Южный поход (СИ) - Тыналин Алим. Страница 56

— Вай, она говорит, што в Шымкенте все захватили кокандса, — перевел старичок. — Это Ирискул бий, ошень умная кокандса. Она генерала Алим хана. Она шуть не поймала Юнусходжа, хаким Шымкента.

— Что-то я не могу разобраться, — сказал с сомнением Денисьев. — Ирискул бий — это женщина? И кто такая Юнусходжа?

— Нет, Ирискул бий — это военачальник Алим хана, кокандского владыки. А Юнусходжа — это правитель Чимкента, насколько я помню, ставленник Бухары, — пояснил я. — Эй, аксакал, а где же сам Алим хан? У этого старика весьма потешный акцент, не находите, господа?

— Потэшный илы нэ потэшный, пусть скажэт, сколько сил у этого Ырыскула, — попросил Багратион.

— Вай, у него тридцать туменов, — сказал старик, поговорив с рослым Караходжой. — Есть пушка и ружейка, много-много. А еще она сама сюда идет.

— Кто сама ыдэт? — переспросил командующий.

— Ирискул бий, канешна же, — ответил старик и указал на горизонт.

Мы к тому времени подъехали к холмам, за которыми текла река, а за нею стоял город. Степь незаметно превратилась из полупустыни в цветущую долину, усеянную яблонями и вишнями, среди которых летали деловито пчелы и шмели.

Райскую идиллию сего благостного места нарушили черные колонны противника, медленной змеей ползущего навстречу к нам от поселения. Недалеко от клыков этого грозного змея скакали казаки, дразня неповоротливого монстра.

Так уж сложилось, что мы вынырнули из складок холмов прямо на вход в долину, а вражеские войска, увлеченные преследованием казаков, как раз тоже находились в самом ее центре.

Разворачивать и строить войска ни у одной из сторон времени не было. В рядах кокандцев заревели трубы, а с нашей стороны загрохотали барабаны, предупреждая о начале сражения.

Как всегда в минуты опасности, Багратион становился предельно осмотрительным, решительным и хладнокровным, являя собой пример образцового ученика Суворова. Он оглянулся назад и увидел, что артиллерийские роты тащатся в хвосте колонны, совершенно не готовые к бою.

Командующий, конечно же, видел, что враги тоже удивлены внезапной встречей и немного растерялись. Можно было, конечно, остановиться, занять оборону, приготовить орудия к бою и отозвать кавалерию на фланги, но для воспитанника Суворова было невозможным стоять на месте при виде врага. Решение пришло мгновенно и как раз такое, которое Суворов бы обязательно одобрил.

Через словоохотливого старика Багратион приказал казахам атаковать левый фланг кокандцев, а донцам Денисова отправил приказ напасть на правый фланг, против которого те как раз и действовали. Затем, не теряя времени, он сказал полковникам Денисьеву и Чернышеву, оказавшимся рядом:

— Господа, атакуйтэ врага с Богом! Пэрэдние полкы пусть бэгут впэрэд и бэрут врага на штыкы, а задниэ разворачываются в колонны и помогают пэрэдным.

Полковники поскакали к войскам, которые уже сами готовились к атаке под руководством опытных унтеров. Багратион приказал выдвинуть артиллерию и оставил полк мушкетеров для прикрытия орудий.

Кокандцы тоже не дремали. Их войска также шли навстречу, но не сосредоточенной большой колонной, как получилось у нас. В центре они быстро разворачивали пехоту широким строем, одновременно выдвигая кавалерию на флангах навстречу атакующим казахам и казакам.

Вскоре на флангах завязалось жестокое конное сражение. Там поднялись огромные облака пыли и скрыли сражающихся от посторонних взглядов.

— Вай, Караходжа батыр ошень храбрая, она может умереть, — говорил старик, мотая головой и потирая бороду. — Кокандса убила его отец и мать, а четыре сестра отдала рабство на Хива. Вай, Караходжа батыр ошень злая на кокандса.

Я заметил, что Багратион то и дело поглядывает на дерущихся всадников. Оно и понятно, ведь он отправил кавалерию в атаку лишь для того, чтобы задержать врага до подхода пехоты. Его теперь волновал единственный вопрос, выдержат ли кавалеристы сражение с превосходящими силами врага до вступления пехоты в бой?

Кокандцы отправляли все новые и новые отряды кавалерии на фланги, чтобы сломить наконец сопротивление нашей конницы, но оба наших конных отряда держались. Пехота кокандцев довольно таки ровным строем шла навстречу нашим полкам и даже навскидку было видно, что врагов гораздо больше нас, по меньшей мере, вдвое.

А потом ударили наши пушки и единороги. Они били навесным огнем через головы нашей наступающей пехоты и ядра со свистом летели сверху. Выстрелы были меткие и это сразу нанесло врагам огромный урон. Их ровный строй оказался смят, а пехота дрогнула. Ядра косили их, как пшеницу в поле. Солдаты врага упали наземь и я заметил, что некоторых прямое попадание разорвало на кровавые куски.

Как раз в это время наши гренадеры и мушкетеры подошли на расстояние выстрела. Они тоже разрядили во врага ружья и побежали вперед в штыковую атаку.

Кокандцы не выдержали напора и вскоре начали отступать. Причем, если задние ряды еще отходили в беспорядке, то передние разбегались в панике. Однако, несмотря на то, что центр врага был прорван, фланги еще держались, задав нашей кавалерии изрядную трепку.

Багратион отправил на подмогу всадникам по одному полку пехоты и прекратил огонь артиллерии, чтобы не попасть по своим. Пехоте в центре он приказал усилить давление, стараясь, чтобы побежало все вражеское войско.

Как только наша пехота помогла всадникам, вражеские конники тоже начали отступать. Вскоре вся долина оказалась усеяна отступающими кокандцами. Их окровавленные трупы валялись на земле и в кустах. Я думал, что встречный бой окончен, но Багратион надеялся на большее.

Хлестнув коня, он поскакал вперед и отправил гонцов к командирам войск, передав приказ:

— Нэ прэкращайтэ натиск! Я хочу сэйчас взять город, прэслэдуя их до самого конца.

Что же, упускать такой эпический момент мне не хотелось и я тоже помчался вслед за Багратионом, надеясь увидеть, как он ворвется в Чимкент на плечах отступающих кокандцев.

Глава 28. Битва за Чимкент

Преследуя отступающих кокандцев, Багратион стремился вырваться вперед, чтобы показать собой пример доблестного военачальника. Я таковым не являлся, поэтому не горел особым желанием совать голову в самое пекло. Но что поделаешь, не отступать же на глазах других офицеров.

В России девятнадцатого века были своеобразные понятия о чести. Это два столетия спустя можно было одеваться в женское платье или спокойно пройти мимо, когда хулиганы обижают девушку. В царскую эпоху все было по-другому. Стоило хоть на мгновение дать усомниться в твоей храбрости или благородстве и всё, на репутацию ложилось несмываемое черное пятно. Легче уж действительно погибнуть от случайной пули или клинка сарбаза, чем остаться с подмоченным имиджем.

Поэтому я мчался на Смирном через линию наших войск, продолжавших гнаться за кокандцами. Мы проезжали сквозь стройные ряды марширующих солдат. По дороге иногда попадались раненые, в основном, кокандцы. Впрочем, я видел мельком, как вели к доктору одного нашего бойца, которому сабельным ударом рассекли голову и оторвали ухо.

Кроме раненых, на земле лежали и трупы убитых врагов. Когда мы проехали место, где в ряды кокандцев угодило ядро, то наткнулись на целое скопище разорванных тел. Влажная от крови земля чавкала, как болото, под копытами коней и сапогами солдат.

Артиллерия к тому времени прекратила стрельбу, опасаясь накрыть огнем собственные войска. Кавалерия на флангах с поддержкой пехоты тоже справилась, наконец, с врагом и погнала вражескую конницу назад к городу. Там, где произошла схватка, остались лежать неподвижные тела павших коней и людей.

Багратион, как безумный, продолжал мчаться вперед, обгоняя пешие полки. Вскоре перед нами показалась линия отступающих кокандцев. Они огрызались стрелами и редкими ружейными выстрелами.

— Что за мэдленность? — сердито закричал князь Петр. — Атакуйтэ их, атакуйтэ!

И сам подал пример, как надо действовать, вытащив саблю и бросившись вперед на врага.