Mayday. Я влюбляюсь (СИ) - Саммер Катя. Страница 30

Глава 20

Навязчивый мотив выдернул Нику из тягучего сна, сладкого, как сахарная вата – такая розовая из детства. Девушка широко зевнула, не спеша просыпаться. Детство. Алик. Ночь. Ряд ассоциаций заставил Нику распахнуть глаза. Она натянулась, как струна, замерла. И только почувствовав вес Белозерова, переплетенные с ним ноги и ровное дыхание на шее, шумно выпустила воздух из легких. Значит, не сон. Правда.

Боже.

Громкая мелодия снова растеклась по комнате, Орлова повернулась и наконец обратила внимание на надрывающийся у телевизора айфон. Вроде и потянулась к нему, но Алик так мило засопел ей в плечо и крепче сжал в объятиях, что остановилась. И пролежала, разглядывая Белозерова, еще десять минут.

Когда песня про «плохого парня»* начала орать в третий раз, а теперь в тишине зала этот звук показался слишком звонким и лишним, Ника все же аккуратно выскользнула из кровати и ответила, не глядя на экран.

– Орлу-у-уш, я пыталась, прости-и-и.

Плач на другом конце обрушился на счастливую девушку ведром ледяной воды. Она убрала телефон от уха, чтобы проверить догадку: ага, Ирка, коллега «по цеху», что изменяла мужу с молодым пилотом.

– Привет, что случилось? – уже в коридоре, прикрыв за собой дверь, спросила Ника.

– Меня огра-абили! Нап-пали, – заикалась и давила слезы Холодова. – Я в больнице, Никусь. Тебе придется лететь.

Твою мать.

Орлова едва не выругалась вслух. В круговороте событий напрочь забыла о резерве. Должна же была сегодня страховать рейсы от таких вот происшествий. С Аликом все вылетело из головы. Хорошо, что вчера еще выпила немного.

– Прости-и-и, Ник, знаю, как ты выручала, все помню! Но у меня, видимо, сотрясение, – затараторила Ира, по-своему восприняв молчание Орловой. – Я хотела лететь! Собиралась! Но потеряла сознание в полиции, и меня привезли по скорой. Как же так! Этот урод украл цепочку, которую мне Миша подарил, представляешь? Что же я буду без нее делать.

И почему Ника не удивлялась, что Холодову в большей степени интересовали не ее дети, а пропавший презент от любовника?

– Успокойся, Ир. В ЦУП** звонила?

– Нет еще, я с-собира-алась.

– Понятно. Лечись давай. Только в ЦУП сообщи сама, у меня сумка не собрана, хоть документы покидаю быстро. Что за рейс, кстати?

– Анталия разворотная. В три. Ник, прости-и.

– Ага, выздоравливай. Пока.

Ника, не теряя ни секунды, схватила рабочую сумку, сложила в нее постиранный фартук, светоотражающий жилет. Просмотрела документы, закинула сменную обувь. Зависла с поисками пропуска, но вскоре обнаружила его на тумбе в коридоре. Не стала заморачиваться с вопросом, как он там оказался, спрятала в карман пальто. Посмотрела на время: пять минут первого. До явки час, а ехать в аэропорт сорок минут. Позвонила в ЦУП, чтобы вызвали ей через полчаса такси. Слегка опаздывала, но это была не ее вина.

После быстрого душа заметила в отражении припухшие губы и потемневшее пятно на ключице, что оставил Алик. Возбуждение защекотало низ живота, спустилось между ног. Ника расплылась в улыбке, но тотчас взяла себя в руки и вышла на кухню. Побоялась шумом от кофемашины разбудить Белозерова, поэтому поставила греться чайник и насыпала в чашку растворимый – подумаешь, привыкла уже к этой байде на самолете.

Спустя двадцать минут Ника с собранными в строгий пучок волосами – на привычные локоны времени не хватило – запрыгнула в форму и получила смс о подъезжающем автомобиле. Прокралась в комнату, чтобы хоть одним глазом взглянуть на Алика перед уходом. И такое это было удовольствие – видеть его у себя в кровати.

Она осмотрела руку парня в надежде, что с перевязкой можно повременить до вечера. Убедилась, что бинт чистый, следов крови нет, и оставила на соседней подушке запасной ключ и записку, что улетела в Анталию и ждет встречи вечером. Хотела уже уйти, но вернулась и смяла бумагу, написала другое послание: что просто улетела из резерва в Анталию. Так ей понравилось больше. Пусть поломает красавчик голову, как она вообще отнеслась к ночным, гх-м, приключениям.

Не любила Ника такие дни, когда с самого начала все задом наперед: температура резко упала, похолодало, опустился туман. Еще и в пробку попали из-за аварии на «М-4». На борту Ника появилась уже за час. Пограничник в ожидании недовольно постукивал пальцами по столику, но ее дежурная улыбка работала, как полагалось, а предложенный стаканчик чая с лимоном и вовсе размягчил сердце хмурого сотрудника преклонных лет.

Ника носилась по салону в сумасшедшем ритме: поздоровалась с пилотами, быстро проверила с ними связь, параллельно отбиваясь от вопросов об Ире Холодовой – сама потом все расскажет ребятам. Еще не успела полностью досмотреть оборудование в зоне ответственности, как пришлось подписать уборку и во избежание задержки давать готовность на посадку пассажиров.

– Маш, вы мою аварийку всю смотрели, только честно? – уже переобувая сапоги и цепляя бейдж на пиджак, спросила Ника.

В конце телескопического трапа увидела направляющуюся к ним девушку с бумагами – агента по посадке.

– Конечно, Ник, обижаешь, – выпучив глаза в духе «ты как вообще могла подумать, что нет», ответила Чехова.

Орлова сомневалась: знала не понаслышке о Машиной ленивости. Но пришлось поверить на слово, нужно было начинать посадку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Сажаем пассажиров? – спросила Ника у командира, передавая в кабину сводно-загрузочную ведомость и другую полетную документацию.

Получив разрешение, дала команду «приготовиться» в салон.

– Что за рейс вообще такой? С каких пор у нас в апреле Анталия? – шепотом поинтересовалась у Маши, которая стояла с ней на входе.

– Заказной, – не переставая приветствовать и улыбаться пассажирам, произнесла та. – Еще три таких на этой неделе будет вроде.

– Все, – зайдя в вестибюль за последним человеком, сообщил супервайзер Толя.

Маша дернула разделительную шторку и ушла закрывать багажные полки – самый «обожаемый» этап подготовки к вылету на туристическом рейсе, забитом ручной кладью, которую каждый третий пассажир пытался втиснуть именно на «свою» полку. И утверждение, что те никак не закреплены за посадочными местами, не принималось даже в самой вежливой форме. Бортпроводникам приходилось включать воображение. Каждый божий раз.

Толик что-то ответил по рации, а затем обратился к Нике.

– Верните СЗВ-шки***, отминусую одного пакса без багажа, не явился на посадку.

И только он закончил фразу, из-за поворота вдалеке показалась фигура. Кто-то бежал со всех ног, придерживая плечо. Ника невольно сделала шаг назад.

Какого черта?

Это был Алик. К ним спешил Белозеров.

– По головам – сто три, – выглянув из-за шторки, доложил Игорь Стариков, когда посчитал пассажиров.

Сегодня его волосы были уложены в модную прическу, но это вовсе не скрывало редеющую макушку.

– С этим сто четыре, – Толя кивнул в сторону ворвавшегося рыжего парня, – все сходится. Закрываемся? А то задержка пойдет. Молодой человек, проходите в салон, – указал он застывшему на пороге Алику, чем заслужил смертоубийственный взгляд.

– Да, – растерянно кивнула Ника, – то есть… доложу командиру сначала.

– Ты почему трубку не берешь? – зашипел Алик, приблизившись к ней.

– Подожди, – так же глухо ответила она, отступив в глубину передней кухни.

Задернула вторую штору прямо у него перед носом, перевела дух и зашла в кабину пилотов.

Все сошлось – пассажиры, багаж. Ника получила у командира разрешение на закрытие двери и вернулась. Алик стоял там же, как бы ни пытались заставить его занять посадочное место. Ника не стала устраивать прилюдные разборки, тем более что рада была видеть Белозерова несказанно. Вот только его внезапное появление вызывало беспокойство – не верила девушка, что он примчал за ней лишь потому, что сильно соскучился.