Собственность мажора (СИ) - Зайцева Кристина. Страница 31

— Но… — понизив голос, хватаюсь за рукав его куртки. — Я сама хочу.

— Ты даже слово это произнести вслух не можешь, — смотрит на меня раздраженно.

— Я не маленькая, Барков, — злюсь, пихая его в грудь.

— Ну, да, — кивает он.

— Что значит «ну да»?!

— Это значит тема закрыта.

— Ты серьезно?! — взвиваюсь я. — Я тебя что, должна уговаривать?!

— Алёна, — вздыхает он. — Разговор окончен.

Я никогда в жизни не вела себя, как капризный ребёнок, даже когда им и была! Но сейчас мне хочется ударить его по голове чем-нибудь тяжелым.

— Отлично! — выхватив у него свой пакет, взбегаю по лестнице и вгоняю ключ в замок. — Хорошего вечера!

— Заеду за тобой через пару часов, — спокойно говорит он. — Мне нужно машину крестному вернуть и свою забрать.

— Ну и катись! — хлопаю дверью и дважды проворачиваю замок.

Придурок!

Глава 35

Никита

— Привет, сынок, — хлопает меня по плечу крестный, встречая на пороге своего дома в спортивках и тапочках.

— Привет, дядь Миш, — скалюсь, рассматривая его домашний босяцкий образ.

Судьи тоже люди — так он обычно говорит, особенно когда водку икрой заедает.

— Когда игра у вас? — спрашивает довольно. — Кубок берёте в этом году?

— На следующей неделе, — отдаю ключи от его Мерседеса. — Берем, — заявляю безапелляционно.

Грядёт финальный хоккейный матч городского чемпионата между командами «бизнеса» и «прокурорского состава», и мы их планируем безжалостно нагнуть. Отец в команде «бизнеса» уже лет семь, а меня два года назад взяли. Меня и Дубцова, свет, гения атаки. Он у нас нападающий, сынок маменькин, но играет, как черт.

У меня самого тестостерон зашкаливает. Так и хочется толи железо таскать, толи пару километров в бассейне дать… толи…

Перед глазами встают расфокусированные голубые глаза. Доверчивые настолько, что хочется рычать и убить любого, кто тронет. Эти губы розовые. Влажные, мягкие и, блин, жадные. Обмотанное вокруг меня тело. Тонкое и хрупкое. И стоны. Эти убийственные тихие стоны…

В крестце взрыв, руки в карманах сжимаются в кулаки.

Твою мать, Алёна.

Как можно быть одновременно такой очевидной девственницей, и такой чувственной, блин, заразой?!

Она чувствует меня так, что сносить крышу. Чувствует, ощущает, называйте как хотите. Это касается и физических, и всех остальных аспектов. Она меня чувствует… звучит так слюняво, что хочется блевануть.

Провожу рукой по лицу, переспрашивая:

— А?

— Отец твой где? — повторяет наш Всея Области судья. — Дозвониться не могу, хотел с днём рождения поздравить.

— В командировке, — вру не моргнув глазом.

У меня нет никаких указаний насчет того, что я должен говорить.

По факту мой отец просто на все забил уже второй день. Я и сам бы хотел поздравить его с днём рождения, но та же проблема — у него телефон выключен, а его местоположение — какой-то неведомый мне посёлок в тридцати километрах от города, где сейчас обитает мать Алёны со своим… то есть, с их общим с отцом пассажиром.

Там в посёлке старый дом, шпаклеванный ещё до моего рождения, судя по всему. С деревянными ставнями и петухом на флигеле. Полное ретро и глухомань, поэтому я уже немного переживаю, чем он там может второй день заниматься, да ещё с выключенным телефоном.

Вчера отец застрял наглухо. Прямо там, рядом с домом. Откапывали в восемь рук. Там еще дед Аленин был и сосед под градусом, который только мешал.

После знакомства с ее дедом я хотя бы понимаю, откуда у неё эти ноги и руки.

Собственно, машину-то мы достали, и с тех пор я отца больше не видел и не слышал.

— Никита? — слышу голос Натальи, а потом в проеме появляется ее седая голова. — Привет, зайдёшь?

— Не, — сую в карманы джинсов руки. — Дела.

— Ух, — журит она пальцем. — Деловой. Что ты, что отец твой.

— Наследственность, — пожимаю я плечом.

Она выходит из дома и берет под руку мужа.

Не помню, когда в жизни отца Бродсманы появились. Кажется, мне лет десять было. У них собственные дети к тому времени оперились и из семейного трехэтажного гнезда разлетелись, поэтому каким-то образом у меня появился личный детский сад, в который отец меня частенько отдавал на передержку.

Это Наталья придумала меня крестить в пятнадцать. Нам как-то всем пофиг было, но я ее не хотел расстраивать, поэтому согласился. Вроде от меня не убыло. Даже крестик ношу. Как-то по привычке.

На мой телефон прилетает уведомление от такси, поэтому пожимаю руку главе семьи и целую щеку его супруги, а потом сбегаю по ступенькам, поднимая воротник.

От нетерпения немного дергает.

Усевшись в машину, проверяю телефон.

Чем она там занимается?

Психует конечно, чем ещё.

Дам ей время, я не жадный. Пусть психует.

Если бы она знала, как психую я сам, офигела бы, но я лучше ногу себе отстрелю, чем прогнусь в вопросе, который Алёна сегодня подняла.

Если бы я Алене рассказал, что и как «пробовал», у неё бы уши загорелись. Не уверен, что о некоторых вещах она вообще слышала. Я даже не знаю, с какой стороны к ней подступиться, она же из кожи выпрыгнет, если я ей руку на грудь положу. Покраснеет и, вполне возможно, замкнется.

Запрокинув голову, закрываю глаза.

Черт. Я не хочу шокировать ее ненароком.

Она у нас такая храбрая, что готова на клетки с львами бросаться, но она всего навсего неопытная девственница, хоть и упертая, как баран.

Хочу, чтобы она мне полностью доверяла. И чтобы мы были на одной волне, когда дойдет до дела. Только так. И это не обсуждается.

Хочу скорее до нее добраться.

Город убийственно стоит. До выезда добираемся битый час, а потом тащимся по трассе.

Ненавижу такси. Прежде всего потому, что люблю сам контролировать любой процесс, в том числе управление автомобилем. Еще я немного клаустрофоб, отец к врачу возил одно время, и сейчас вроде отпустило.

В «Трех пескарях» опять аншлаг, но территория вычищена до блеска. Мою машину тоже разгребли. Она заводится с первого раза, несмотря на лютый сегодняшний мороз. Хорошенько прогрев двигатель, отъезжаю, но на выезде из ворот сигналю тюнингованному «Форду», который перегородил проезд мне и еще двум машинам.

Что это за дебил, я понимаю сразу. Эту броскую тачку я уже видел и не раз.

Зажав клаксон, начинаю сигналить так, что у самого уши заложило.

Долбанный «Трактор» Колесов продолжает спокойно высаживать пассажиров, собрав за собой очередь. Он таксует часто, мне кто-то об этом говорил.

— Урод, — рычу, когда машина, наконец, трогается.

Не теряя времени, обхожу его сразу по выезде на трассу, потому что физически тяжело глотать выхлоп его разукрашенной колымаги.

Он всю жизнь старается выглядеть круче, чем только возможно. Своим поведением, броскими тачками, шмотками. Всем тем дерьмом, которым можно пустить пыль в глаза, но как бы не изворачивался, уровень его «связей» так и остался ограничен членами его футбольной команды. Он так упорно стремился пролезть в «золотую тусовку», что даже с Дубцовым пытался брататься, придурок.

В «тусовку» его не примут никогда, и мне для этого даже делать ничего не надо. У меня своих дел хватает.

Может быть у меня золотая вилка во рту, но далеко не все в жизни можно купить за деньги. За них не купишь знания и опыт, который нужен мне для того, чтобы стать в этой жизни кем-то. И когда я решу, кем хочу стать, мне все это пригодится.

Выжимаю газ и оставляю «Форд» позади, торопясь вернуться в город. Он притих, но не совсем. Проезжая через городской парк вижу там настоящее столпотворение. Дети, санки и прочее.

Въехав в знакомый двор, пригибаюсь к рулю и нахожу два нужных мне окна. Оба горят. Отлично.

Достав телефон, набираю сообщение: «Я собираюсь тебе позвонить. Прямо сейчас»

«Звони, кто тебе не даёт», — получаю тут же.

«Я внизу», — печатаю быстро и снова смотрю на окна.

Она появляется там через минуту. Убирает штору и упирается рукой в подоконник.