Безумная Евдокия - Алексин Анатолий Георгиевич. Страница 4
— Хоть бы какая-нибудь Мона Лиза из восьмого или девятого класса отвлекла его!.. — выражала надежду Оленька.
Но Боря не отвлекался. Он был главным проводником в жизнь всех замыслов и идей Евдокии Савельевны.
Иногда у него возникали и свои собственные предложения.
— Я вот подумал... Почему бы тебе не разрисовать стены школьного зала?
— Я рисую главным образом лица... портреты.
Через несколько дней у Бори возникло новое предложение:
— Я вот подумал... Почему бы тебе не создать галерею портретов старейших учителей нашей школы?
— Учителя мне будут позировать?
«Почему бы тебе не...» — так обычно начинал Боря. И Оленька объясняла ему «почему». Объясняла в школе, по телефону. Боря частенько звонил нам, чтобы напомнить Оле об ее общественном долге. Я понимал, что "безумная
Евдокия" поручила ему вовлечь Олю в стремительный круговорот школьных мероприятий. Она была единственной «неохваченной», и Боря должен был ее охватить.
— Нарисуй его собственный портрет, — посоветовал я дочери. — И может быть, он успокоится.
— Красивые лица для художника неинтересны, — ответила Оля. — А внутренней красоты я в Антохине не заметила.
Боря изучал расписание занятий в художественной школе. И иногда перехватывал нашу дочь по дороге домой.
— Евдокия Савельевна просила тебя сегодня быть на встрече с ее бывшим учеником. Потому что он в детстве тоже считался художником. Эстафета увлечений! Ты понимаешь?
Так он обеспечивал Олину «явку».
— Он следит за мной! — с возмущением говорила Оленька. — Если полкласса не явится мыть окна, это ничего. Но если
я не приду, он назавтра обязательно скажет: «Ты слишком заметна, чтобы отсутствовать. Все удивлялись!» А удивлялись, я уверена, только он да Люси с Евдокией.
Несколько раз, когда Оля заболевала, Боря Антохин приходил к нам домой.
— Если бы я была девятиклассницей, я бы в него влюбилась, — сказала
Надюша, виновато взглянув в мою сторону.
Но я был спокоен, поскольку знал, что обратной дороги в детство не существует.
— Как можно любить вычислительную машину?! — протестуя, ответила
Оленька. — Вы слышали, зачем он пришел? Чтобы высчитать, успею ли я подняться ко дню перевыборного собрания!
Боря Антохин действительно объяснил нашей дочери, что растяжение сухожилия — болезнь неопасная и что Оля, прихрамывая, вполне может добраться до школы.
Он тоже воспитывал нашу Оленьку на примере бывших учеников Евдокии
Савельевны. А чаще всего на примере ее любимейшего ученика Мити
Калягина.
Митя был самой большой гордостью классной руководительницы.
— Он оправдал мои ожидания. Прекрасный человек! Теперь самосвал
"водит... Я уверена, что он всегда примчится на помощь, если она нам понадобится!
— Никогда нас не катали на груженом самосвале! — все-таки пошутила со своей третьей парты Оленька.
«Безумная Евдокия» шуток не понимала. Она сказала, что когда-нибудь
Оленька осознает «кощунственность своего заявления».
— Митя Калягин — ее святыня, — сказала Оле Надюша. — А когда речь идет о святынях... Еще раз очень прошу тебя: не рифмуй!
Митей «безумная Евдокия» гордилась не зря... В первые дни фашистской оккупации он, больной, с высокой температурой, сумел доставить своему дяде-врачу в рабочий поселок, что был в тридцати километрах от города, лекарства и хирургические инструменты. Его дядя — невропатолог, никогда не делавший операций, извлек пули и вылечил двух наших солдат, которых скрывал у себя в подвале. Митя тогда проявил не только смелость, но и находчивость: из многих дорог, которые вели к дому дяди, он выбрал самую короткую и ту, на которой его не подстерегала встреча с врагами.
Если кто-нибудь из учеников 9-го "Б" отпрашивался с урока, ссылаясь на головную боль, Евдокия Савельевна говорила:
— Вспомните, что перенес Митя Калягин! А ведь он был шестиклассником.
То есть на три года моложе вас!
То же самое она говорила и если кто-нибудь залеживался дома из-за простуды или ангины. Однажды она сравнила Олин бронхит с трудностями, перенесенными Митей Калягиным, и мне на память пришел дряхлый анекдот:
«От чего умер ваш сосед?» — «От гриппа!» — «Ну, это не страшно!»
Когда «безумная Евдокия» решила устроить поход девятых классов по местам, связанным с боевой деятельностью Мити Калягина, Боря сразу предупредил Оленьку:
— Не вздумай принести справку! Этому походу придается большое значение.
— Кем придается?
— Всеми.
Два девятых класса должны были порознь искать тот «самый короткий путь» к дому дяди-врача, который десятки лет назад обнаружил Митя
Калягин. Если бы дорогу отыскали оба девятых, победителем считался бы тот класс, который первым сообразил. «Безумная Евдокия» обожала устраивать состязания!
Накануне похода девятиклассники встретились с Митей Калягиным.
Оленька успела набросать в блокноте Митин портрет.
— Он лысый? — удивился я.
— Хлипкий и лысый... Евдокия Савельевна объяснила, что это результат военного детства. И деликатный! Никак не ассоциируется с самосвалом, на котором приехал. Одним словом, он мне понравился.
О своем подвиге Митя Калягин рассказывал как-то не всерьез, словно и тогда, в сорок втором году, это была военная игра, а не настоящая война и были не настоящие раненые, которых они с дядей спасли.
— Дядя писал в записке, что надо бы поскорее. А у меня температура тридцать девять и пять. Комедия! — вспоминал Митя.
Записка у Мити сохранилась. Евдокия Савельевна попросила показать ее всему классу.
Торопясь к дяде, Митя вскочил на ходу в кузов грузовика: маленький был, никто не заметил.
— Кашлять было нельзя... А у меня воспаление легких. Комедия! продолжал Митя.
И выскочил он тоже на ходу, возле станции.
— Чуть было не попал под машину. Которая сзади шла... Вот была бы комедия!
Он, как и Надя, умел подтрунивать над собой. Я знал, что на это способны лишь хорошие, умные люди.
Выскочив возле станции, Митя начал искать самый короткий путь.
Лекарства и инструменты были зашиты в стареньком ватнике.
— Ватник, к сожалению, не сохранился, — сообщила Евдокия Савельевна.
Девятый класс, который первым Митиной дорогой добрался бы до домика дяди-невропатолога, должен был получить, как сказал Митя, «приятный сюрприз».
— Ну зачем ты, Митя? Зачем? — кокетливо застеснялась вдруг "безумная
Евдокия". Кокетничала она очень громоздко и неуклюже.
Девятые классы дошли в субботу до той станции, до которой Митя
Калягин добрался когда-то на попутной машине. Расположились на ночлег.
А через несколько часов Оленьки уже не было.
«Не вздумай принести справку!» — предупреждал ее Боря Антохин.
— Пойди, Оленька, — советовала ей и Надюша. — Раз походу придается большое значение... И школу ты скоро кончаешь. Пойди!
— Но я пропущу занятия по рисунку.
— Все равно пойди.
И она пошла.
Я смотрел на Борю Антохина и мысленно спрашивал: «Почему же на этот раз ты не уследил за ней, Боря? Мы были бы так тебе благодарны!»
Я вспомнил обо всем этом. А они трое так и стояли за порогом. Мне казалось, что они стоят уже очень давно. Но прошли всего лишь минуты, потому что передача «С добрым утром!» была в самом разгаре.
Обернувшись, я впервые за это время увидел Надю. И понял... навсегда понял, что матери и отцы (даже самые любящие отцы!) все же чувствуют неодинаково. Она не могла вспоминать, анализировать, взвешивать. Одна мысль вонзилась в нее неожиданно, как шаровая молния, влетевшая в открытое окно, и сжигала ее изнутри: «Где сейчас Оля?»
Я молчал. Потому что ничей в мире голос утешить ее не мог. Кроме голоса дочери, если бы он зазвучал на лестнице, в комнате, по телефону.
Она ни к кому не имела претензий, ни на кого не сердилась — для нее ничего не существовало, кроме вопроса: «Где сейчас Оля?»
— Я позвоню Мите Калягину, — сказала Евдокия Савельевна.