Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей. Страница 11
– Простите, товарищ, – обратился он к человеку, ожидавшему своей очереди к микрофону, – а где тут у вас…
Оглянувшийся на него немолодой худющий человек имел настолько глубокие глазницы, что зрачки его, казалось, смотрели со дна черепа. Всклокоченные седые волосы, падающие на лоб сальными космами, и орлиный нос, закрывающий верхнюю губу, делали его настолько похожим на киношного профессора Мориарти, что Распутин невольно отпрянул и смутился. А “профессор”, смешно артикулируя губами на неподвижном лице, начал что-то быстро говорить по-латышски, всем своим видом демонстрируя гнев и возмущение.
Обернувшийся на длинный и, видно, прочувствованный монолог, Айвар сначала побледнел, потом покраснел, пошёл пятнами, как леопард и что-то резко ответил говоруну на своём языке, закончив но-русски: “ты что, не видишь, что он не знает латышский?” На “Мориарти” реплика Айвара никакого впечатления не произвела, он презрительно бросил взгляд на курсантские погоны и четко, чтобы было понятно, каждое слово, прошипел:
– А нам не нужно, чтобы он знал латышский язык. Нам нужно, чтобы он знал своё место!..Stulbens!
По выражению лица “Мориарти” и своего “адъютанта” Григорий понял, что это слово обозначает что-то нехорошее. Айвар тем временем повернулся к командиру, посмотрел на него извиняющимся взглядом, скороговоркой прошептал:
– Подожди, пожалуйста, меня где-нибудь… десять минут. Закончу и всё объясню….
Распутин кивнул, повернулся, вышел на асфальт, по которому, раздвигая бамперами людской поток, медленно плыли автомашины, остановил РАФик, направляющийся в сторону Риги и коротко спросил: “До вокзала подкинешь?”
На хутор к родителям Айвара Григорий решил не заезжать. Форма на нём, документы и деньги в кармане, а всё остальное – мелочи, не стоящие беспокойства.
На вокзальной площади было тесно и шумно. Митинг шёл нон-стоп. Ораторы, перемежая русские и латышские фразы, вещали с трибуны о свободе и демократии, о гнусных преступлениях сталинского режима, о необходимости восстановить справедливость и “повернуть на столбовую дорогу цивилизации”. Палатки с бесплатными бутербродами и пивом тоже присутствовали, но ветер свободы пьянил лучше любого алкоголя. Толпа жила своей жизнью. Народ ликовал и жизнерадостно поддерживал любые глупости, сказанные с трибуны.
Среди непривычных для глаза вишнёвых флагов с белой полосой, яркой, но чужеродной окраской выделялось кумачовое полотнище с огромными аккуратными, белыми буквами: “Мы, русские, поддерживаем требования латышского народа!” Держали его четверо ровесников Григория, непрерывно принимая поздравления от снующих вокруг аборигенов, уже прилично “уставшие” от тостов “за дружбу народов, свободных от советского рабства”.
– Откуда будете, славяне? – как можно более нейтрально спросил Григорий, встав рядом с плакатом.
– МГУ, аспирантура, историки! – радостно отрапортовали активисты, задержавшись взглядом на медицинских петлицах Распутина. – Вставай рядом, док, тут такое творится!
– Да, – подхватил его коллега, – мы сами не ожидали, что будет так здорово! Представляешь, полчаса назад к нам даже консул США подходил! Переписал фамилии угостил печеньками, пообещал приглашение на стажировку в Гарвард! Ты представляешь, ГАРВАРД! На полном обеспечении!..
Историки дружно закатили глаза к небу, всем своим видом демонстрируя, что стажировка в Гарвардском университете на полном обеспечении является пределом мечтаний любого советского учёного.
– Ну а что делать, если я не поддерживаю? – не меняя выражения лица и тона, продолжил Григорий.
– Что не поддерживаешь? – не поняли аспиранты.
– Я – русский и я не поддерживаю требования латышского народа…
Лица историков всего за мгновение сменили несколько выражений – недоумение, офигение, осознание и под конец приняли ожесточенный вид крестоносцев, узревших сарацина близ священного Грааля.
– Ну вот что, военный, – угрожающе двинулся на Григория старший из них, – а не отправиться ли тебе туда, откуда на свет появился?
– Нет, – живо отозвался Распутин, – куда мне надо идти, я привык определять сам, без участия исторических пидоров.
– Ах ты!..
Договорить и дойти до Григория старший не успел. Короткий тычок в грудь выбил из его лёгких воздух и отправил в противоположном направлении, благодаря чему историк совершил поступательное затухающее движение в сторону своего товарища и в обнимку с ним благополучно повалился на землю.
Следующую минуту Распутин напоминал медведя на псарне, стряхивая с себя наиболее настырных, отмахиваясь от самых наглых, щедро раздавая тумаки и затрещины митингующим, попавшим в радиус действия его длинных рук, пока не был погребен под целой горой тел, навалившихся разом. “Раздавят, ироды!” – вспорхнула мысль испуганной птицей. И тут же ее перебил повелительный рык: “Всем разойтись, работает ОМОН!” [4] Визг, писк, охи-ахи длились всего несколько секунд. Помятую тушку Григория извлекли из под барахтающихся тел и поставили перед командиром. Непривычный для милиции камуфляж, черный берет, засунутый под погон, тельняшка и усы – вот всё, что успел рассмотреть Григорий, пока события вновь не понеслись вскачь.
– Этот?
– Он самый.
Грузим и валим отсюда!
Ничего не понимающего Распутина запихали в милицейский “бобик” и машина сорвалась с места.
– А мы-то думали, кто там нашу работу делает – нациков буцкает, – уже добродушно пророкотал с переднего сиденья командир “чёрных беретов”, - а тут, оказывается воин-интернационалист решил вмешаться… Куда путь держишь, сержант?
– Обратно, в Академию, в Ленинград. Наотдыхался, – усмехнулся Григорий.
– Да, точку ты в своём отпуске поставил внушительную. Нам придется трое суток чистописанием заниматься. Но на рижский вокзал возвращаться тебе точно не стоит. Давай мы тебя до следующей жд станции довезем, там сядешь и спокойно до Питера доедешь. Деньги-то есть?…
– А что это было? – утвердительно кивнув, спросил Григорий, имея ввиду широкие народные гуляния.
– А это, сержант, ветер свободы… Точнее – сквозняк… Титульная публика делает собачью стойку на Запад.
– Вовремя предать – значит предвидеть… – пробормотал под нос Григорий.
– Что? – удивленно повернулся командир.
– Да вот, понравилась девчонка местная, а у нее дед – эсэсовец, какой-то там фюрер…
– Нашёл чем удивить! Да тут этих фюреров – через одного. Хоть с партбилетами, хоть с учеными степенями… А всё из-за Сталина…
– Что, тиран был? – язвительно спросил Григорий, вспомнив лозунги и плакаты, намозолившие глаза за прошедшие дни.
– Наоборот – недопустимо мягкий, доверчивый человек! Хотел искоренить у либералов и демократов привычку брехать, хотя проще было искоренить самих либералов. Скольких успел обидеть, но всех обиженных оставил в живых! И вот что я заметил: чем моложе демократ, тем хуже ему жилось при Сталине.
– Младореформаторы обещают, что теперь, если их пустить во власть, будет только лучше и никто обиженным не уйдет.
– Если их пустить во власть… – задумался командир, – то через некоторое время Сталина полюбят даже те, кто его сейчас ненавидит. Это – тоже вариант, но уж больно кровавый…
Глава 6. Необъявленная война
2020. Гюмри.
– Тащ полковник, через десять минут приземляемся в Шираке! – вырвал Распутина из воспоминаний настойчивый голос техника АН-26М.
– А почему не в Эребуни? – встрепенулся Григорий.
Техник пожал плечами, мол, “не могу знать”, и быстрым шагом поспешил обратно на свое рабочее место.
– Твою ж маму… – прошипел под нос Распутин, откидывая голову на дрожащую обшивку, – и как теперь прикажете туда добираться?
На взлетном поле, среди медицинского транспорта Гюмрийского гарнизонного госпиталя, встречающего санитарный борт, инородным телом выделялся снежно-белый “Mercedes S W222” с армянскими номерами. Как только Распутин спустился на летное поле, из машины резво выскочил и подбежал к полковнику молоденький лейтенант.