Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей. Страница 59

Распутин пожал плечами. Для него самого происходящее было загадочным и удивительным. “От Ежова и не такого можно было ожидать, ” – подумал он про себя, проигрывая в голове только что услышанные слова президента России и сравнивая их с теми, что диктовал ему Дальберг.

– Петер, – с улыбкой сказал он вслух, – насколько я понял, вы вполне довольны результатом?

– Скажу больше, – охотно отозвался иезуит, – он превзошел наши ожидания.

– Ну, в таком случае, я читал где-то, что в Древней Греции гонцу полагался кубок вина за хорошую весть…

Историческая справка:

То самое интервью президента РФ Путина:

https://www.youtube.com/watch?v=lOtDSHF3UG0&t=15s

Глава 25. Непоправимое

Так близко Распутин видел цвет европейской политики в первый и последний раз. Больше в гости к Дальбергу его не приглашали. "Мавр сделал своё дело – мавр может уходить." Он ничуть не расстраивался. Политический бомонд с его примитивными недомолвками, нафталиновой чопорностью, непонятным высокомерием, но более всего из-за необходимости улыбаться тем, кого на дух не переносишь, был непонятен и неестественен, как “пластмассовая” еда из Макдональдса. Спокойно восприняв ослабление внимания к своей персоне, Григорий с удовольствием ушёл с головой в семью, тем более, что Душенка сдержала слово, и в срок, предписанный природой, на свет появилась маленькая фея с глазами неестественно синего цвета. При виде этого чуда у Распутина заходилось сердце, влажнели ладони, а губы стремились произносить не слова, а непривычное, смешное сюсюканье.

– Глаза, как фиалки, – впервые увидев дочку, произнес молодой папа.

– Любица, – прошептала Душенка.

– Что?

– Любица – значит фиалка, – улыбнулась жена. Пусть так и будет…

– А-а-а-я! – воскликнула новорожденная.

– Это она тебя зовет! Говорит – “Зая”, - рассмеялась молодая мама.

– Ну вот, – притворно возмутился Распутин, – мы, мужчины, чтобы произвести впечатление на женщин, с рождения воспитываем в себе храбрость льва, суровость вепря, стараемся быть спокойными, как мамонты, и даже свирепыми, как тигры. А потом в твоей жизни появляется маленькая, беззащитная девочка, и ты уже “зая”…

Распутин через полгода всё же злоупотребил знакомством с Дальбергом, когда Ежов прислал ему весточку, что возвращается обратно на Балканы. Без всяких препятствий ему выписали командировку в Косово и сразу определили делегатом связи в российские части KFOR. Дальберг продемонстрировал, что совсем не собирается отказываться от работы с таким ценным кадром из спецслужб России, и Ёжик ему интересен. Григорий почувствовал себя абсолютно счастливым. Он тяготился академической бюрократией в учебном центре легиона, не рвался формировать частную армию для иезуита и искал любую возможность свалить куда-нибудь, где опыт диверсионной и контрдиверсионной работы будет востребован и употреблён в соответствии с его собственными представлениями о пользе.

На этой почве едва не случился первый семейный скандал. Душенка категорически не желала оставаться в спокойной Франции, когда муж возвращается на её Родину, кипящую в межэтнических конфликтах, взрываемую заминированными автомашинами и не извлечёнными вовремя боеприпасами, разрываемую треском ночных перестрелок, но всё равно любимую и желанную. Муж улетает туда, где её дом, горы, дедушка, подружки, и где будет он сам, а она одна с малышкой останется в чужой стране? Нет и ещё раз нет. Семья должна быть вместе! Распутин настаивал, аргументировал, но переубедить сербскую женщину все равно, что попасть на корриду, где мужчина – совсем не тореадор. В Косово Григорий полетел в сопровождении прекрасных дам и со смешанным чувством радости от их присутствия и тревоги за жизнь, здоровье и собственную способность оградить семью от форс-мажорных рисков.

Ежов встретил Распутина в новом камуфляже “флора” с погонами подполковника. На темной шевелюре ярко выделялась свежая седина, а на подвижном загорелом лице неестественно застыли светлые, будто замороженные глаза. Серебро у висков и взгляд, в самой глубине которого плескался безмолвный крик, настолько резко отличали нынешнего Лешку от того майора, с которым они совсем недавно сидели на берегу Адриатического моря, что все дружеские расспросы, заготовленные Распутиным, застряли у него в горле.

– Уже подпол? – кратко поинтересовался Григорий, обняв друга, – поздравляю!

– Уже сержант? – вернул должок Лешка. – Не совсем понимаю, что означает это звание в НАТО.

– То же самое, что советский прапор, – махнул рукой легионер, – только анекдотов поменьше. Обмывать звезды будем?

– Не столько звёзды, сколько приобретенный опыт… Знаешь, что это такое, Айболит? Опыт – это то, что ты получаешь, не получив того, что хотел. Аккурат мой случай… Да и твой тоже, с той лишь разницей, что, в отличии от меня, ты растешь везде и одновременно – в легионе, в семье и у нас в управлении. Принято решение по совокупности предоставленной информации и помощи в налаживании контактов с влиятельными европейскими политиками, представить тебя к внеочередному… Это в легионе ты в сержантах застрял, а я поздравляю тебя с капитаном…

– Новые звёзды – новые хлопоты.

– Это точно…

– С чего начнём, командир?

– С долгов, Айболит! Надо отдавать, не взирая на погоду и хандру. У меня их накопился полный бабушкин сундук. И за себя и за того парня… Ну ты понимаешь… Переплелись судьбы наших подопечных в тугой узел – не развязать. Недобитые кавказские гости обживают Балканы, балканских бандитов приходится выкуривать с Кавказа. Те и другие осваиваются в Европе, скоро она вздрогнет от чеченской и албанской мафии, взращённой на деньги дерьмократов, – последнее слово Ежов намеренно исказил особо выразительно. – Европу ни разу не жалко, но тамошних полицейских можно и нужно сделать ситуативным союзником, как только им станет жарко и некомфортно. Это твоя задача на будущее… А пока рубим караваны.

– Какие?

– Любые! Оружие, наркотики, рабы… Этот спрут имеет много щупальцев, но только один карман. Чем больше мы наделаем в нем дырок здесь, тем меньше у него будет возможностей гадить там. Вот такая интересная экономика современной войны, где тыл и фронт выглядят, словно слои в тортике “Наполеон”.

– Твоя группа с тобой?

Замороженные глаза Ежова сверкнули колючими льдинками. Желваки, как маленькие мышки, перекатились под тонкой, словно пергамент, кожей, а голос предательски сорвался.

– Нет больше группы, Айболит… Считай, всех там оставил. Только не спрашивай, как так получилось. Отойду немного – сам расскажу.

“Ёжик, везунчик, в подразделение к которому стремились попасть именно за его талант беречь людей там, где потери, казалось, были совершенно неизбежны! Какая мясорубка произошла в Дагестане и Чечне, что даже он осиротел?” – с ужасом подумал про себя Распутин, не решаясь задать вопрос командиру.

Сразу не спросил, а потом уже было некогда. Работать приходилось по 18 часов в сутки. Ежов развил привычную для него активность с тягой ракеты, выводящей на орбиту искусственный спутник земли. Восстановление старой и формирование новой агентуры, рекогносцировка местности, подбор кадров – Ежов имел право переводить в своё подчинение любых, понравившихся ему солдат и офицеров российского контингента. Организация взаимодействия с французами, немцами и американцами, бешеные автопробеги по пять сотен километров в день, сбор компромата на местный криминал, превращение туземных отморозков в источник информации, совместное написание отчетов для французского начальства, считавшего сержанта Буше своим шпионом в берлоге русского медведя. Новая агентура – пастухи, путаны, полицейские, почтальоны. Всё это слилось для Распутина в один непрерывный калейдоскоп работы под названием “формирование инфраструктуры антитеррора”. Обязанности разделили ожидаемо. Ежов окучивал сербов, с симпатией относившихся к русским, Распутин – албанцев, больше доверяющих его НАТОвскому обличью. В разговорах с простыми людьми его удивляла их искренняя ностальгия по югославским временам, когда межнациональные разногласия заканчивались максимум синяками и зуботычинами в школе. Нынешнее время “победы косоваров над сербами” и торжество “европейской демократии” рядовые албанцы воспринимали исключительно, как возможность свалить куда подальше из тех мест, за которые с остервенением сражались их единоверцы.