Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 38

И заплатит за то, что позволила трогать себя этому мудаку. Что касается синяков, которые будут покрывать его тело в течение следующих двух недель? Это за мой счет.

— Вставай. — Я хватаю его за волосы. Наслаждаясь воплями пацана, я тащу его к «Кадиллаку» и сажаю на водительское сиденье.

Он весь трясется, лицо бледное и мокрое от слез. Нет видимой крови или припухлости на открытых участках кожи. Если бы не страдальческое выражение лица Прескотта и грязная одежда, никто бы не догадался, что я надрал ему задницу.

Опираясь сверху рукой на дверь, я наклоняюсь к нему.

— Смотри на меня.

Мне так хочется врезать ему, чтобы почувствовать, как его тело поддается моей ярости. Но заглушаю ее ради Айвори.

Он съеживается, руки взлетают к голове в защитном жесте.

— Не бейте меня.

Как только он понимает, что я не собираюсь что-либо предпринимать, Прескотт поднимает на меня налитые кровью глаза.

— У тебя есть два варианта, — произношу каждое слово более мягко и обдуманно. — Первый: никому не говорить, что случилось. Ни слова о том, что вы делали с мисс Вэстбрук. Не станешь показывать эти синяки, тогда они будут твоим единственным наказанием за оплачиваемый тобой секс.

Он язвительно прищуривается.

Я отвечаю ему таким взглядом, от которого можно подохнуть.

— Второй: ведешь себя как хренов слабак, рассказываешь декану, откуда у тебя эти ссадины — прощаешься с Леопольдом. Усек? Не имеет значения, насколько сильны мои связи, в мире нет консерватории, которая примет кандидата, обвиняемого в оплате сексуальных услуг.

Его глаза вываливаются из орбит.

— Мне всего лишь семнадцать.

— Достаточно взрослый, чтобы быть обвиненным в поступках такого рода, и слишком молодой, чтобы стать королем бала в тюрьме штата.

Нужно было раздавить его. Оставить в кровавой куче на съедение падальщикам.

— О, господи, этого не может быть. — Он обхватывает себя рукой за живот и умоляюще смотрит на меня. — Вы же не расскажете моей матери об этом?

— Это только между нами. Держи свой рот на замке, держись подальше от мисс Вэстбрук... Говоря это, я имею в виду, не думай о ней, не разговаривай с ней и не смотри в ее сторону. Сотри образ этой девушки из своих озабоченных мыслей. Сделаешь так, как велю я, и декан ничего не узнает.

— Ладно. — Сжимая руль руками, он кивает головой и сглатывает скопившуюся во рту слюну. — Я могу это сделать.

А вот я не уверен. Если он хотя бы наполовину так же зависим от Айвори, как я, он не сможет остаться в стороне. Но самый лучший сейчас вариант — это напугать его до усрачки.

Я хлопаю дверью и направляюсь к GTO.

Неужели ей нравилось трахаться с ним? Возненавидит ли она меня за то, что я прервал их?

Вряд ли. Она сравнила его с использованным тампоном.

А как насчет других парней? Других клиентов?

В глубине души я знаю, что Айвори не хотела быть здесь. Она даже понятия не имела, что такое сексуальное влечение, пока не встретила меня. Но обнаружить ее с каким-то сопляком оказалось сокрушительным ударом по моей гордости. Господи, я даже не мог заставить себя посмотреть на другую женщину, в то время как она... была с ним.

Ревность пронзает мою грудь, забирая воздух, и заставляет ускориться к машине.

Она должна была прийти ко мне, чтобы довериться и попросить помочь ей. Но Айвори выбрала его.

Воспоминания о том, что могло произойти на заднем сиденье автомобиля, проносятся в моей голове, мучая образами раздвинутых ног с голой задницей и презервативом.

В ногах ломит от желания развернуться, кулаки покалывает, чтобы раздавить горло Прескотта до смерти. Но я продолжаю идти, сосредоточившись на ней, на том, что собираюсь сделать.

Повиновение женщины — самое волнующее из всех моих желаний. Оно наиболее возбуждающее. Повод, ради которого я работаю, дышу и трахаюсь. Я постараюсь не разрушить ее. Если буду держать себя в руках, то смогу открыть в Айвори ту ее часть, о которой она даже не подозревала. Боль и удовольствие. Страх и возбуждение. Умение принимать, отдавая взамен. Как только до нее дойдет вся суть вышеперечисленного взаимодействия, Айвори изменится, станет уверенней и увлечется мной безвозвратно.

Разумная часть меня требует, чтобы я отвез ее домой, бросил работу и покончил с этим опасным увлечением. Но я достиг точки невозврата.

В настоящий момент, мне уже все равно.

Сегодня она будет склоняться передо мной, трепеща от наказания, дрожать от моих прикосновений. И я рискну всем, чтобы показать ей, что она значит для меня.

Глава 23

ЭМЕРИК

Напряженная обстановка в GTO такая же удушающая и неконтролируемая, как мой гнев. Я позволяю Айвори молчать, но тайна ее мыслей злит меня все сильнее и сильнее, когда мы проезжаем одну улицу за другой.

И только когда я игнорирую поворот на Трем, она поворачивается на сидении, указывая в его сторону.

— Мой дом находится... — Ее взгляд устремляется в мою сторону. — Вы не собираетесь везти меня домой?

Остановившись на светофоре, я поворачиваюсь к ней.

— Кто-нибудь заметит, если ты сегодня не вернешься домой? Твоя мать? Брат?

Раньше я думал, что у нее темные глаза, но теперь в них плещется испуг. Даже в свете фар они соблазняют и пронизывают страхом до костей.

Она смотрит на свои колени, качает головой, ее голос — мягкое дрожащее пианиссимо:

— Что вы собираетесь со мной делать?

Она думает, я причиню ей вред, и это чувство просачивается сквозь резкие порывы ее дыхания, что приводит меня в бешенство. Но я не могу винить ее. Она видела, как я теряю контроль с Прескоттом и точно так же, как я ощущаю ее страх, она чувствует мою вибрирующую необходимость в искуплении вины.

Я наклоняюсь к ней и беру ее руку, покоящуюся на коленях.

— Слушай очень внимательно, Айвори. — Сжимаю дрожащие пальцы. — Я бы никогда не ударил тебя со злости. Если соберусь отшлепать тебя, то уверяю, тебе понравится так сильно, что ты это возненавидишь. Скажи мне, что ты поняла, что я имею в виду.

У нее перехватывает дыхание, и в голосе слышится всхлип.

— Вы не обидите меня. — Она касается ссадины на моих костяшках. — Как вы меня нашли?

— Себастьян Рот чересчур был готов пожертвовать любимым парковочным местом своего друга. — Неприязнь обжигает мое горло, заставляя меня продолжать. — Ты трахаешься с ним и Прескоттом? С кем еще?

Она пытается вырвать руку, но я крепко держу ее. Женские пальцы безвольно расслабляются, в то время как мои дрожат от затяжного адреналина.

Наверное, будет лучше, чтобы она не отвечала, пока я управляю автомобилем. Как только я взорвусь, то мне ничего не стоит сбросить чертову машину с моста.

Ласалль Стрит, пятнадцать кварталов, два поворота, а чуть позже ворота повышенной безопасности, и вот я нахожусь на подъездной дорожке у своего дома, готовясь совершить самую большую ошибку в своей жизни.

Уличный фонарь освещает салон машины, но мы припарковались позади него, окутанные массивными дубами и скрытые от улицы.

Когда поворачиваюсь к ней лицом, Айвори не смотрит с завистью на мой огромный дом. Не разглядывает ландшафт на миллион долларов с приоткрытыми губами. Она смотрит на меня. Как будто я единственный, кто существует в мире. Как будто я важнее всего богатства, окружающего ее.

Безоговорочно тону в этом взгляде, теряясь в тени трагедии, страха и беспризорности. Но есть проблеск света в темных глубинах. Когда она наклоняется ближе, в поисках меня, мое сердце бьется от осознания. Этот крошечный огонек в ее глазах ни что иное, как доверие.

Вот тогда я слышу то, о чем она говорила.

Темп нашего дыхания. Барабанный стук нашего сердцебиения. Искра в воздухе.

Во мне пульсирует изысканный ритм, пробуждая чувства, которых я никогда не ощущал, сочиняя мелодию, которую никогда не слышал.