Повитель - Иванов Анатолий Степанович. Страница 69

Капуста на огороде действительно засыхала, потому что лето стояло сухое, знойное. Евдокия Веселова, Анисья Бородина и другие женщины, обламывая плечи, целыми днями носили на коромыслах воду из речки.

— Из-за нашей лени, что ли, засыхает она! — обиженно сказала Евдокия председателю. — Мы плечи коромыслами в кровь растерли. Да разве наносишь воды на такую прорву. Дай еще с десяток баб ко мне в бригаду. Хоть помидоры спасем от зноя…

— Ладно, ладно. Баб пришлю тебе… — И Тушков поспешил отойти от Веселовой.

На первом же собрании Тушков и Бутылкин протащили Амонжолова в председатели ревизионной комиссии. В день собрания Веселову услали навсякий случай в район продавать соленые помидоры. Вернувшись и узнав о назначении Амонжолова, Евдокия насела на Тушкова:

— Вон ты как руководишь, Егор! Всех своих дружков на теплые места рассадил… Всех пьяниц…

— Ну, вот что! — взревел Егор, багровея толстой шеей. — Ты не кипятись тут зазря. Насчет Амонжолова собрание решило. И не тебе отменять его решения. А мужнины руководящие замашки брось. Ты хоть Веселова, да не Андрей, а Дуняха только… Веселовская власть в Локтях кончилась. Мы еще посмотрим, стоит ли тебя в членах правления держать… Капуста-то так и посохла…

Евдокия не удержалась, заплакала:

— Да разве мне власть нужна? Дурак ты…

Однажды во время ревизии в кладовой обнаружилась большая недостача различных продуктов. Муса Амонжолов, руководивший ревизией, хотел ее скрыть, но вмешалась Евдокия. Тушков зло сказал Бутылкину:

— Фигурально выражаясь: не умеешь, не бери. Придется сдать ключи от кладовой. На всякий случай… пока.

— А как же… с этим, с нехваткой? — Бутылкин умоляющими глазами смотрел на председателя.

— Придется погасить ее… от греха.

— Да чем? Ведь на двадцать тысяч почти, ежели считать по государственным ценам…

— Ну, чем… Корову продай, кабана заколи — и в район… Мясцо-то на базаре там сейчас… хе-хе, не по государственным ценам… Еще и останутся деньжонки.

— Вот сволочь, вот сволочь какая, разорила ить она меня, — крутил Бутылкин головой на длинной шее. — Долго ли, Егор Иваныч, терпеть ее… их, Веселовых, будем?..

— Осторожней с этим, Иван… Тут надо потихонечку затереть ее, без шума… Как-нибудь выберем время…

Однако выбрать время, чтобы «затереть» Евдокию, было не так-то просто. Егор Тушков, при всей своей ограниченности, понимал, что может сломать на этом себе шею и поэтому на неоднократные напоминания Бутылкина о необходимости «заткнуть глотку Веселихе» отвечал уклончиво:

— Погоди, Иван. И бог могуч был, да терпелив.

— Ну, годи, — нервно усмехался Бутылкин. — Годишь-годишь, да и в дураки угодишь. Вспомянешь тогда Бутылкина. Веселова в каждое дело вон нос сует, будто… как вроде… эх, да что!

— Не кипятись. Дурак сперва умного на кладбище свезет, а потом уже сам помрет.

Бутылкин, нахлобучив со зла шапку на самые глаза, оставлял председателя на несколько дней в покое.

Однажды зимой Евдокии показалось, что в амбарах не хватает семенного зерна. Было это примерно за полгода до возвращения Григория. Веселова, несмотря на сопротивление Тушкова, настояла на том, чтобы перевешать все семена. Не хватало двести центнеров.

— Купим, — ответил Тушков. — До весны еще далеко.

— Далеко до солнца, а до весны близко, — возразила Евдокия и стала собираться в район.

Тушков обеспокоенно зашевелился.

— Узнают ведь в районе сейчас, что семян у нас не хватает, — головы снимут, — сказал он Веселовой. — Ты что, не понимаешь? И ты в стороне не останешься — член правления все же. А весной сымать уж некогда будет, сеять надо. И дадут семян.

— Эх, Егор, Егор, плачет тюрьма по тебе. Рано или поздно угодишь за решетку, — проговорила Веселова и, не обращая внимания на его слова, продолжала собираться к отъезду.

— Тьфу ты, дьявол в юбке! — выругался Тушков. — Сколько там не хватает?

— Двести центнеров.

— Ладно, будут.

— Откуда, когда? — удивленно спросила Евдокия.

— Через неделю будут. А откуда — не твое дело.

Действительно, через несколько дней к колхозному амбару подошли три автомашины, груженные зерном. Потом машины подъезжали еще дважды, Тушков достал каким-то образом зерно в соседнем колхозе. Но как достал — этого Евдокия понять не могла.

— Ну, довольна? — зло спросил ее Тушков.

— Проверить надо, что за зерно. Может, еще не годится на семена.

— Я и без проверки знаю, что не годится. Обменяем, это легче. — Тушков помедлил и добавил: — Вот ты и займись обменом. Тут тебе и карты в руки.

В локтинском колхозе была всего одна разбитая полуторка. Веселова до самой весны ездила на ней в район, обменивала семена.

Потом Евдокия проследила, чтобы семена перед севом протравили. А когда наступил сев, опять ее худенькая фигурка, обтянутая рваной одежонкой, маячила в поле то там, то здесь.

А после сева она потребовала у Тушкова созвать общее собрание, чтобы обсудить итоги весенних полевых работ. И тогда-то поднялась Марья Безрукова.

— Не итоги сева, а вопрос о председателе обсуждать надо! — сразу закричала она, едва Тушков открыл собрание. — Ну что же мы, так и будем держать Тушкова заместо иконы? Он, как боров, заелся, глаза салом заплыли, а баба, — Марья ткнула пальцем в Веселову, — она вот хлещется день и ночь…

— У нас же не отчетно-выборное собрание, товарищ Безрукова, — перебил Марью Тушков. — Вот зимой соберемся на отчетное, там такую, значит, свою активность проявите.

Ему в ответ дружно закричали с мест:

— Правильно ставит вопрос Марья!

— Уже сейчас видно…

— Поворачивай собрание на отчеты-выборы…

Дед Демьян застучал костылем об пол.

— Ты нагрел место-то, знаем… Вот и виляешь хвостом…

— Пуще места руки нагрел! — крикнула Марья Безрукова.

Тушков растерянно посмотрел в угол, где сидели Иван Бутылкин и Муса Амонжолов. Заискивающе улыбнулся растревоженному собранию и проговорил:

— Воля ваша, товарищи колхозники… Я, вы знаете, шофер, завсегда проживу. А насчет виляния и этого… фигурально выражаясь, нагретия места — это вы зря. Я работал…

— Знаем… ты скажи лучше, сколь штанов протер, сиднем сидя в конторе… — опять вскочила с места Марья Безрукова.

Старик Разинкин, выставив вперед острую бороденку, крикнул тонким фальцетом:

— Он экономный — штаны кожей обшил.

— Колхозной, — вставил Демьян Сухов.

— Да что толковать. Нового председателя надо… — неслось со всех сторон.

Тушков зачем-то перекладывал на столе с места на место обгрызенный карандашик и повторял беспрестанно:

— Воля ваша… воля ваша… А только собрание-то не отчетно-выборное… Опять же с районными властями не согласовано… Представителя нет.

— Согласуем задним числом. Не волнуйся насчет этого.

— Тише! Прошу слова!.. — это крикнул поднявшийся внезапно Бутылкин.

Раздались возгласы:

— Проверьте там, передние, — не пьяный он?

— Нет вроде… Ключи от кладовой не у него ведь…

— Ну, пусть тогда скажет…

Бутылкин пошарил глазами по залу, зло оглядел Марью Безрукову: тянули, мол, за язык тебя! — отыскал недавно приехавшего из госпиталя Григория Бородина, мрачно сидевшего у самого выхода, несколько секунд смотрел на него. Потом заговорил:

— Перво-наперво насчет кладовой, товарищи женщины… Был такой прискорбный факт. Чистосердечно и со всей колхозной искренностью сознаюсь… Пережил свой стыд, внес растрату наличными и уяснил окончательно… А насчет выпивки, — так ведь на свои кровные если, это уж соответственно полному праву, потому как с точки…

— Ты кончай свою предисловию, давай про суть, если есть она у тебя. Нечего время тянуть… — перебил его, стуча костылем, Демьян Сухов.

— Суть имеется. Колхоз мне тоже дорог, как вам всем, здесь сидящим… Егор Иваныч в самом деле не того… Трудно ему, не по плечу должность. Правильно, нового председателя надо, то есть лучшего. А кого? Одни бабы в колхозе.