Ответные санкции (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич. Страница 19

Перед Рождеством меня переводят в город Лагуат, это довольно далеко от столицы на юг. Здесь, на северном выезде с проспекта Независимости, развёрнут командный пункт противоракетной обороны, занимающий первый этаж невзрачного муниципального здания, вокруг — такие же скучные цивильные постройки. Отцы-командиры сочли, что на побережье нам угрожает обстрел корабельной артиллерией 6-го флота США. Лагуат охраняется бригадой алжирской пехоты, это на случай внезапной вылазки антиправительственных повстанцев, непримиримых воинов ислама, которых поддерживают Штаты.

Я слоняюсь по КП и дурею от безделья за пятьсот евро в день. Два раза в день по графику меня осаждают журналисты, задают стандартные вопросы и получают не менее стандартные ответы, фиксируют их как божественное откровение, затем торопятся донести до читателей-зрителей.

— Государственный Департамент Соединённых Штатов осуждает антидемократическую политику президента Алжира и поддерживает оппозиционное движение. Почему Центральная Африка способствует сохранению диктаторского режима?

— Президент Ламари избран демократическим путём. Суннитская террористическая группировка «Новый джихад» в контролируемых ей южных районах Алжира уничтожает граждан, подозреваемых в лояльности к правительству. Центральная Африка защищает людей, американская армия — американские интересы. Мы за установление мира и решение внутренних проблем Алжира цивилизованным путём.

Формулировка одобрена МИДом, повторена раз тридцать и нависла на зубах, но кто-нибудь из репортёрской братии непременно поднимет тупой вопрос о демократах с авианосцами в Средиземном море. Господа, задавайте следующий вопрос, если возможно — менее тупой… Как бы ни так.

— Президент Соединённых Штатов по поручению Конгресса утвердил перечень санкций по ограничению ввоза в страну электронного оборудования, производимого Корпорацией. Планирует ли Центральная Африка предпринять какие-либо шаги по нормализации отношений?

Улыбаюсь возможно шире, стараюсь придать морде снисходительное выражение, будто воспитательница детского сада в окружении энергичных детишек с замедленным умственным развитием.

— Наше правительство приветствует любые шаги по преодолению кризиса. К сожалению, экономические санкции не способствуют взаимопониманию. Поставляемые нами высокотехнологичные продукты не имею аналогов в мире. Соединённые Штаты, отказываясь от них, неизбежно превращаются в отсталую страну. Фактически вы ввели санкции против самих себя.

Как только заканчивается желчь у американских энтузиастов, слово берут наши союзники или нейтралы. Их больше всего заботит: сможем ли мы уберечь Алжир от флотских ракет. Заверяю их в этом в самых энергичных тонах, привожу в пример сектор Газа, где за пять месяцев ни единая ракета не долетела до земли Израилевой. Умалчиваю, что сравниваю кое-что неприличное с пальцем, самоделку палестинских террористов с американской Х-51, что летит в пять раз быстрее скорости звука.

Тут, на здоровенном расстоянии от главных целей ракетных ударов, мы увидим войну издалека. Где-то будут рваться заряды, сыпаться раскалённый металл, а группа бездельников продолжит с глубокомысленным видом рассуждать об укреплении мира.

Я распинаюсь перед журналистской братией в местном кинотеатре как кинозвезда на премьере блокбастера. Остальное условно рабочее время протекает в командном пункте, туда допущена полудюжина избранных, включая очаровательную негритянку из Эй-Би-Си, то бишь из лагеря противника. Какой смысл в рослых сержантах на входе и шлюзе-турникете, если пропуск выписан очевидному шпиону?

Майор Рашид Салех, заведующий пунктом, более сдержанный в оценках нашего превосходства. Во-первых, он помнит, что некоторое количество ракет таки долетело до цели во время первой атаки, а американские вояки — не хронические идиоты, как их изображает Голливуд в попытке представить крутыми. Опыт они учли и наверняка готовят что-то другое.

Во-вторых, когда журналистская братия не водила жалом поблизости, он развернул карту. От увиденного у меня чо-то ледяное пробежало между лопатками.

— Глядите, месье Ген. Лаугат в двухстах тридцати километрах от ближайшей пусковой установки.

— То есть непосредственно не прикрыт?

Майор тщательно выбрит и вообще исключительно надраен. Он — как бы лицо нашей армии перед оком вражеских телекамер. Сейчас на его лощёном челе собираются неуставные складки задумчивости. Ещё в России мне вдолбили намертво: военный должен не раздумывать, а приказ выполнять. Так как армия централизована, то её главнокомандующий обязан мыслить за всех!

— Генерал Мохаммед Маджид заявил: если ракеты не преодолеют прибрежную полосу обороны, здесь гарантирован полный штиль.

А спорить с алжирскими союзниками наши не захотели.

— Он не прав?

Теперь морщинами покрылся даже майорский купол.

— «Пятьдесят первая» поднималась на сто восемьдесят километров, запускать её выше не имело смысла. Но, будьте уверены, она запросто перемахнёт через линию ПРО, если понадобится.

Твою ж налево… А координаты нашего командного пункта известны в НАТО с точностью до дюйма.

— Я должен показать вам кое-что, месье Ген.

Спускаемся в подвал. Люк в него ведёт прямо от компьютеров управления огнём. Люблю военных параноиков! Они — предусмотрительные.

— Что это? Резервные серверы? — показываю на ряды ящиков с индикаторами на стеллаже вдоль стены.

— Так точно. Предупреждаю, месье Ген, журналюгам — ни слова о подвале.

— Конечно, майор. Но в случае непосредственной опасности… Если «пятьдесят первая» долетит, я могу затащить сюда иностранцев?

— Исключено!

— Но… Майор! Представьте политический резонанс — американские ракеты убивают американских журналистов, а мы их спасаем! Это важнее, чем вся наша операция по охране Алжира.

— Я обязан запросить командующего, месье, — вояка на миг запнулся, потом угрюмо закончил. — Мне в любом случае бежать вниз не придётся. Мой боевой пост — наверху.

Поражённый армейской самоотверженностью, плетусь наверх. Вскоре заглядывает шоколадка из лагеря потенциального противника.

— Сегодня ничего не предвидится, мистер Ген?

— Если ваше правительство во имя мира и демократии не начнёт Третью Мировую, то вряд ли.

— Тогда — утомительный рабочий день закончен, — она улыбается с понимающим видом, знаю мол, вы здесь тоже не сильно напрягаетесь. — Угостите девушку коктейлем?

Наверно, разумнее отказать и тем самым внести некоторое разнообразие в её звёздную жизнь, где отказ не рассматривается даже гипотетически. Рациональный вариант чреват одиноким вечером в казарме, в крошечной комнате на двоих командировочных. Мы не в Центральной Африке, пить, курить и ширнуться чем-то лёгким здесь не запрещено, только весьма недальновидно с точки зрения дальнейшей карьеры.

— Зарплата госслужащего в стране, поддерживающей диктаторский режим, позволяет такие траты. Идём!

Мы шагаем по вечерней улочке, свернув с проспекта Независимости, и привлекаем множество взглядов. Я — белый, никакого интереса не представляю, скорее всего, принимают за недобитого потомка французских колонизаторов. Даже если мутные глаза, глядящие на нас из подворотен, смотрят телевизор и видели меня на брифингах, вряд ли кто узнает. Все белые на одно лицо.

Дженифер — другое дело. Для Алжира она имеет очень импортную внешность. Кожа светлее, чем у аборигенок, черты лица правильней. Местных маргиналов особенно поражает её ухоженность: причёска уложена волосинка к волосинке, образуя сетку, словно сотканную из тонкой чёрной проволоки, невероятные ресницы, лукавые глаза, миниатюрный нос европейского вида, коричневое сердечко губ… Вдобавок — одежда, босоножки, бижа, макияж! Каждый пункт из перечисленного списка вооружений тянет более чем на тысячу долларов.

— Должен предупредить, дорогая мисс, я не скажу ни полслова о внешней политике Центральной Африки свыше заявленного днём.

— Как же, секретность, — цедит она, призывно растягивая сердечко.