Девять бусин на красной нити (СИ) - Питкевич Александра "Samum". Страница 30

– Девочку оберегает слово Дьярви, данное ее деду. И не забывай, она сама не так проста.

– Но при этом она лежала утром в твоей постели едва живая. Девочку нужно защищать, какой бы сильной она тебе не казалась. Она все же не у себя дома, а среди наших девяти миров хватает опасных мест.

– Думаешь, мне стоит ее сопровождать пока она носится по мирам?

– Думаю, ты меня не послушаешь, если я скажу, что не стоит, – отец усмехнулся, и сжал в ладонях две оставшиеся руны. Они треснули, осыпаясь на пол синим искрами. Что ж, в этом он прав. – Но должен тебе сказать, что Трюд час назад вытянула из кладовых золотые браслеты и гребни, из тех , что шли в ее приданном. И в мастерских развернули красные ткани, готовясь шить тебе новые постели.

– Это она поторопилась, конечно, – не сказать, что я был сильно недоволен маминой инициативностью, но это казалось несколько преждевременным.

– Не знаю. Я видел, как ты смотришь на эту птицу. Трюд определенно права, – заканчивая разговор, отец махнул рукой, позволяя дальше думать самому. Комната за несколько мгновений наполнилась негустым, сизым туманом, показывая, что Снор будет отдыхать и посторонним тут больше не место.

Выйдя из комнаты, я в задумчивости остановился у ближайшего окна. Ситуация становилась все запутанней, но единственным желанием было увязнуть в ней по горло, а можно и по макушку. Только, как сделать так, чтобы Натсуми была со мной согласна? Даже если мне удастся разбудить сердце девицы, маловероятно, что тенгу согласится остаться здесь.

Решив, что девица получила достаточно времени для подготовки ко сну, на мгновение замер перед дверью собственной комнаты. Поцелуй разбудил в моем теле вполне определенные желания, но я не почувствовал полноценного отклика от Нацуми, чтобы рассчитывать на что-то большее сегодня. Глубоко вздохнув, зная, что это будет не легкая ночь, толкнул дверь.

В полумраке занимая место в собственной постели, я с замиранием ждал, как поведет себя маленькая ворона, еще не глубоко упавшая в сон. Я знал, что сердце девицы ведет себя сегодня не так, как она привыкла, и поцелуй мог выбить ее из привычного равновесия, но очень хотел, чтобы Натсуми первая коснулась меня.

Когда две маленькие, ледяные ладошки проскользнули под одеялом, прижавшись к груди, я не сдержался, удовлетворенно выдохнув. Узоры вспыхнули на коже, вытягивая холод, так щедро собравшийся в мерзлых пальцах вороны. Дав ей всего несколько секунд для успокоения, обнял ворону и притянул под бок. Так у меня был хоть какой-то шанс выспаться.

– Мы же решили сперва направиться к цвергам? – спорить с ней было сложно. Ворона не повышала голос, а только чуть приподнимала бровь, одним этим жестом демонстрируя все, что думает по этому поводу.

– Да, но я чувствую, что нам нужно в другое место. Туда, ниже. В самое основание ваших миров. Как это место называется?

– Хельхейм. Мир мертвых, – судя по прямому и весьма упрямому взгляду Натсуми, мне не удастся ее переубедить. Все что я могу – это проследить за ее благополучием. – Почему именно туда?.

– Без понятия, – ворона пожала плечом, от чего перья красиво заколыхались, завораживая. Птица прошлась по комнате, замерев у окна. Помолчав с минуту, тенгу обернулась, чуть склонив голову на бок. – Думаю, все дело в ожерелье. Меня словно тянет туда.

– Не самое приятное место для прогулок, – перетасовывая в голове варианты, как с наименьшими потерями пройтись по Хельхейму, я только вздохнул. И так и эдак выходило не очень. – Можем не вернуться.

Девица только кивнула, вновь повернувшись к окну.

На сборы ушло всего пара дней. Мама сшила для вороны одежду по ее необычным эскизам, едва не прыгая от восторга от новых идей, сама Натсуми пришла почти в полную норму, восстанавливаясь с невероятной скоростью, характерной для ее рода. А я все думал, как добиться отклика в ее несчастном, таком неотзывчивом сердце.

Натсуми.

Мрачно и темно. Ничего нового. Все выглядело вполне ожидаемо безжизненным и унылым, ровно как я и думала. Против мнения Хакона, я чувствовала себя здесь вполне комфортно, как истинный ёкай. А вот сам великан как-то необычно нервничал и немного злился, идя по тихой местности.

Вся земля была словно покрыта слоем серого пепла, поднимающегося вверх от наших шагов. Тишина, гнетущая и пугающая, полное отсутствие ветра и тяжелый, горячий воздух, который цеплялся за горло. По мне – вполне подходящее место для свиданий. Тихо рассмеявшись собственным мыслям, я чуть более внимательно осмотрела пространство вокруг. Где-то там, среди этих однообразных долин должно быть то, что я ищу. Знать бы, что это на самом деле такое.

Шли мы не так уж и долго, не повстречав ни единой живой или мертвой души, когда далеко впереди из серой дымки выплыла темная громадина. Она смотрелась инородной, подавляющей.

– Это что?

– Иггдрасиль. То, что осталось от великого древа.

– Иггдрасиль, – перекатывая на языке название, даже скорее имя, я почувствовала, как тело наполняется теплом и удовлетворением. Ожерелье было довольно. Именно остов мертвого великого древа был нашей целью.– Нам туда.

Хакон покачал головой, хмуря брови.

– К нему не подойти. Там дворец Хель, а значит обиталище всех душ, которым не досталось места в чертогах павших воинов. Там столько опасных тварей, что мы и до круга не дойдем.

– До какого круга?

– Того, что раньше ограничивал его крону.

– Подойди ближе, хримтурс, – я чувствовала такое воодушевление и потребность попасть к основанию дерева, что была готова многим поступиться. Шагнув ближе к Хакону, осторожно коснулась ладонью его лица. Великан-полукровка закрыл глаза, прижимаясь ближе к руке.

Последняя ночь в Туманных чертогах далась ему не легко. Он почти не спал, всю ночь обнимая меня и выдыхая сквозь зубы. Я не дура, и почти сразу поняла причину беспокойства, но не могла ответить взаимным чувством, так что предпочла сделать вид, что сплю. Но сейчас, видя цель, которая была зачем-то необходима артефакту на моей шее и, вероятно, мне самой, могла уступить во многом.

Привстав на цыпочки, коснулась губами жесткого, крепкого мужского рта. Хакон замер, не отвечая и не отстраняясь, словно ожидая, когда я передумаю. Прижавшись сильнее, чуть шевельнула губами, пытаясь расшевелить мужчину. Хримтурс рвано выдохнул, и обвил меня руками, так крепко, что стало трудно дышать. Все изменилось. Этот поцелуй был совсем другим. Острым, колючим, едким и пробирающим до самого основания души, если она положена таким существам, как мы. Теперь я ощутила тот огонь, что пылал в теле Хакона в полной мере. Жар перекатывался, наполняя и меня, заставляя все внутри вскипать. Никогда до этого не чувствуя такой пьяняще-удушающей силы поцелуя, я все никак не могла себя заставить отстраниться, наслаждаясь. Это было так близко, так откровенно, до оголенных нервов, до содранной кожи и невесомости.

– Ладно, – тяжело дыша, Хакон провел большой ладонью по моим волосам, – ты меня замотивировала дальше некуда. Тебе на самом деле нужно к сгоревшему дереву?

– Да.

– Что ж, остается надеяться, что оно того стоит, птица.

Глава 26

Я бы хотела лететь к дереву, но Хакон предупредил, что тогда мы попадем в поле зрения местных обитателей гораздо раньше и притянем куда больше внимания к своим особам, чем следует. Пришлось согласиться и дальше продолжить пешую прогулку по пыльной унылой местности.

Чем ближе мы подходили к дереву, тем яснее становилось, что оно давно мертво. Черный исполин, весь в трещинах, с обломанными ветвями, он угнетал еще сильнее, чем сама мертвая долина. Уходя вверх, теряясь среди стального мутного неба, дерево даже сейчас поражало своим величием. Это был не просто артефакт древности, а сама основа бытия. Своеобразная, но от этого не менее значимая.

– Не весело, – обернувшись к Хакону, отметила я.

Великан только кивнул, не сводя взгляд с древа. Наверное, ему этот вид был куда болезненней, если учитывать, что Иггдрасиль являлся символом жизни и равновесия среди их миров.