Сёрфер. Запах шторма (СИ) - Востро Анна. Страница 24
[3] Кермек — крымский сухоцвет, в переводе с тюркского означает «лунный цветок», «цветок счастья». В Коктебеле широко известен как «поебень трава» или «ебун трава», благодаря местной легенде, тёте Люде, которая уже много лет успешно продаёт на набережной букетики из кермека, используя своеобразный рекламный ход — потряхивая над причинными местами как влюблённых пар, так и одиноких молодых людей и девушек, и приговаривая «любовными» частушками эротического содержания.
[4] Невеста Велеса. «Согласно легендам восточных славян в первые дни осени, когда справляют праздники урожая, рогатый лесной бог Велес похищает прекрасную златокудрую богиню Лелю, рассыпающую руками искры, которые воспламеняют сердца любовью, и всю зиму держит её в своем святилище внутри горы. В святилище приводили самую красивую девушку, наряженную в убор невесты, одетую в белые одежды и увенчанную цветочным венком Лели на голове, и оставляли там на ночь. В прежние времена "невеста Велеса" находилась в святилище, не видя дневного света, до самой весны. А в совсем древние, как рассказывают, в дни окончания жатвы её приносили в жертву, отсылая к Велесу на самом деле, и она не выходила из горы уже никогда». (Источник Е.Дворецкая «Лесная невеста»)
Пять
Голова пустая стянута жгутами,
Но — тебя придумала.
С белым тёплым воском, с мёдом и цветами,
Но — тебя придумала.
В ней даже солнца луч (странно)
темнеет из-за туч.
Рано! Рана…
Сердце согревал лампадой и свечами,
Но — ты так задумана.
Тело отливал безлунными ночами,
Но — ты мной придумана.
Голем! Голем! Голем! Голем!…
(Nova «Голем»)
Разбитая ножом скорлупа раскалывается, и яйцо с тихим плеском падает в молоко. Выпуклый ярко жёлтый желток балансирует в белом омуте. Протыкаю его вилкой и задумчиво наблюдаю, как он растекается по поверхности.
— Доигралась! Уже и завтрак ему готовишь!» — просыпается моя внутренняя ворчливая критиканша.
— Ну, не то, чтобы персонально ему. Просто предложила по-быстрому приготовить нам омлет и овощной салат, по случаю того, что у меня в холодильнике есть подходящие продукты, когда позвонил Лёша и напомнил про наши планы встретиться через час и поехать на гору Клементьева», — мысленно оправдываюсь перед ней я.
— Да-да. Что дальше? Сваришь ему украинский борщ на обед?
— Это просто омлет — не драматизируй!
— Угу. И между вами просто секс — и только. Сама то в это веришь?
Щепотка соли. Сокрушённый вздох. Принимаюсь энергично взбивать продукты до однородной массы. На газовой конфорке летней кухни уже шкворчит горячим маслом сковорода.
— Уже не верю, и кажется, я всё-таки крепко влипла! Ведь то, что совсем недавно случилось между нами на кровати в моей комнате — это был уже не просто очень страстный курортный секс без обязательств. Это было что-то большее. От чего мне теперь очень не по себе, потому что такого я не ожидала. И в этом виновата я сама — нарвалась, что называется. Чувствую себя теперь совсем, как Голем [1], в которого вдохнул жизнь маг-каббалист. Или наоборот — этим магом была я сама?
Чёрт бы его побрал! Теперь мне будет гораздо сложнее расстаться с ним, когда он, наконец, надумает уехать.
Сначала я совсем не ожидала, что он вернёт мою смелую ласку. Не ожидала, ведь была почти уверена — такого рода ласки в его исполнении для него слишком… мммм, … как бы сказать, … не доминантны. Но оказалось, я ошибалась и, причем, ещё как! Потому что это было проделано с явным удовольствием. Правда сначала не слишком умело, но очень нежно, и быстро подстраиваясь под мою реакцию на его действия. Поэтому у меня осталось впечатление, что с другими девушками он обычно ограничивается пальцами, как и со мной поначалу.
Ох уж эти неугомонные требовательные пальцы! Даже тогда они бродили вокруг, слегка царапая ногтями кожу. Даже тогда, синхронно скользнув между бёдрами вверх, они добрались до грудей, взяв их в плен в крепком захвате, сжимая, плавно соскальзывая ладонями вниз, но тут же возвращаясь назад, снова грубо сжимая и отпуская. Вторя интенсивности прикосновений языка, то плотной и напряжённой, то лёгкой и практически невесомой, и быстро подводя меня к крайней точке, за которой последовал взрыв разливающейся внутри волны тепла.
Не ожидала и того, что он прислушается к моей просьбе, когда, приняв меры предосторожности, стремительно повернёт меня на бок, прижмётся к спине и перекинет ногу поверх моего бедра, готовый войти внутрь, но остановленный моим хриплым шёпотом.
— Нет — не так! Я хочу видеть тебя! Хочу видеть твои глаза!
И уж совсем не ожидала, каким ошеломляющим будет эффект от первого протяжного проникновения под взглядом этих штормовых завораживающих глаз при свете дня. И какой непредсказуемый эффект произведёт на него томное, тёплое, ласкающее выражение моих.
Потому что в этот раз он очень долго не спешил переходить к привычному для него резкому грубовато-интенсивному ритму движений, неотрывно вглядываясь в моё лицо, при каждом медленном, заполняющем, глубоком проникновении шире открывая глаза и протяжно гортанно выдыхая в унисон со мной. И когда, наконец, неминуемо возобладал энергичный темп, и комнату заполнили наше тяжёлое дыхание и мои ритмичные стоны, он, вытянувшись надо мной на руках, всё же прикрыл веки и запрокинул лицо вверх. Но я, мягко и требовательно, потянула его ладонями к себе за затылок, обратно.
— Вернись! … Смотри на меня!… Смотри!
Тогда он сначала удивлённо нахмурился, но всё же снова опустился ко мне на локтях и вернулся, переплетая пальцы своих рук с моими. Глаза в глаза. … Глаза в глаза. … Пока меня не настигла новая мощная волна, следом настигая и его.
После тяжёлое и горячее тело Кира на мгновение расслабленно накрыло меня собой, немного придавив своим весом. Глубокое отрывистое дыхание тёплым бризом прошлось по моей шее. Но я успела поймать едва наметившееся движение назад, крепко обхватив его бёдра ногами.
— Останься! Пожалуйста, полежи так!
В голубых глазах снова мелькнуло недоумение, и лоб прорезали удивлённые складки над слегка приподнятыми бровями. Но он остался во мне, всё же немного приподнявшись на локтях над моей грудью.
Я смотрела на него и чувствовала, как внутри всю меня заполняет какая-то тёплая, липкая, тягучая субстанция, словно кто-то бухнул туда здоровенную пригоршню расплавленной янтарной смолы. Помимо разливающейся по телу удовлетворённой неги, мною овладело чувство законченности и единства. Счастливая умиротворённая улыбка тронула мои губы. Кир на мгновение опустил взгляд, словно защищаясь от увиденного, и снова чуть нахмурил брови. А когда поднял глаза обратно — тепло и открыто улыбнулся в ответ, и в глубине этих глаз засветилось какое-то новое для меня выражение.
— Ти маленька підступна вiдмочка. Хочеш щоб я потонув у твоїх очах? — почему-то опять на украинском, очень тихо, почти шёпотом произнес он.
И это прозвучало, как ласкающий слух шелест листвы деревьев на сильном ветру.
— Как красиво! Что такое підступна?
— Коварная. Откуда ты здесь такая взялась, морская нимфа[2]?
— Морская нимфа? Мммм!
Кто бы мог подумать! Сначала он был весь такой отстраненный и молчаливый, и слова из него было не вытянуть. Потом возник этот «лимончик», следом «светящийся ангел», затем неожиданно прибавилась «невеста Велеса», и эта пронзительная «моя ласковая красивая девочка», теперь добавились «маленькая коварная ведьмочка» и «морская нимфа» и ещё этот, ласкающий слух, украинский язык. Что дальше?
— Что ещё?
— Ещё? … Как там Вакарчук [3] поёт? «Я не здамся без бою!»