Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 12
— Сколько тебе было лет?
Мне совсем не хочется говорить об этом, но в то же время мою грудь раздирает от огромной необходимости поделиться с кем-то. Никто никогда не спрашивал меня о моем сексуальном опыте. Определенно, не моя мама, и у меня никогда не было близкой подруги. Разве это не то, чего я всегда хотела? Девчачьи разговоры без осуждения?
Я ищу на ее лице признаки бессердечности, а нахожу только яркое любопытство. Оно порождает теплое ощущение внутри меня. Она заинтересована, может, даже завидует. Потому что у меня есть то, чего нет у нее. Опыт.
Вытянув ноги, я наклоняю голову к стене.
— Мне было тринадцать.
— Ничего себе. — Ее лицо сияет в удивлении. — С кем? Как? Расскажи мне обо всем.
Слова приходят легко, льются из памяти, будто вытатуированы на каждой клетке моего тела.
— Мой брат только вернулся домой после службы в морской пехоте, и он привез с собой одного из ребят своего отряда — лучшего друга.
Тогда я была увлечена Лоренцо, его головокружительной привлекательностью, отточенными боями мускулами и суровым очарованием. И он смотрел на меня, как на самую красивую девушку, которую когда-либо видел.
Он все еще смотрит на меня, и я боюсь его до мозга костей.
Сара закрывает рот, скрывая пальцами свою улыбку.
— Ты отдала свою девственность лучшему другу своего брата?
Мурашки бегут по моей спине.
— Он оставался жить у нас, пока не нашел себе квартиру. Однажды ночью я проснулась, не могла заснуть, поэтому вышла на улицу, чтобы посидеть на задней веранде.
Папочка ушел из жизни всего месяц назад, и его потеря все еще ощущалась постоянной сжимающейся болью в груди. Он говорил, что нет ничего невозможного. Доказательство существует в магии музыки. Так что я сидела и напевала его любимую песню Херби Хэнкока, желая невозможного, чтобы он вернулся.
Сара давит на меня, ее выражение излучает гораздо больше восторга, чем того заслуживает реальность той ночи.
— Что случилось?
— Друг моего брата вышел из дома и прижал меня к ступенькам. Он был таким большим. Везде большим. И сильным. Он знал, чего хочет, и я не в силах была остановить его.
Я не могла предпринять какие-либо конкретные меры, чтобы защитить грудь и ноги от царапания о бетон, когда он брал меня сзади. Рука на моем рте заглушала крики. Звук рвущейся ночнушки раздавался в тишине. Запах его гнилостного дыхания заполнял воздух. И боль между моих ног... разрыв, кровь, болезненность в течение нескольких дней после того, как он брал меня снова и снова.
— Боже. — Сара облокачивается на стену. — Звучит горячо.
Разве?
— Ты такая счастливая. — Она играет с кончиками своих волос. — У тебя огромные сиськи и опыт, и парни, которые постоянно крутятся вокруг тебя. Я хочу этого. Полагаю, я была напугана, но определенно готова к... ну, ты понимаешь... с Крисом.
Должно быть, со мной что-то не так, потому что сиськи, секс и все, что она только что сказала, вызывают у меня тошноту.
— Сара, не надо...
— Между нами говоря, девочки здесь грубы с тобой только потому, что ревнуют. Я имею в виду, посмотри на себя. Парни хотят именно этого. — Она машет рукой, указывая на мое тело. — Неудивительно, что ты переспала с половиной школы.
Желчь комом встает в задней части горла, и я сглатываю несколько раз, чтобы удержать ее внутри.
— О, смотри. Он закончил. — Сара вскакивает на ноги, хватает свои книги и мчится по аудитории, прямиком к Крису.
Часть меня хочет затащить ее на пол и умолять держаться от него подальше. Но другая часть, эгоистичная часть, желает ее согласия. Если у нее будет секс с Крисом, она станет такой же, как я. Может быть, она будет больше общаться со мной, доверять мне. Может быть, я смогу поделиться с ней и другим, более страшным, рассказать о мужчинах и их потребностях.
— Мисс Вестбрук. — Мистер Марсо встает со своего стула, упираясь руками в бедра с холодным взглядом. — Не заставляйте меня ждать.
Глава 8
ЭМЕРИК
Я старательно вчитываюсь в ее ученическое досье, но все буквы сливаются в одно. Я слишком увлечен, все мои мысли обращены к девушке, сидящей по другую сторону моего стола. Другие ученики ушли домой, теперь только я и Айвори, и это необъяснимое влечение.
Ее длинные пальцы сцеплены вместе на коленях, когда она сидит, выпрямив спину, а темные волосы спадают по изящной линии шеи. На губах естественная, как ей кажется, улыбка, но не такая широкая, как у ее предшественников. Сомнительная. Такие улыбки маленькие девочки носят, когда им страшно.
Бросив документы на стол, я наклоняюсь вперед, разрывая невидимый пузырь напряжения.
— Чем вы обеспокоены?
Я знаю ответ, но мне хочется услышать его из ее уст.
— Ничем. — Почесывает пальцем свой нос. Маленький подсказывающий жест. Она лжет.
Достаточно громко ударяю кулаком по столу, чтобы она испуганно ахнула.
— Это последний раз, когда вы лжете мне. — Если придется, богом клянусь, выбью из нее правду. — Скажите, что вам ясно.
На ее горле трепещет выступающая венка.
— Да, я поняла.
— Отлично. — Бросаю взгляд на вырез ее рубашки, глубокую линию декольте и булавку, опасно держащую все это вместе. Быстро отвожу взгляд, сосредотачиваясь на ее лице. — Теперь, ответьте на вопрос.
Девушка обтирает ладонями свои бедра и удерживает меня взглядом.
— Вы, мистер Марсо. Вы беспокоите меня.
Уже лучше. Я хочу, чтобы она кормила меня своей честностью, при этом дрожаще дыша.
— Объясните, что вы имеете в виду.
Она кивает, будто призывает себя к мужеству.
— Вы умный, строгий, как и другие учителя, но с вашим методом и темпераментом грубого ч.. — Поджимает губы.
— Ругательства допускаются в моем классе, мисс Вестбрук. — Я прищуриваюсь. — До тех пор, пока они используются в конструктивной манере.
Она отвечает мне тем же взглядом.
— Я собиралась назвать вас членоголовым, но не уверена, что это конструктивно.
Получается, она все-таки думала о члене.
— Приведите пример моего предполагаемого поведения, и я решу, насколько оно конструктивно.
В ошеломлении она открывает рот.
— Как насчет того, когда мы были в холле? Когда я рассказала вам о своем финансовом положении, и вы... вы улыбались?
Черт, это было заметно?
Я не могу рассказать ей, что улыбнулся, потому что из-за ее уязвимости мой член встал по стойке смирно и затвердел, будто гребаный камень. Но я могу ответить ей честно.
— Вы правы. Я ошибался и прошу прощения. — Поднимаю со стола папку и пролистываю распечатки. — Давайте обсудим ваши обстоятельства.
Сканирую страницу биографии и убеждаюсь, что она живет в Треме. Пропуская резюме ее исключительных баллов GPA и SAT, цепляюсь за факты, о которых больше всего забочусь.
Дата рождения?
Весной ей исполнится восемнадцать.
Родители?
Уильям Вестбрук. Погиб.
Лиса Вестбрук. Уволена.
Это объясняет ее нехватку средств, но не то, каким образом она оплачивает обучение в частной школе. Погодите…
Я возвращаюсь к имени ее отца.
— Уильям Вестбрук?
Ее глаза закрываются. Я возвращаюсь на страницу, пытаясь соединить детали. Вестбрук, мертвый, из Трема, дочь играет на пианино…
Господи, не могу поверить, как я раньше не догадался.
— Ты дочь Уильяма Вестбрука?
Ее глаза горят ярко, открыто, обнадеживающе, как улыбка.
— Вы слышали о нем?
— Я вырос в Новом Орлеане, дорогуша. Каждый, кто отсюда, слышал о фортепианном баре Уилла.
Она прячет взгляд, и улыбка смягчается на губах.
— Говорят, что это крутое место. Туристам нравится.
Она говорит об этом месте, будто никогда не была там, что противоречит образу, который имеется в моей голове, когда она часами сидит за столь известным фортепиано Уилли, мечтая достичь его таланта.