Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 34

Мамин взгляд на мгновение смягчается, когда она смотрит на Шейна, пока он не пересекает комнату, чтобы остановиться возле меня.

— Ты забрала у меня все.

Мне становится тяжело глотать.

Мама подходит ко мне, почесывая костлявую руку.

— Лучше бы ты никогда не рождалась.

Слезы щиплют глаза. Это говорят в ней наркотики.

Подходя ближе, ее более трезвый, ясный взгляд выдаёт сам себя.

— Ненавижу тебя, маленькая эгоистичная сучка.

Слезы наворачиваются на глаза, и, хотя она говорила мне подобные слова тысячу раз, я все еще пытаюсь достучаться до нее.

— Я люблю тебя, мама.

Она бросается ко мне, крича во все горло, пока Шейн не ловит ее за локоть, оборачивая руки вокруг талии.

— Ненавижу тебя. Я ненавижу тебя. — Она дергается в его руках, пытаясь добраться до меня. Грудь выскакивает из тонкой ночной рубашки. — Ты разрушила мою жизнь!

— Да мам. — Шейн выпроваживает ее из комнаты. — Сейчас дам тебе все, что нужно.

Ей не нужны наркотики, которые он собирается влить в её исхудавшее тело. Ей нужна работа, стремление и чертов хребет.

Я сворачиваюсь калачиком рядом с Шубертом и сосредотачиваюсь на потолке, пытаясь остановить слезы. Может, мне тоже нужен хребет.

Ее крики эхом разносятся по дому, под конец перерастая в рыдания.

— Он любил ее больше. Он забрал у нас все, Шейн, и отдал ей.

Мое сердце сжимается в груди, и слезы катятся градом. Я жду, когда диван прогнется, и когда это случается, Шуберт вырывается из моих рук.

Бедром Лоренцо двигает мои ноги под себя. Он наклоняется и заставляет лечь на спину, вены на его шее бьются под татуировкой с надписью «разрушай».

— Думаешь, что сможешь избегать меня вечно?

— Таков план. — Я прижимаюсь к его груди, и новый поток слез щекочет мои уши.

Его черные глаза становятся еще темнее.

— Такая чертовски красивая.

Он засовывает руку между моих ног, но взбитое одеяло мешает ему. На мгновение я представляю, как открывается входная дверь и на пороге стоит мистер Марсо с ужасающим взглядом. Бьюсь об заклад, Лоренцо испугался бы его, и, возможно, оставил бы меня в покое.

Но мистер Марсо не вернется в Трем. Не сегодня. Не когда-либо.

В порыве гнева я пихаюсь и толкаюсь, ударяясь о ребра Лоренцо, и пытаюсь выпутаться из одеяла, чтобы убежать. Он хватает мои колени и держит их неподвижными. Я царапаю его руки, мои легкие задыхаются от учащенного пульса.

Когда тяжелые шаги Шейна приближаются, мы оба замираем.

Лоренцо убирает руки и смотрит перед собой, когда Шейн входит в комнату.

— Слишком близко сидишь к ней, придурок. — Брат шлепает Лоренцо по голове. — Отодвинься.

Я делаю глубокий вдох и поправляю одеяло.

— Я все равно еду домой. — Лоренцо встает и обменивается рукопожатием с Шейном, хлопая ладонями и постукивая костяшками пальцев.

Когда дверь закрывается позади него, Шейн плюхается на диван рядом со мной и достает пачку сигарет из кармана.

В моих венах бушует адреналин, поигрывая на нервах.

— Я не хочу, чтобы он приходил сюда.

— Закрой на хрен свой рот, Айвори. — Он закуривает и откидывается на спинку дивана.

Я решаю попробовать заново.

— Он меня насилует, Шейн.

Лицо его краснеет, затем становится темным, когда он тычет сигаретой в сторону двери.

— Этот парень спас мне жизнь в Ираке, — произносит он громким голосом, и его руки трясутся. — Если бы не он, меня бы здесь не было. Так что, пока ты не перестанешь скакать в своих маленьких шортах и дразнить его гребаными сиськами, помни об этом. Помни, этот парень — причина, по которой я жив.

Я уже слышала эту историю, но спасение чьей-то жизни не дает ему права заниматься сексом с сестрой друга. И разве братья не должны защищать своих сестер? Может, он думает, что я недостойна такой любви.

Я плотнее закутываюсь в одеяло, говоря тихо и бессмысленно:

— Я не скачу, просто у меня мало одежды. Это мамины шорты.

— Еще одна вещь, которую ты отняла у нее.

Может быть, он ударит меня, и тогда мистер Марсо доложит о новых ссадинах? Но, черт возьми, я не могу ему позволить дальше издеваться надо мной. — Я оплачиваю счета. Не ты. И не она. Мама ни разу не спросила меня о школе или о том, где я беру деньги. Но там я надрываю задницу, чтобы быть уверенной, что мы не потеряем этот дом.

Он затягивается сигаретой с напряженным выражением лица.

— Да, держу пари, ты работаешь своей задницей. Откуда ты их берёшь? — Он бросает на меня косой взгляд. — Ты, на хрен, шлюха?

Стыд подкатывает к горлу. Я качаю головой. Боже, если бы он знал? Даже не хочу представлять, чтобы он тогда сделал.

— Да и на*рать. — Он встает и стряхивает пепел на пол. — Пошла ты. — Он подходит к входной двери, открывает ее и смотрит на меня через плечо. — Знаешь, мама права. Отец продал наше будущее, чтобы купить твое. Он любил тебя больше.

Дверь захлопывается за ним, и из моих глаз брызжут слезы.

Все ясно. Что ж. Их неприязнь ко мне из-за двухсот тысяч долларов.

Когда я выключаю свет и возвращаюсь на диван, Шуберт присоединяется ко мне, в темноте мурлыча и уткнувшись носом в мою грудь. Иногда мне кажется, что любовь Шуберта — продолжение папиной любви. Он выбрал его, удивив меня этим подарком, и умер на следующий день, будто знал, что это произойдет. Он хотел убедиться, что часть его сердца осталась с этим котом для моего утешения в особенные для меня времена.

Но не думаю, что папа любил меня больше, чем их. Он просто пытался помочь мне с образованием. Хотя могу представить, что они должны чувствовать. Я едва могу дышать после отказа мистера Марсо, а это даже близко не было любовью.

По крайней мере, Марсо не отменил частные уроки. Я была бы рада этому, но последние пять недель только злили меня. Чертовски злили. Его строго профессиональные отношения и холодное поведение ежедневно напоминали о том, что я недостаточно хороша.

Недостаточно хороша для Леопольда. Не настолько, чтобы рисковать, имея отношения со мной.

Глава 20

ЭМЕРИК

Несмотря на мои опасения относительно будущего Айвори, я пытаюсь сосредоточиться на своей жизни. Остаток уик-энда провожу в поисках новой работы. К вечеру воскресенья я подал заявки на несколько вакансий на вторую половину учебного года за пределами штата.

Мне ненавистна мысль, что я могу покинуть Луизиану. Напоследок оставил еще не решенную проблему с Джоанн. Но у меня есть несколько вариантов, и, может быть, включив самоконтроль, я сохраню профессиональные отношения с Айвори, пока эти возможности не принесут результатов.

Но от этого мне не становится легче. На следующее утро, пересекая стоянку кампуса и предвкушая встречу с ней, я жизнерадостно насвистываю песню «Спокойствие», подражая манере исполнения Аксела Роуза. С каждым приближающимся шагом к Кресент-Холл моя кровь бурлит, а мышцы напрягаются сильнее.

Размышляя над случившимся дерьмом, вхожу в здание. Я смогу прикоснуться к ней сегодня, если уйду из школы. Всего лишь один раз. Ощутить еще раз вкус ее губ. Вот и все. Черт, почему я подумываю уйти? Я не могу ее бросить. Как я буду дышать без Айвори? Все это чушь собачья.

Удаляюсь подальше от класса и, словно одержимый, поворачиваю к центру кампуса.

Я провожу рукой по волосам и замедляю шаг. Не помню, чтобы чувствовал себя так бесконтрольно с Джоанн. Но и преследовать ее тоже не стал. Ни в начале, ни тем более после. Я никогда не гонялся за женщинами. Никогда не приходилось. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему я вытягиваю шею и оглядываю толпу студентов, надеясь мельком увидеть длинные темные волосы. Айвори Вэстбрук засела в моей голове.

Через несколько коридоров замечаю ее, прислонившуюся к шкафчикам и улыбающуюся Элли Лэй.

От ее вида по мне растекается тепло, от которого сковывает ноги и парализует тело. Мое увлечение может показаться смешным, но вот она реальность. Я полностью загипнотизирован ею.