речки Лабы наступали под барабанный бой квадраты пехотных каре, ухали с пригорка единороги, отзывались им полевые трёхфунтовки, а со стороны степи заходили широким разбегом казацкие донские полки.

И я с ними. Ногаи, колы очухались вид страху, собрались та поняли, що в степь нэ утечь, то рубились крепко, але мы перемоглы. Мало кто прорвался сквозь наше кольцо, останние легли в землю. В тот день ярость явилась среди донцов — за набеги, за побитых товарищей, за уведенных в степной полон жинок, за побитых по ненадобности деток, местью лютой пролилась она на головы всего ногайского рода без разбора. С моей подсказки брат это наперёд угадал и тем дочь свою спас, и сам спасся. Ось така история. — Перещибка отошёл к бочке и хлебнул воды.

— Да, история занимательная. Так стало быть, ты — Андрей?

— Так.

— А что же брат?

— Вин как здесь обосновался та от ран оправился, мирно жить нэ смог. Разбойничал, хоть и без руки, а однажды напоролся на засаду. Там и лёг. Хлопцы его, кто здесь оставался, послали мне весточку в Затон. Я и приехал, и братом сказался. Потому как кто бы сироту признал хозяйкой? Никто. Я тоди на смерть ради неё ходил, так и на подлог пошёл, нэ задумавшись. — Перещибка замолчал, переступил с ноги на ногу. — Так що ты скажешь?

Воронцов глянул на него и не спешил с ответом. Он вытряхнул пепел из трубки и встал.

— Что говорить? Это не моё дело, а измены тут нет.

— Спаси тебя Бог, Георгий Петрович. — Перещибка обнял капитана.

*Ясырь — невольники.

Глава 23

Утром следующего дня лагерь князя не опустел, даже наоборот, к нему стекались по одному, по два измождённые беглецы, а позже подошёл небольшой отряд, и внутри началась какая-то суета и строительство.

Воронцов спозаранку взошёл на галерею башни и наблюдал за противником в подзорную трубу — вчерашние беглецы появлялись перед лагерем будто из воздуха, их тут же вязали и вели к колдуну. Ничем другим, кроме как действиями полудницы, объяснить это было невозможно.

Георгий размышлял о том, чтобы отправить в Воронеж гонца. Получалось, что если и ехать, то только ему самому, так как только он мог бы как-то справиться с духом, закрывшим дорогу. Однако мысль о том, чтобы удалиться от колдуна, была противна всему его существу, так что по всему выходило сидеть в осаде.

Правда, для этого были все условия — еды и воды вдосталь, хватит месяца на три, а если беречь, то и на пять. Проломы в стенах латались за счёт бревен изб и сараев, так что укрепления были все так же надёжны.

Погода испортилась, северный ветер нагнал туч, и всё небо затянуло серой хмарью, но настроение у осаждённых было приподнятое — после вчерашних событий вера в благополучный исход противостояния окрепла.

Демид даже стал присматриваться к казачкам и то и дело многозначительно крутил ус, то рядом с одной, то рядом с другой. Это петушиное поведение вполне могло привести к потасовке, так как казаки, как и всякие прочие мужчины, не жаловали чужого внимания к своим женщинам. И в таких случаях Фёдор, по давней привычке, осаждал своего друга, но не теперь. Теперь его вообще не было видно, и большую часть времени он проводил в одиночестве, засев в какой-нибудь тёмный закуток.

Николай радовался возвращению господина капитана и наслаждался свободой от ответственности. Теперь, когда начальство на месте, всё очень скоро завершится, в этом он был уверен твёрдо, а война, ну что ж, дело привычное.

Перещибка подумывал о том, чтобы устроить-таки небольшой отдых и опорожнить бочонок вина. Очень ему хотелось заручиться дружбой Воронцова, глядишь, и дочке столичный капитан глянется.

И только Георгий чувствовал некоторую тревогу, скорее связанную с колдуном, чем с князем.

Однако беда пришла именно от князя.

После полудня к хутору подскакал парламентёр и передал послание:

— Его светлость предлагает господину капитану покинуть со своими людьми хутор и направиться куда ему заблагорассудится! А предателю и трусу Арсланке Корчысову велит возвратиться! В обмен же его светлость сохранит жизнь крепостному Тишке Шапкину и девице Катьке Найдёновой, кои находятся под властью князя. А коли щедрое предложение князя не будет услышано, то названные Тишка и Катька будут повешены на закате.

Гонец ускакал, а из лагеря в подтверждение его слов ненадолго вывели Тихона и Найдёнову.

— Merde!

— А хто ци люди? — Перещибка разглядывал пленников в подзорную трубу.

— Мой денщик и племянница князя.

— Племянница? На кой ляд она вам нужна?

— Это долго объяснять.

— Но ты же понимаешь, що вин обманет? Вас нэ выпустят.