Табу на любовь (СИ) - Кофф Натализа. Страница 36

А я даже не могла поднять голову. Не хотела показывать своих слез. Но и не могла их остановить.

Затрясла головой.

— Лишнее, — прошептала я.

— Млин! — пробормотал Прохор, а я интуитивно поняла причину его недовольства. — Ратти, девочка, улыбайся! Помни, ты уже победила. Несмотря ни на что!

Вокруг нас, точно калейдоскопом цветных разбитых картинок, защелкали вспышки камер, собирая осколки в один рисунок. И эпицентром этого рисунка стала я.

Я не знала, что имел в виду Прохор под моей «победой».

Я не знала, как вести себя.

Все, что я знала — Львовский рядом. Остановился в шаге от меня, игнорируя вспышки камер и перекошенное недовольством лицо новоиспеченной жены, маячившей за его плечом.

— Роман! — высокий визглявый голос затерялся в гуле возмущения гостей.

— Потанцуй со мной, — сквозь звук ударов кровоточащего сердца расслышала я.

Моего ответа никто не стал ждать. Музыка все еще играла, заглушая ропот недовольных подружек невесты. Пусть немного, но приглушая мою боль.

Сейчас, как никогда, я поняла: мазохист — это я.

Крепкие руки подхватили меня. Против воли закружили в танце.

Львовский отлично двигался. Отлично выглядел. Он все делал отлично. Идеально.

Идеально и выверено наносил смертельные раны, кромсал мою душу в кровь.

Зачем он подошел? Ему мало той боли, что он причинил мне?

Да, очевидно, так и есть.

Я подняла голову. Однако взгляд диких и безумных глаз не ранил. Он словно уже выжег меня дотла. Уничтожил. И больше не мог причинить боли.

Больше — нет.

Роман молчал. Смотрел, не мигая. И молчал. За него говорил его взгляд. Но было поздно. Он теперь чужой мужчина. Чужой муж. Не мой!

Вокруг меня царил все тот же вакуум. Сердце настолько устало болеть, что успело очерстветь, превратиться в камень. А я нашла в себе силы на улыбку.

Боже! Я отчетливо поняла, что ненавижу этого человека. Так же сильно, как и люблю.

— Поздравляю! — выдохнула я.

Львовский моргнул. Мелодия перетекла в более ритмичную. Наступил момент, когда нужно разжать руки. И я это сделала.

Однако Роман не спешил отпускать меня. Стоял, прижимая к своему напряженному телу.

— Рома! — Прохор намеренно перетянул внимание на себя.

Буквально силой разжал руки брата, перехватил мое безвольное тело и повел к выходу.

Я не оглядывалась. Все пространство заволокло туманом. Ноги с трудом двигались. Голова кружилась. И, кажется, я готова была вот-вот упасть в обморок на радость Дашке и мачехе.

Все те же репортеры обступили Львовского, не пропуская его к выходу. Лица Дашки и мачехи смазанными, перекошенными, полными злобы масками на миг возникли перед моими глазами.

Однако их злоба не трогала меня. Кажется, Роман Дмитриевич Львовский превратил меня из эмоционального человека в черствую куклу.

Прохор помог надеть пальто. Я не стала ждать, пока кто-то из охранников сообщит о том, что такси подъехало и ждет пассажира.

Я хотела как можно быстрее умчаться из этого отеля. Подальше от Ромы. На другой конец света. От боли. От себя.

На крыльце чьи-то сильные руки обхватили меня со спины, приподняли, понесли куда-то.

Я узнала этот запах. Узнала эти жадные касания. И свою реакцию на них.

Львовский стремительно развернул меня к себе лицом. Дикие глаза смотрели на меня сверху вниз.

А я не стала ждать, пока требовательный рот накроет мои губы жалящим поцелуем.

Резко ударила мужчину по лицу. Наотмашь. Так, чтобы и ему было больно сейчас.

— Ты! Заставил! Меня! Танцевать! На своей! Свадьбе! — кричала я во весь голос. — Ненавижу! Ненавижу тебя!

— Ненавидишь?!— орал он в ответ. — Зачем ты пришла?!

Но я закрыла уши ладонями. Не хотела слышать его голос. Видеть его лицо. Чувствовать его руки.

Мой мир сузился. Сжался до крошечной точки. До атома. До единственного слова «ненавижу».

Я очнулась, когда Прохор помогал мне выйти из машины. Помог подняться по лестнице в квартиру.

Не снимая пальто, я упала на диван. Верный Суми подполз ко мне.

— Захлопни дверь с той стороны, Тим Реми, — прошептала я молодому человеку.

Слез не было. Я больше не стану плакать из-за Львовского. Теперь мое сердце заколочено наглухо. Закрыто от всех чувств.

— Что ты творишь?! — прошипела новоиспеченная женушка, пробираясь ко мне сквозь толпу. — Что ты устроил? Рома! Вернись в зал! Губернатор ждет! Он откроет церемонию поздравлений!

Я смотрел на габаритные огни машины, в которой уезжала девчонка.

Все прошло именно так, как и планировалось. Уже утром, согласно договору, капиталы Несторова перетекут на мои счета, а шустрые адвокаты оформят нужные документы.

Живи, да радуйся, Рома! Живи, да радуйся!

А не выходило.

Игнорируя шипение Дарьи, развязал галстук.

— Я предупреждал, Даша, — процедил, глядя в красивые глаза теперь уже законной жены. — Велел не лезть к ней. А ты забыла.

Несторова съежилась, когда я обхватил ее локоть и сжал. Если Дарья считала, что став женой, сможет управлять моей жизнью, то крупно просчиталась.

Именно это она и прочла по моим глазам. И замолчала, хватая воздух ртом.

Телефон завибрировал в кармане. А я зацепился за звонок, точно утопающий за спасательный круг. Знал, еще секунда, и я окончательно превращу мероприятие в фарс.

Всего один взгляд на девчонку вынес мой мозг.

Какая же она была красивая в этом платье! Пришла и разрушила мой мир. Ввела в дикий транс. Скрутила, выпотрошила и заставила чувствовать.

«Скажи это чертово «да»!» — навязчиво зудело в голове, а взгляд неотрывно следил за опущенной головой и водопадом темных волос.

Так нужно. И я сделал именно то, чего окружающие ждали от меня. Капиталы умножились на радость всем акционерам, на радость Несторову, отцу и, разумеется, мне. А я лишний раз доказал всем и себе в том числе, что моей жизнью правят лишь деньги.

— Да! — нетерпеливо бросил я в трубку, отвернувшись от Дарьи.

Плевать, пусть возвращается к гостям или валит нахрен домой. Не интересно.

— Значит, тебя можно поздравить, сын, — бормотал отец.

Разумеется, его не было на торжестве. Львовский не выходит из дома уже много месяцев. Но умудряется контролировать каждый мой шаг. И это бесило.

— Не слышу радости в голосе, папа, — ухмыльнулся я.

Пронзительный ветер швырнул ворох снежинок в лицо. А я запрокинул голову.

Колкие иглы не ранили. Наоборот, принесли секундное облегчение. Всего на миг, но притупили ядовитую горечь, разлитую по языку.

— Ром, я не часто прошу тебя о чем-либо, — спокойным голосом проговорил отец. — Сядь, пожалуйста, в машину.

Перед входом в отель припарковался лимузин. Тонированное стекло опустилось.

Сам Львовский почтил меня своим присутствием. Очевидно, собрался ткнуть мордой в очередное дерьмо.

Я убрал телефон в карман брюк. Долбаный старик со своими сюрпризами!

— Что опять я сделал не так, а? — заорал я, оказавшись в салоне. — Я, млять, выполнил обещание! Сдержал слово!

Отец лишь поджал губы и отвернулся.

— Прости меня, сын, — неожиданно проговорил он.

Я решил, что ослышался. Рехнулся. Эмоции рвали на куски, а кожа рук все еще горела в тех местах, которых касалась Ратти.

Я псих, да. Точно. Пришлось заставить себя слушать, пусть зверь во мне и рвался догнать тачку и схватить девчонку.

Разговор с отцом был долгим. Без свидетелей. У черта на рогах. Под завывания разыгравшейся метели.

Темы были разными. Много откровений. Много новых сведений.

Я получил неопровержимые доказательства своих подозрений. В том числе и о личности человека, предавшего меня. И теперь сам должен был решить, что делать со всей той кашей, что вывалил на меня отец.

— Дерьмовыми людьми ты окружил себя, Рома, — кашлянул отец и потер озябшие ладони, а я невесело усмехнулся.