Мрачные ноты (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 77

Оказавшись на краю кровати, я высвобождаю ноги из-под одеяла.

Лоренцо останавливается буквально в метре от меня.

— Не делай глупостей, Айвори. Я знаю, что мужик в костюме, по которому ты сохнешь, сейчас в школе. И у нас есть несколько часов до того момента, как он вернется. — На его лице вырисовывается зловеще-лукавая ухмылка. — Ты задолжала мне за несколько месяцев.

Развернувшись, Лоренцо плавно следует к изножью кровати. Он чувствует, что я хочу рвануть в ванную? Лоренцо быстрее и сильнее меня. Если я побегу, он по любому перехватит меня.

— Где сейф? — интересуется он, огибая матрас.

Он в кабинете Эмерика, и я даже знаю чертов код. Но Лоренцо интересуют не только деньги. Не сейчас, когда он увидел меня. Я бросаю взгляд в сторону шкафа.

Следуя за моим взглядом, Лоренцо отворачивается, отвлекаясь.

Буквально секунду я трачу на то, чтобы все же отыскать мобильник, а затем срываюсь с места и со всех ног мчусь в уборную. Мое сердце готово вырваться из груди, когда я проскальзываю за дверь, получая вдогонку недовольный окрик.

— Айвори!

Ловя ртом воздух, я захлопываю за собой дверь. Защелкиваю замок. Удар. Затем еще один. Я отступаю на шаг назад, чувствуя головокружение и приступы тошноты. Выдержит ли дверная рама его напор? По крайней мере, выглядит она довольно прочной и массивной, но сможет ли она защитить меня от Лоренцо?

На какое-то время.

Его кулак атакует дверь.

— Айвори! Открывай, сука!

Я осматриваю ванную комнату в поисках путей побега и чего-то для самообороны. Окно в форме полумесяца слишком высоко, к тому же оно слишком маленькое и из бронированного стекла. Я роюсь в ящиках и шкафах, в поисках чего-нибудь, чего угодно, что сможет меня защитить.

Боже, не верится, что это происходит наяву. Как ему удалось избежать тюрьмы? Почему он выбрал своей целью именно этот гребаный дом?

Шеин.

Этот эгоистичный ублюдок в курсе, что я живу с Эмериком. Он пропал на три месяца. Вполне достаточно времени, чтобы выяснить точный адрес. Или, возможно, он знал его с самого начала.

От настойчивого стука в дверь у меня сводит живот.

— Айвори, если ты не откроешь эту чертову дверь, нам придется действовать жестче.

Меня охватывает дрожь. Стук в дверь затихает.

Я хватаю зубную щетку, а затем меняю ее на расческу. Каким образом она защитит меня?

— Кис-кис-кис... Иди-ка сюда, — тихим голосом призывает Лоренцо.

Расческа с глухим стуком падает на пол, когда я выпускаю ее из рук, ощущая, как станет кровь в моих жилах. Нет, нет, только не это.

— Шуберт, где же ты.

Его нарочито сладкий голос и уговаривающий тон усиливает мои приступы тошноты, выворачивая наружу. Мои глаза полны слез. Затем Лоренцо присвистывает, используя тот самый кошачий зов, который слышал от меня на протяжении многих лет.

Страх взял надо мной верх. Я подлетаю к двери, прижимая к ней ладони. Беги, Шуберт. Боже, пожалуйста, не выходи к нему.

Чем глубже становится тишина по ту сторону двери, тем сильнее я слышу свое сердцебиение. Я бросаю взгляд на дверную ручку. Эмерик бы надрал мне задницу даже за мысль о том, чтобы повернуть ее в данной ситуации. Но там Шуберт...

Его протяжное, пронзительное мяукание наполняет пространство, заставляя меня вздрогнуть.

Я дрожу всем телом, и рыдание вырывается из моего горла.

— Отпусти его! — Моя рука хватается за дверную ручку, сжимая ее до боли в пальцах. — Давай все обсудим. Только... Умоляю, отпусти его.

Шуберт издает еще один пробирающий до костей вопль. В этот раз еще громче, отчаяннее.

Я рывком распахиваю дверь и, спотыкаясь, возвращаюсь в комнату, судорожно окидывая пространство взглядом.

Лоренцо стоит прямо рядом с уборной, прислонившись плечом к стене. Его рука сжимает шею Шуберта, который извиваясь, корчится от боли.

— Остановись! — Я бросаюсь в его сторону, истерически крича и размахивая руками. — Ему больно!

Тут же я получаю удар с ноги в живот, который лишает меня дыхания и заставляет распластаться на полу. Рука Лоренцо усиливает хватку на шее кота. Спина Шуберта выворачивается дугой, а лапы лихорадочно дрыгаются, в надежде освободиться из силков.

Я вскакиваю на ноги, обезумев от страха и вновь бросаясь на защиту бедного животного.

— Умоляю! Отпусти! Прошу! — повторяю я в порыве гнева и отчаяния, вцепившись в руку Лоренцо, но будучи не в силах ослабить его хватку. — Он же задохнется! Ради всего святого, прекрати!

— Встань на четвереньки и выпяти задницу для меня.

Каждая клеточка моего тела леденеет при воспоминании об ужасах прошлого, о муках и ранах, которые вновь оказались вскрытыми. Я не могу. Не хочу возвращаться. Не хочу.

— Делай, как я сказал! — рявкает Лоренцо.

Я судорожно киваю, давая согласие, в первую очередь самой себе, чтобы не потерять самоконтроль. Мне нужно быть сильной. Все ради того, чтобы освободить Шуберта. Я не в силах произнести не слова, а ноги настолько ватные, что я попросту их не ощущаю.

Поведение Лоренцо меняется сиюминутно. Искажается. Атмосфера наполняется жестокостью. Выражение его лица сменяется с гнусного и скользкого на уродливо-зловещее. Я читаю его намерения за секунду до того, как это случится. Но чертовая слабость не позволяет мне остановить его, вырвать Шуберта из его руки, не давая несчастному животному с размаху влететь в стену.

Обмякшее тело Шуберта с глухим стуком обрушивается на пол, и что-то внутри меня ломается, а затем съеживается в комок безнадежности. Я ловлю звук, с которым тело кота оказывается на холодной деревянной поверхности. Взглядом я фиксирую его неподвижный изгиб позвоночника, но мой разум отказывается принимать реальность происходящего. Он жив. Иначе не может быть. Шуберт не может вот так оставить меня.

Пространство давит на меня, пол больно упирается в колени. Я кричу, но чья-то рука затыкает мне рот. Пытаюсь вырваться, ползти вперед, но чей-то вес удерживает меня. Я рыдаю, но даже не чувствую слез. Мной движет отчаянная решимость, неудержимое желание дотянуться и прижать к себе тельце несчастного сломленного животного. Шуберт нуждается в том, чтобы я пожалела его, залечила его раны.

Но его голова повернута под неестественным углом. Глаза открыты. Он даже не шелохнется. Смотрит на меня, но не видит. Пустота. Боже, почему он неподвижен?

Умом я понимаю, в чем дело. Но отталкиваю от себя эту истину, сосредоточившись на том, чтобы все же дотянуться до Шуберта, разбудить его, вновь услышать его мурлыкание.

Затем ощущаю давление твердой плоти между моих ног.

Гнетущая, ледяная тьма овладевает всем моим существом. Она помогает мне игнорировать хватку на моем бедре. Давление мужской груди на моей спине. Приглушает неистовое жаждущее дыхание.

— Скрябин, — выдавливаю из себя я, подаваясь вперед и касаясь пальцами мягкой подушечки кошачьей лапы. — Скрябин.

Всего несколько сантиметров, и я смогу притянуть к себе Шуберта. Взять его на руки.

Давление твердой плоти усиливается. Я крепко зажмуриваю глаза, стараясь абстрагироваться от физических ощущений, приносящих мучительную боль, и концентрируясь на нотах в моей голове, нервной сонате, поглощенной темнотой, где могу держать в объятиях своего любимого кота.

Сражайся, Айвори. В моем сознании раздается голос Эмерика. Борись, черт возьми, и побеждай.

В тот момент, когда восставший член Лоренцо пытается вторгнуться в мое пылающее лоно, я выворачиваюсь и остервенело впиваюсь зубами в его бицепс.

Взвыв, он взмахивает рукой.

Когда его кулак готовится обрушиться на меня, снизу раздается настороженный голос Шеина:

— Лоренцо! Ну где ты там, чувак?

Мне прилетает удар в лицо.

Глава 43

ЭМЕРИК

Остановив свой внедорожник у ворот, я набираю код. Все соседи на работе, поэтому улица безлюдна и безмолвна. Мне не по душе такая тишина. Она порождает параноидальные мысли и заставляет меня не находить себе места.