Контракт на молчание (СИ) - Гейл Александра. Страница 45

— Эта история не имеет ничего общего с моей ситуацией, — упрямо мотаю я головой.

— Да? Вы сейчас наполнены до краев чувством вины, как и она. Сплошь знакомые симптомы. Если так пойдет дальше, через неделю вы все расскажете своему парню, потеряете деньги, работу, друзей и лучше бы вам потерять и вашего Клинта тоже. Потому что в противном случае он, как и любой другой человек, воспользуется этой ситуацией себе во благо и вы начнете собирать вещи на какой-нибудь остров.

Я вздыхаю и опускаю голову, вынужденная признать его правоту. В самом деле, я оказалась на совершенно сумасшедшей развилке. Я не знаю, как простить себе ошибку, на месте Клинта я не уверена, что простила бы, но эти отношения — все, что у меня есть. И тут наступает страшное противоречие. Вскроется правда или нет, моя ошибка все равно ужасный, гноящийся нарыв, который не позволит нам с женихом вернуться к прошлому уровню близости и доверия. А если я расскажу и Клинт решит меня оставить, я потеряю последнего близкого человека, работу, друзей и почти все сбережения мамы. И что тогда будет? Как мне вернуться в Сиэтл, где не осталось ничего, кроме квартирки с мамиными вещами? Меня ужасно страшит вся эта ситуация. Настолько, что на всякий случай вчера я снова выложила на сайт свое резюме.

— Прежде чем бросаться вымаливать прощение у вашего парня или заниматься другими глупостями, Валери, лучше разберитесь, что именно у вас не клеится и ведет в чужие постели, и решите именно этот вопрос. Один виноват не бывает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О чем вы? Это только моя вина. И он…

— А он верен вам на двести процентов, никогда не посматривает на официанток в ресторанах, не ездит в командировки и так далее. Но знает, что вам с ним «только не так, не сзади», и все равно это делает, потому что, кроме этого, и сверху, и снизу, и слева достучаться не особенно старается, сваливая ответственность за это на вас. Ведь кто-то и когда-то — возможно, не так давно, как вы думаете, — сказал ему, что дело не в нем. Не трудитесь его защищать, отрицая. Я сейчас о другом. О первопричине.

— Во-первых, напоминать мне… подло. А во-вторых, зачем вы хотите выставить виноватым Клинта?

На вопрос он не отвечает, вместо этого переводит тему на ту, которая заставляет меня забыть обо всем, что было «до».

— Три месяца назад у вас умерла мама. Терять родителей сложно в любом возрасте. Дайте угадаю, именно с тех пор все не так.

У меня от такой догадки расширяются глаза. Да, терять маму было невыносимо больно, но я почему-то не думала, что дело именно в этом. Свалила всю вину на остров, контракт и Эперхарта с его наглостью. А ведь чувство неправильности появилось раньше! Клинт поэтому предложил переезд на остров. Когда, предав маму земле, я уцепилась за любимого человека как за последнюю соломинку, все и сломалось. Не только моя биологическая семья, но и мы с Клинтом. Он испугался, не нашел способа помочь мне справиться с утратой и предложил переключить внимание на что-то еще. Вот я и переключилась: начала играть в бизнес-леди и жадно тянуться ко всем людям, хоть сколько-то заинтересованным во мне в «Айслекс», в том числе и к Эперхарту.

Нельзя винить Клинта за то, что он не захотел стать последним оплотом для взрослого самостоятельного человека. Но если все так, как говорит Эперхарт, можно ли обвинять меня в том, что я справляюсь с горем как умею? Клинт ведет себя как раньше: работа, совместный ужин, фильм или прогулка, иногда встреча с приятелями, секс когда и как ему хочется. Обычный день здорового парня двадцати шести лет. Ему нормально. Это мне стало недостаточно былой простоты. Плохо, что я подсознательно попыталась в некотором роде перекинуть на жениха обязанности моей мамы, чтобы закрыть им потребность в близости. Еще хуже, что мне не хватило Клинта и друзей, чтобы добрать остальное… Но все же немного легче думать, что я не просто похотливая эгоистка, а всему есть логическое объяснение. Впрочем, эгоистка я в любом случае, раз пытаюсь принять это оправдание.

Немыслимо только одно: что Эперхарт, едва меня знающий, разобрался во всем раньше и… зачем-то пытается помочь мне склеить отношения с Клинтом.

— Я…

Кажется, я хочу сказать «спасибо, хотя все это не ваше дело», но тут гаснет свет. Эперхарт, явно не ожидавший такого, под оглушительный писк источника бесперебойного питания бросается сохранять данные на компьютере. Это лучше прочего доказывает: отключение электричества незапланированное, как можно было бы подумать. Точнее нет, запланированное, но не боссом. Я в своем состоянии полу-отключки от внешнего мира посмотрела утром на объявление на входе и тотчас забыла. Я не собиралась задерживаться на работе позже восемнадцати-тридцати — времени, на которое были назначены ремонтные работы, — и просто предпочла не загружать измученный мозг лишней информацией.

— Хадсон, либо вы не осознаете, что, пока не включат свет, отсюда не выйдете, либо я завидую вашей выдержке, — фыркает Эперхарт, набирая на телефоне чей-то номер.

— Что?! — вырывается из меня душераздирающий вопль. Итак, с выдержкой у меня не очень.

— Выход по картам, помните?

В неверии я вылетаю в приемную и проверяю, не горит ли злосчастный красный огонек на знакомой продолговатой коробочке. Не горит, а дверь, которую я дергаю для пущей уверенности, конечно же, заблокирована. Теперь понятно, почему так неожиданно рано опустела приемная. Все помнили об отключении света, кроме нас с Эперхартом. Мы застряли с ним вдвоем на неопределенное время.

Сердце заходится, живо вспоминается, как меньше недели назад в этом кабинете я не смогла защититься от самой себя. А нынче еще и дверь закрыта!

— Привет, Сэнд, это Эперхарт. Включи свет на пять минут. Я не ушел.

На меня накатывает облегчение: сейчас свет, конечно же, включат. Ну кто в здравом уме откажет CEO?

— Да-да, предупреждение было, я понял свою ошибку, а теперь включай. Как это начал работы и все расковырял? Ты когда успел? Да чтоб тебя! Что ж, надеюсь, работать ты будешь так же расторопно, как отключал электричество по всему зданию.

Мне приходится зажмуриться, чтобы прийти в себя. Так, Валери, спокойно, дыши. Ты уже много раз оставалась с этим человеком наедине, и только последний закончился катастрофой. Ничего не случится, не похоже, чтобы он был настроен на… Да оно, вообще-то, никогда на это не похоже. Тумблер перекинули в одно положение — Эперхарт меня целует, вернули — снова сидит сосредоточенный на работе.

— Полчаса обещают. Что вы там делаете? Прячетесь под столом Боуи? — кричит из кабинета Эперхарт.

— Наивно жду, что дверь сама собой размагнитится.

— Идите ждать сюда. Или дверь может размагнититься, только если вы будете стоять в непосредственной близости?

Вынуждена признать: я начала привыкать к этому невыносимому человеку. Мне даже по-своему нравится, что Эперхарт не занудно обзывается в ответ на самые нелепые предположения, а каждый раз находит оригинальный ответ. А ведь не должно. Не должно нравиться!

Полчаса — это много, но прятаться в приемной все это время не позволит гордость. Я прохожу в кабинет и застываю, завороженная зрелищем заходящего солнца. Еще несколько минут назад ничего подобного не было. Весь спектр от оранжевого до малинового разукрашивает небо и даже по-деловому безликий офис. В окне заставленной мебелью приемной это смотрелось совершенно иначе. Настоящая магия, которая через несколько минут неизбежно оставит нас не только наедине за закрытой дверью, но и в темноте. Вот подстава!

Эперхарт стоит около окна и не скрываясь любуется картинкой. Я делаю от двери несколько осторожных шагов, чтобы тоже больше увидеть, но останавливаюсь на более чем приличном расстоянии от босса.

— Отвечая на ваш вопрос, я хочу, чтобы вы осознали вину своего друга, потому, что иначе все ему расскажете и гарантированно потеряете место. Как ваш работодатель я пытаюсь избежать дыр в коллективе, стало быть, этот сеанс психоанализа — не благотворительность. Но. — Он дожидается, чтобы я подняла на него глаза. — Но еще меньше я заинтересован в том, чтобы вы хранили своему приятелю верность.