Всего лишь чаевые (ЛП) - Шен Л. Дж.. Страница 5

Ухмыляюсь. Что-то мне подсказывает, что Реджи способна постоять за себя.

Нет, в Париж ее привел точно не страх. Наклоняю голову, рассматривая ее лицо, от которого у меня нет сил оторваться.

— Тогда что привело тебя сюда? — спрашиваю я.

— Что? Думаешь, я просто так все тебе выложу? Разве ты не должен сначала угостить меня вином или ужином? Те девушки хотя бы ланч получили.

— Генриетте досталось лишь кофе, — возражаю я.

— Гораций и Генриетта. Уверен, что не хочешь дать ей шанс? Ваши имена одинаково нелепы.

— Нет, спасибо, — смеюсь я. — Возвращаясь к сути, я обещаю кормить тебя всю следующую неделю, если ты согласишься мне рассказать, — быстро добавляю следом. — Две недели, если расскажешь всю правду, без утайки.

Вообще переговорщик из меня первоклассный, но, чувствую, с этой девушкой я добровольно проиграю все свое имущество и большую часть сбережений. Она мило морщит носик, обдумывая мое предложение.

— Соглашайся, — уговариваю я. — Через две недели я уезжаю. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся.

Договор аренды истекает к Новому году, так что сейчас самое время для небольшого романа.

Ее голубые глаза с золотистыми искорками встречаются с моими, и мне приходится крепко взять себя в руки, чтобы успокоить пульс.

— Я ищу своего отца, — признается она тихим шепотом.

— Вот как? — спокойно спрашиваю я, отклоняясь назад.

Она начинает собирать свои вещи — наушники, корзинку с сыром и виноградом и маленькую сумочку. Я задел ее за живое.

— Честно говоря, пока результат нулевой. Я знаю только его имя, а найти нигде не могу. Я бы наняла частного детектива, но, увы, несмотря на расхожее мнение, что официантки, работающие неполный день, хорошо зарабатывают, у меня нет лишних денег, так что поиски продвигаются медленно.

Мне тотчас хочется оплатить ей частного детектива.

А следом — хлопнуть себя по лбу за мысль о таком предложении. Я и без того веду себя, как богатый папик, и Реджи наверняка оскорбится, если я предложу.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Двадцать три. А тебе?

— Тридцать. Это будет проблемой?

— Не знаю. А должно? — Она приподнимает бровь.

Понятия не имею, о чем мы сейчас говорим, но мне это нравится и ужасно не хочется услышать от нее окончательное «нет».

Я смеюсь.

— Ты бы выпила с тридцатилетним?

— Возможно. Если он не забудет оставить нашему официанту на чай.

— Как насчет ужина с тридцатилетним? Имей в виду, что бы мы ни делали, каждый платит сам за себя, — шучу я.

Реджи сверкает одной из тех улыбок, что я видел ранее, во время ее смены. Улыбкой, от которой мир вокруг нас исчезает, а температура поднимается градусов на десять.

— А этот тридцатилетний будет держать свои руки при себе?

— Даю слово скаута. — Я поднимаю три пальца.

— Очень жаль, — огорчается она, и мы вместе смеемся.

— В таком случае, — я протягиваю ей руку и помогаю подняться, — ужин за мной.

— Отлично, а я отвечаю за десерт, — щебечет она.

Я ухмыляюсь, еле сдерживаясь, чтобы не сболтнуть лишнего.

Ты и есть десерт, дорогая. С Рождеством меня!

***

Через час мы сидим у меня дома. Реджи методично выбирает сыр из пиццы, которую мы заказали. Я хотел пойти в какое-нибудь изысканное кафе, чтобы показать Реджи все прелести Парижа, но у нее, как оказалось, были другие планы.

— Я просто хочу посидеть босиком и спокойно поесть в укромном местечке, — сказала она.

Так мы оказались сидящими на моем мраморном полу и распивающими бутылку шампанского, которую мне подарил клиент. Я решил, что наконец пришло время открыть ее. Бокалы нам не понадобились, мы пьем прямиком из бутылки. Реджи рассматривает мою квартиру на улице Сен-Дидье — изящную мебель с вельветовой обивкой кремового цвета, позолоченную люстру и кухню, от которой любой повар с мировым именем пришел бы в восторг.

Взгляд Реджи останавливается на небольшой террасе с железными перилами, в которую переходит гостиная. Ее заинтересовывает не дорогущая мебель, престижность района или странноватая статуя собаки у камина, которая, скорее всего, стоит дороже, чем органы на черном рынке. Нет. Ее привлекает ослепительный вид. Ряды старых зданий, прелестные бутики, украшенные к Рождеству, и фонари, увитые гирляндами и создающие романтическое настроение.

— Как зовут твоего отца? — спрашиваю я, откусывая кусочек пиццы.

— Дрог. Дрог Лапенус.

Она сказала «трогать пенис»? Я точно должен переспать с этой женщиной, ради нас обоих. А то у меня уже слуховые галлюцинации начинаются.

— Как-как?

Ты будешь кончать еще, еще и еще.

— Дрог Лапенус. Так зовут моего отца. Он был бизнесменом, занимался темными делишками, и ему пришлось бежать из Америки, чтобы не угодить под суд. На него уже вышла налоговая служба. Думаю, он решил бросить нас с мамой и вернуться в Париж. И скорее всего, сменил имя, чтобы залечь на дно. Иначе как бы он вообще выбрался из Америки, верно?

Я думаю так же. Нужно быть очень смелой и целеустремленной, чтобы решиться отправиться через полмира на поиски отца, который, по сути, бросил ее и семью. Она снова оглядывается, и вдруг начинает выглядеть очень ранимой. Как юная и потерянная девушка, коей она и является, несмотря на внешнюю беззаботность.

Под ее неоцененной, поражающей красотой скрывается уязвленная, стойкая девушка, которую я отчаянно пытаюсь понять. Я хочу знать, что ее раздражает, что вдохновляет, завораживает, провоцирует. Черт, она так очаровательна, что я хоть сто лет слушал бы, как она говорит о туфлях, и дал бы денег на любую ее причуду, даже если б они понадобились на операцию по добавлению маленьких хэллоуинских глазок на каждый сантиметр ее лба.

Она меняет тему разговора.

— Тебе нравится быть менеджером хедж-фонда?

Я пожимаю плечами.

— Это то, чем я занимаюсь.

— Значит, нет, — усмехается она, откусывая пиццу. — У тебя есть хобби?

— Я помогаю своему пожилому соседу делать керамические вазы. Каждую субботу он продает их на рынке неподалеку. Этим я занят, когда не работаю.

— Как мужественно, — дразнит она, поигрывая бровями.

— Поверь, я достаточно уверен в своей мужественности, — ухмыляюсь я.

— Ну конечно.

— Можешь проверить сама.

— Это часть услуг твоего сутенерского бизнеса?

— Наш девиз — мы стремимся доставить максимальное удовольствие. — Я сверкаю улыбочкой мерзкого торговца автомобилями.

Она смеется, и ее смех отдается у меня в груди.

— Что у тебя на уме? — смеется она.

Она сообразительна, умна как дьявол и столь же очаровательна. Я не могу вспомнить, когда в последний раз женщина так сильно меня привлекала.

— Все.

Я откладываю пиццу, наклоняюсь и, положив ладонь ей на затылок, привлекаю к себе. По сравнению со мной она такая миниатюрная. Ее дыхание ускоряется, а кожа становится горячей. Я слышу мягкий стук, с которым ее кусок пиццы падает на картонную коробку между нами. Что-то меняется в атмосфере. Она становится плотной, напряженной, тяжелой.

— У меня на уме все, Реджина Лапенус.

Она резко вдыхает, когда я, загипнотизированный ее пухлыми губами, большим пальцем приоткрываю ее розовый рот. Как же здорово он будет смотреться на моем…

Парень, полегче.

— Если ты прямо сейчас на меня не запрыгнешь, я сделаю это сама. Просто решила проговорить это вслух, — предупреждает она.

У меня вырывается низкий, хриплый смешок, после чего мой рот обрушивается на ее губы, срывая сладкий поцелуй, который уже меня ждет. Она впускает в рот мой язык, и я со стоном беру ее щеки в ладони, тянусь к ней, чтобы быть еще ближе.

Раздается тихий звук, словно мы что-то раздавили, и взглянув вниз, мы обнаруживаем, что моя рубашка «Прада» перепачкана жирным соусом от пиццы.

— Отлично, теперь не я одна пахну и выгляжу так, словно провела долгий день на работе, — усмехается Реджи, ловит меня зубами за нижнюю губу и, дразня, тянет.