Хочу с тобой (СИ) - Вечная Ольга. Страница 6

Забирает бутылку и демонстративно допивает. До донышка! Обалдеть! Я в миг краснею и отворачиваюсь.

Дальше идем молча.

Я смотрю на дорогу перед собой, под ноги, на его ботинки. Он просто молчит, опять о чём-то своем размышляет.

Доходим до ближайшего поселения, я показываю, где можно договориться насчет трактора. Данил подзывает меня и дает деньги:

— Вон там вроде рынок. Купи воды и еды какой-нибудь. Побольше. А то щас сдохну.

Я моргаю, глядя на него.

— Не боишься, что сбегу с деньгами?

Он, не удостоив меня ответом, идет в сторону гаража. Понятия не имею, что мне делать. Можно сбежать, сесть на автобус и отправиться в станицу. Отсидеться где-нибудь и солгать маме, что отработала целый день. Заплатили. Вот как раз и пазик едет, рукой если махну — он остановится.

Кидаю напоследок взгляд на Данила.

Он руки в карманы засунул, объясняет трактористу, что от того нужно. Перед моими глазами мелькают картинки: солнце палит нещадно, крузак, как у папы, злые красные глаза, как у чёрта...

Данил ведь голодный. Вон как персики лопал, прямо накинулся. Вдруг это все его деньги и больше нет? А ему еще машину искать, вытаскивать, ехать до хутора.

Аа-а! Коря себя миллионом ругательств, я плетусь в сторону рынка. Своих ведь не бросаем — так всегда говорил папа. Потом, правда, взял нас и бросил.

Глава 6

В кабину трактора набились втроем. Тесновато, но едем.

Виктор Леонидович меня не узнал, курит сигарету, дымит противно. Духота! Я бейсболку на глаза натянула, в окно смотрю. Отчиму донесут — он башку мне открутит, по крайней мере попытается. Наш блюститель чистоты и порядка.

Работяга Данил между губ сигарету держит, правда, незажженную. Пялится на дорогу исподлобья. Мрачный, в образе самого главного парня на деревне. Гонора, конечно, у него выше крыши.

Как бы там ни было, рядом с ним почему-то не страшно. Я не могу это объяснить, на каком-то клеточном уровне чувствуется. Он мне отца напоминает. Нет, не внешне. Папа был двухметровым худым блондином. Данил тоже высокий, но не настолько. Он широкоплечий, крепкий, смуглый шатен. Но, как и папа, он тоже много хмурится, вечно всем недоволен. При этом я всегда знала: в глубине души папа добряк, который не обидит.

Невольно окунаюсь в воспоминания. Теплый весенний денек. Мне десять, Варе — двенадцать, уже подросток, не отрывающийся от телефона. Мы сидим в беседке у дома, отец стрижет газон.

— Пап, мы хотим в ресторан! — перекрикивает Варя шум газонокосилки.

— Сильно? — отзывается он, вытирая пот со лба.

— Терпение на исходе! — поддакиваю я, расцветая от счастья.

— Одевайтесь.

Через полчаса мы с Варей в длинных модных платьях выходим из дома, отец — в идеально сидящем костюме. Забираемся в его блестящий чистотой «Крузер 200» и едем. Долго-долго. В город. Показывать наряды, гулять, обедать...

Я редко думаю о прошлом. Не хочу превратиться в ноющее нечто, которое только и говорит, что о былом. Наша жизнь — здесь и сейчас. Возможно, однажды и до матери это тоже дойдет.

Через час трактор останавливается в какой-то адовой глуши у закопавшегося по брюхо черного внедорожника. Мужики выпрыгивают на улицу. Здесь их обувь — ботинки и резиновые сапоги — выглядит уместнее, нежели мои босоножки на плоском ходу, которые моментально увязают в сырой земле.

Данил выглядит получше: пока ждал Виктора Леонидовича, обмылся под уличным душем. Волосы стали на тон светлее. Футболка и штаны уже почти высохли на солнце. Глаза, правда, по-прежнему покрасневшие и воспаленные. Он часто моргает, иногда вытирает скупую мужскую слезу, без его разрешения катящуюся по щеке. В такие моменты мое сердце преисполняется сочувствия и хочется предложить ему еще один пирожок с луком- яйцами, что я купила на рынке.

Данил смотрит на крузак, Леонидович — на меня.

— Зажигалку дай, — не просит, а требует Данил таким недовольным тоном, что становится ясно: на меня нечего заглядываться.

Леонидович вздрагивает, как от подзатыльника. На всякий случай я встаю чуть поодаль, чтобы не мешать.

— Как же ты сюда забрался, мужик? — крякает Леонидович, оценивая фронт работы. — Здесь каждое лето дорогу подтапливает, ездить можно только зимой. Ну край до марта.

— Объяснили, что тут свернуть надо. Чтобы до озера Чистого добраться быстрее.

— До Чистого надо было дальше ехать с полкилометра, это все знают. Перепутал, может? Не местный? — сочувствует Леонидович.

Данил досадливо закусывает губу.

— Раньше вроде не топило, — говорит он с вызовом.

— Это когда? Как русло реки изменилось, так и топит.

В следующие полчаса мужики занимаются делом. Крепят трос, вытаскивают машину. Кричат, матерятся. В общем, наблюдать со стороны интересно. Я жую бутерброд с адыгейским сыром — вкусно.

Закончив работу, Леонидович довозит нас в крузаке до дороги, забирает положенные деньги и неспешно катит в сторону села.

Я сижу на пассажирском сиденье, рассматриваю панель, мысленно играя в игру «найди отличия между этой тачкой и машиной отца». Их много. У папы сиденья были белые, панель под дерево, экран другой формы. Расскажу сегодня Варе, какие мне выпали приключения. Она поругает, но слушать будет с восторгом.

Мы никуда не движемся, Данил смотрит на руль, будто впервые в жизни его увидел. Всё же он очень странный. Может, психованный?

— Ты не уснул? — спрашиваю я.

— Погоди, думаю.

Я вижу еще одну слезу, тянусь салфеткой, чтобы вытереть, — он тут же отклоняется и обжигает раздражением.

— Марин, а тебе домой срочно надо? — спрашивает вдруг.

Ох уж эти перепады настроения!

— Срочно.

— Что, если мы пару часов порыбачим? Тракторист сказал, тут полкилометра, потом направо, метров семьсот по бездорожью, немного пешком и озеро уже.

— Там берег скалистый, пробраться трудно. Местные не любят рыбачить на Чистом. И пешком долго шлепать, а у меня обуви нет.

— Давай так: ты говоришь, чего бы хотела, я выполняю, мы едем. Без всяких там капризов, нытья и прочего.

— Без нытья? Это я умею.

Следующие полчаса мы летим по бездорожью с ветерком! Я за рулем, сердце колотится, ладони потеют! Думаю о папе и ощущаю себя немного сумасшедшей — плачу и улыбаюсь одновременно! Разве так можно?!

Мы с Данилом то подскакиваем на кочках, то резко тормозим. При этом мой спутник вообще ничего не комментирует. Ему будто нет дела, если я поцарапаю или как-то еще поврежу машину его босса. Даже когда мелкий меткий камешек ударяет в лобовое и трещина по стеклу идет паутинкой, Данил никак не комментирует ни повреждение, ни мое «ой!». Бросаю на него опасливый взгляд — задремал. Блин, сказать, что так и было? Я останавливаю машину в тупике и бужу его.

— Вставай, плакса. Приехали.

— О, мы еще живы? Тогда двигаем. — Данил играет бровями и выпрыгивает на улицу.

Через час изматывающего пешего хода с рюкзаками, снастями и прочими принадлежностями мы, наконец, выходим к скалистому берегу. Вид открывается — дух захватывающий! Водная гладь чистая, как наша с Варей честь в мечтах матери и отчима. Густая зелень по кромке.

Даже исчадие ада застывает как вкопанный на целый вдох.

— Ты видел, камень в лобовое попал? — говорю я.

— Видел, — отвечает Данил. — Смотри, вон устье и небольшая заводь, идем туда, — командует, закрывая тему.

Добравшись до места, он первым делом умело и быстро распаковывает снасти. Дальше разжигает костер. Я мою ноги в прохладной воде, брожу по берегу. Занимаю местечко на камнях в теньке. Хорошо так! Тихо, спокойно. Мой спутник не особо разговорчивый, и это к лучшему.

Запах жареных сосисок нутро выкручивает. Следующие полчаса мы жадно едим свежий хлеб, пирожки, сыр, фрукты. Всё, что щедрая Кубань для нас осенью приготовила.

Наевшись досыта, Данил снимает футболку, простирывает ее в озере. Следом ныряет и некоторое время плавает.

А затем приступает, собственно, к рыбалке. После первой пойманной здоровенной щуки он становится добрее. После второй я решаюсь нарушить молчание: