Прощай, оружие! Иметь и не иметь - Хемингуэй Эрнест. Страница 15

– Я не понимаю, – сказала она. – Я не понимаю итальянского.

– Я говорю по-английски, – успокоил я ее. – Они хотят меня где-то пристроить.

– Но палаты еще не готовы. Мы пока не ждали больных. – Она поправила волосы и близоруко вперилась в меня.

– Покажите им любую палату, где меня можно разместить.

– Даже не знаю. Мы никого не ждали. Я не могу вас разместить вот так, в любой палате.

– Сойдет любая, – сказал я ей. А затем привратнику на итальянском: – Найдите пустую палату.

– Они все пустые, – ответил тот. – Вы первый больной. – Он держал в руке фуражку и вопросительно глядел на пожилую сиделку.

– Бога ради, отнесите меня уже куда-нибудь. – Из-за согнутых ног боль все нарастала и нарастала, и я чувствовал, как она пульсирует в самой кости. Привратник прошел внутрь в сопровождении седовласой сиделки и поспешно вернулся.

– Идите за мной, – сказал он.

Меня понесли по длинному коридору, и мы вошли в комнату с опущенными шторами. Здесь пахло новой мебелью. Меня положили на койку, рядом с которой стоял большой зеркальный шкаф.

– Я не могу ее застелить, – сказала медсестра. – Простыни заперты.

Я не стал с ней разговаривать.

– Деньги в кармане, – обратился я к привратнику. – Карман застегнут на пуговицу.

Он их вытащил. Санитары стояли перед койкой, держа в руках пилотки.

– Дайте каждому по пять лир и столько же возьмите себе. Мои документы в другом кармане. Отдайте их медсестре.

Санитары откозыряли и поблагодарили.

– Счастливо, – сказал я. – Огромное вам спасибо.

Они еще раз откозыряли и вышли.

– Здесь моя медицинская карточка и история болезни, – пояснил я сестре.

Она взяла бумаги в руки и стала изучать сквозь очки. Для этого ей пришлось их развернуть.

– Вы меня поставили в тупик, – сказала она. – Я не читаю по-итальянски. И не имею права что-то делать без указания врача. – Она заплакала и сунула документы в карман передника. – Вы американец? – спросила она сквозь слезы.

– Да. Пожалуйста, положите бумаги на столик.

В палате было сумеречно и прохладно. Лежа на кровати, я видел большое зеркало в другом конце комнаты, но что в нем отражается, отсюда было не разглядеть. Привратник стоял рядом. Он был славный и весьма любезный.

– Вы можете идти, – сказал я ему. – И вы тоже, – обратился я к сестре. – Как вас зовут?

– Миссис Уокер.

– Вы можете идти, миссис Уокер. Я, пожалуй, посплю.

Я остался один. В палате было прохладно, и больницей здесь не пахло. Матрас твердый и удобный. Я лежал неподвижно, дыша почти незаметно, наслаждаясь ощущением уходящей боли. Через какое-то время мне захотелось пить, и я подергал за шнурок с колокольчиком, но никто не отозвался. Я уснул.

Проснувшись, я огляделся. Сквозь закрытые ставни пробивались солнечные лучи. Взгляд зафиксировал большой платяной шкаф, голые стены и два стула. Мои ноги в грязных бинтах торчали передо мной, как две палки. Я старался ими не шевелить. Испытывая жажду, я позвонил в колокольчик. На этот раз дверь открылась, и на пороге появилась молоденькая и хорошенькая сестра.

– Доброе утро, – сказал я.

– Доброе утро. – Она подошла к кровати. – Мы не смогли вызвать доктора. Он уехал на озеро Комо. Мы не ждали больных. А кстати, что с вами?

– Я получил ранения. Оба колена и ступни, и еще голова задета.

– Как вас зовут?

– Генри. Фредерик Генри.

– Я вас обмою. Но трогать повязки без доктора мы не можем.

– Здесь работает мисс Баркли?

– Нет. Я не знаю никого с такой фамилией.

– А кто эта женщина, которая меня принимала и расплакалась?

Сестра засмеялась.

– Миссис Уокер. У нее было ночное дежурство, а она спала, поскольку мы никого не ждали.

Пока мы беседовали, она меня раздела догола и стала обмывать, очень деликатно и ловко. Одно удовольствие. Голову она тоже обтерла, не касаясь повязки.

– Где вы получили ранения?

– На Изонцо, севернее Плавы.

– Где это?

– К северу от Гориции.

Видно было, что эти названия ей ни о чем не говорят.

– У вас сильные боли?

– Нет. Сейчас нет.

Она вставила мне в рот градусник.

– Итальянцы ставят под мышку, – не без труда выговорил я.

– Не разговаривайте.

Когда пришло время его вынуть, она поглядела температуру и встряхнула градусник.

– Какая у меня температура?

– Вам знать не полагается.

– Скажите.

– Почти нормальная.

– У меня не бывает высокой температуры. А мои ноги начинены старым железом.

– В каком смысле?

– Осколки мины, ржавые шурупы, кроватные пружины и все такое.

Она улыбнулась и покачала головой:

– Если бы в вашем теле находились посторонние предметы, это бы вызвало воспалительный процесс и у вас бы поднялась температура.

– Что ж, – сказал я, – посмотрим, что покажет операция.

Она вышла и вскоре вернулась вместе с ночной сестрой. Вместе они застелили постель прямо подо мной. Для меня это было открытие и удивительная процедура.

– Кто тут главный?

– Мисс Ван Кампен.

– А сколько всего сестер?

– Только мы вдвоем.

– А еще будут?

– Должны приехать.

– И когда они здесь появятся?

– Не знаю. Для больного вы задаете слишком много вопросов.

– Я не болен, а ранен, – поправил я ее.

Они постелили, и теперь я лежал на свежей простынке, укрытый такой же. Миссис Уокер принесла пижамную курточку, в которую меня облачили. Теперь я был такой чистенький и одетый.

– Вы сама любезность, – сказал я. Сестра, которую звали мисс Гейдж, хихикнула. – Можно мне воды? – попросил я.

– Конечно. А потом вы позавтракаете.

– Я не хочу завтракать. Нельзя ли открыть ставни?

В палате царил полумрак, когда же открыли ставни, комнату залил яркий свет. За балконом просматривались черепичные крыши домов и кирпичные трубы, а над ними синее небо и белые облака.

– Неужели вы не знаете, когда приезжают новые сестры?

– Почему вы спрашиваете? Мы недостаточно хорошо с вами обращаемся?

– Вы выше всяких похвал.

– Не хотите воспользоваться судном?

– Я попробую.

Они меня приподняли и подложили судно, но у меня ничего не получилось. Потом я лежал и через раскрытую дверь разглядывал вид, открывающийся с балкона.

– Когда придет врач?

– Как вернется. Мы пытались до него дозвониться в Комо.

– А других врачей нет?

– Он наш лечащий врач.

Мисс Гейдж принесла графин с водой, и я выпил три стакана. Они меня оставили, и я какое-то время смотрел в окно, а потом уснул. Потом был ленч, а днем меня навестила мисс Ван Кампен, завотделением. Я ей не понравился, как и она мне. Она была маленького росточка, очень мнительная и чересчур важная. Она задавала один вопрос за другим и, кажется, находила зазорной мою службу в итальянской армии.

– Можно мне вина вместе с едой? – спросил я ее.

– Только по предписанию врача.

– А без него никак?

– Исключено.

– Вы уверены, что он когда-нибудь появится?

– Мы ему позвонили.

Она ушла, и вскоре появилась мисс Гейдж.

– Зачем вы так грубо разговаривали с мисс Ван Кампен? – спросила она, после того как весьма умело проделала со мной одну процедуру.

– Разве? Она была высокомерна.

– Она сказала, что вы держитесь властно и грубо.

– Вот уж нет. Но что это за госпиталь без врача?

– Он приедет. Ему позвонили на озеро Комо.

– А чем он там занимается? Плавает?

– Нет. У него там клиника.

– Почему тогда не пригласить другого врача?

– Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Ведите себя хорошо, и он приедет.

Я послал за привратником и, когда он пришел, попросил его на итальянском купить в винной лавке бутылку чинзано, фляжку кьянти и вечерние газеты. Он все принес в завернутом виде и вынул из газет, а затем по моей просьбе вынул пробки и поставил вино и вермут под кровать. Оставшись один, я лежа почитал газеты – новости с фронта, сводку о погибших офицерах и их боевых наградах, – потом выудил из-под кровати бутылку чинзано и поставил ее на живот, стеклянное дно приятно холодило кожу, я понемногу прикладывался, оставляя все новые кружки на животе, и небо за окном постепенно темнело. Я потягивал чинзано и наблюдал за тем, как ласточки и ночные ястребы взмывают над крышами домов. Мисс Гейдж принесла мне гоголь-моголь. Когда она появилась в дверях, я быстро сунул бутылку между стеной и кроватью.