Огневица (СИ) - Шубникова Лариса. Страница 23
Тем временем Квит вышел за ворота и остановился аккурат напротив Нельги с Тихомиром. За ним вышла Рознеговна, а уж после повалили сродники те, кто помоложе и полюбопытнее. Видно собрались проводить Квита до насады, поглядеть вслед и посвистать богам на тихую воду.
Нельга глянула на Тишу, а тот рассматривал Цветаву, Квита — всех, только не ее, нарядную. Цветава добавила маслица в огонёчек — кинула взгляд победный на мышку-тихоню, мол, глянь, как прощается со мной жених.
С того глаза Нельгины сверкнули опасно, кровь гордая, лутаковская обожгла вены, побежала ходко и бросилась в голову. Думку породила, да и явила свету.
Еще и не разумев, что творит, Нельга перекинула богатую косу свою на грудь, пальцами начала перебирать светлый пушистый ее конец. Голову набок склонила так, как делала это Званка, когда заманивала парней и уперлась взглядом в Некраса.
Тот, будто почуяв, повернулся и прилип-прикипел. Нельга глаз не отводила, дивилась яркому приметливому взору молодого купца. Ведь ничего не пропустил, ни единой складки на ее новой запоне. Нельга дышать-то позабыла — взгляд темный воздуха лишил. Некрас смотрел зорко: очелье заметил, поглядел на губы румяные, увидел косу, и честное слово, даже сапожками Нельги полюбовался. И только потом снова глянул в глаза растерянной девушке.
Что там было, что бушевало в глазах Квита — Нельга не поняла. Почуяла только что обдало жаркой стыдливой волной. Краем глаза приметила, как Тихомир, опустив голову, смотрел себе под ноги, будто пыль дорожная ему милее, чем иное что-то. Цветава вновь покрылась злым румянцем и чуть не взвизгнула:
— Некрас, когда тебя ждать к танку?!
Квит вздрогнул, поглядел на невесту и тихо молвил:
— Через две седмицы.
— Ждать стану, любый. Скучать буду, — голос ласковый, только ресницы дрожали обиженно.
Тут и родня повалила, окружила, загомонила на все лады. Некрас и пошел к реке, все оборачивался, все смотрел на Нельгу, а та, себя не понимая, глядела ему во след.
Жаль, не приметила, как зло смотрела на нее Рознеговна. В синих глазах едва ли не омуты бешеные. Если бы увидала Нельга, может и не стала бы глядеть вслед чужому жениху, может, встревожилась бы за себя и испугалась бы того, о чем упреждал взор ревнивицы.
Сон-то Нельгин сбылся, только седмицу спустя….
Дожди сыпали с неба почитай всю седмицу: редкие и частые, спорые и медленные. Заборы посерели, земля — тяжелая, влажная — стала осклизлой глиной. Стволы деревьев почернели, трава примялась, небо казалось низким и муторным. Птицы примолкли, люди попрятались, даже злые дворовые псы перестали лаять, словно напитались небесной влагой и отяжелели, живь свою утратили.
Мутная хмарь повисла над Луганью, прикрыла мглой серой свежую зелень, блеск Свирки, затмила солнце ясное. Только мощный Молог катил воды свои сильно и привольно. Сквозь дождливую тишину слышен был рокот глубокой реки.
Нельга, прикрывшись старым мятлем*, стояла у ворот и тоскливо смотрела на сизую морось. Прижалась к мокрому столбу, будто сил не было на ногах держаться. Уже который день сидела в дому, словно птичка в силке. Новица дурной погодой становилась говорливой. Все повторяла одни и те же слова, и все о том, о чем Нельга думала, но и боялась. О Военеге…
Сейчас, глядя в туман, понимала Нельга, как никогда — вот вся ее жизнь. Иной не будет, да и эта получается смурной и короткой. Что видела она, что поняла о бытие? Только лишь сиротство, злобу и мысли о мести.
— Все? Это все? — шептала тихо, обращаясь к серому небу. — Ничего более? Ни полюбиться, ни дитя родное, кровное к груди поднести?
Дождь припустил сильнее, запятнал каплями бледное лицо девушки, смешался с солью слез. Она бы так не тосковала, будь Тиша рядом, но не было его. Уже седмицу он пропадал на дальнем берегу — отцу помогал, рыбу добывал. Утешала себя тем, что скоро увидит красивого своего парня, но … Не утешила.
После проводов Квита смотреть стала на Тихомира иначе. Старалась, уговаривала себя — все блажь, пустое, оговорился Тишенька, не то молвил, и думал вовсе не так. Дорога она ему, дорога! Но себе же и не верила.
Дало сердечко червоточинку, прохудился мешочек любовный, посыпалась песком нежность и отрада, что переполняла раньше. Тиша…как же так?
Хотела взвыть, хотела крикнуть, высказать боль свою, но кому? Куда кричать, кого виноватить? Оттолкнулась плечом от столба, качнулась и пошла по дороге. Знала, куда ноги-то несут. Понимала, идти более некуда, только к ней, к Всеведе. Не пойдет — прыгнет в Молог и прекратит разом все свои мытарства, дурные мысли и тоску.
Шла, оскальзываясь на глине, едва не падая. Перед домом волхвы угодила в глубокую лужу, промочила сапожки, но даже не заметила. Ступила на порог, потом в сени. И все будто в тумане, будто не в яви.
— Вона как… — Всеведа стояла у двери гридницы, смотрела на Нельгу строго. — Почитай два года с половинкой ждала, когда явишься. Иди уж к огню, гордячка. Да мятль скинь инако половицу угваздаешь.
Нельга скинула мокрую одежку прямо на пол и пошла туда, куда Всеведа указала. Упала на лавку, да и застыла льдиной.
— К огню садись, — указала рукой на скрыню*. — Лихоманку-то поймаешь, мечись с тобой потом.
Нельга уселась на сундук, смотрела в очаг бездумно. Не поняла, как в руках оказался горшочек с теплым отваром.
— Ну, говори нето, — Всеведа устроилась на лавке рядом. — Ведь не просто так глину-то месила, ко мне брела.
Девушка глотнула питье, вдохнула запах и распознала травы.
— Березовые листья, кислица и сныть, — Нельга говорила тихо, но не настолько, чтобы волхва не расслышала.
— Травы знаешь? Ведаешь никак?
— Нет, премудрая, не ведаю. Токмо знаю. Матушка учила.
— Добро. Хорошее ученье, — поднялась, подошла ближе и провела ладонью по Нельгиным волосам. — Что ты, Нельга? Беда?
Услыхала девушка в голосе волхвы тепло, добро и расплакалась — горько, громко.
— Ну, порыдай, порыдай. Иной раз надо. Бабьему горю оно на пользу, многое слезами смывается. Мужикам того не дано, а жаль. Можа добрее были бы.
Рыдала Нельга недолго, но от души. Слез не жалела, засолонила весь отвар, которым волхва угощала. Через малое время, вздохнула и высказала:
— Скажи, премудрая, отчего тоска случается? Да такая, что хоть в омут прыгай.
— Да ведь у каждого свое. Кто-то через дурость жизни себя лишает, кто-то по любви, кто-то от обиды. Ты, вижу, не курица безмозглая, в любви безответной не утонула, от обиды тебя, гордую, не понесет в навь*. Так мыслю, что пути своего не видишь. Идешь по жизни ощупкой, вона как токмо что по глине плелась. Что, не знаешь, где светит тебе? К кому идти, к чему поспешать?
Нельга только сморгнула изумленно. И как это волхва с рысьими глазами все взяла, да и угадала?
— Ты, Нельга, таишь в себе много. Но выспрашивать не стану, не скажешь. Сама поведаешь, когда время-то придет. А совет мой такой — ищи в себе то, что греет или злит. Люди разные бывают, кому и злость подпоркой. Разумела?
— Разумела, Всеведа, — и правда, разумела.
— То-то же. Ты как пух с дерева, нигде не уцепилась, не прижилась. Чтоб знать, для чего и как жить, надоть корни пустить. А ты того места еще не сыскала. Вот и слушай себя. Найдешь, точно знаю. И вот еще что… в доме Новиков не угощайся. Все, что дают нюхай, вот как сей миг отвар мой разложила. А не поймешь что за угощение, макни Огневицу свою. На серебре темное останется. Поняла, о чем я? Цветава девка решительная.
— Так…это… — Нельга снова изумилась. — Откуль знаешь-то?
— Был тут один… — волхва улыбнулась ясно. — Иди уже, плаксивая. Недосуг мне. Надумаешь говорить — жду.
Нельга подскочила, метнулась к выходу, но вернулась. Поглядела на Всеведу, подумала и обняла.
— Эк вас разбирает-то, — улыбалась женщина. — Один в плат кутает, вторая обнимает. Иди, сказала! Кыш!
— Чем дарить тебя, премудрая?
— Ничем, дурёха. Уже согрела.