Царетворец. Волчий пастырь (СИ) - Извольский Сергей. Страница 22

Когда мне будет трудно в морозильной мясорубке отбора, если конечно спартанец примет мой меч и мою службу, обязательно вспомню как сложно ей, тем более сейчас – ведь она поступается своей гордостью. Не уверен, правда, что от этого воспоминания в мясорубке мне станет легче… но, наверное, это будет самая лучшая из возможных попыток мотивации не страдать от сложностей отбора в Корпус.

Алисия вдруг прикрыла глаза – и я с удивлением увидел, что из-под ее дрожащих век показалась крупная слеза, а потом сразу вторая, прочерчивая дорожки по щекам. Да она сейчас панически, причем на грани обморока боится, что я откажусь! – вдруг пришло понимание. Как там меня Десмонд недавно назвал? Придурком вроде… может быть он не был не так уж и не прав.

От предложения Алисии отказываться я и не собирался – просто задумался немного, разглядывая такую слабую, но в то же время сильную духом юную главу Великого Дома, только что назвавшую меня братом. Хотя брат я ей, если смотреть по родословной, такой же примерно, как «все люди братья, а если не братья, то сестры».

Сесилия Альба, моя мать, из полностью уничтоженной и преданой забвению главной – золотой ветви фамильного древа Альба. Алисия – из ветви побочной и нижней, серебряной или даже бронзовой, ветви второстепенной. И кровное родство наше с ней затерялось далеко внизу, как бы и не у самых корней фамилии.

– Моя дорогая сестра. Благодарю тебя, что первой приняла мои извинения перед Императором, Сенатом и народами Рима, Атлантиды и Септиколии. Безмерно рад и счастлив твоему предложению, и надеюсь войти в двери Великого Дома Альба сразу после того, как отдам двумя годами жизни свой долг на защите границ нашей человеческой цивилизации.

Алисия распахнула влажные от слез глаза, и пронзительно смотрела на меня, замерев в оцепенении. Судя по ее реакции, это было много больше того, что она вообще ожидала от меня при самом положительном исходе своего поступка. Она настолько удивилась, что мне даже пришлось поймать ее взгляд и глазами показать вниз. Девушка с заминкой поняла, что от нее требуется и немного неловко протянула мне руку для поцелуя.

От моего прикосновения Алисия крупно вздрогнула, все также пронзительно на меня глядя своими огромными небесно-голубыми, льдистыми глазами. Когда я поцеловал тонкую ладонь Алисии, снова ощутимо вздрогнула. Глядя уже пораженно и крайне ошарашенно: ведь для того чтобы поцеловать ей руку, в знак почтения я опустился перед ней на одной колено. Причем сделал это под общий неверующий и изумленный вздох.

Вот уж не думал, что сегодня зрители на арене увидят меня в такой ипостаси. Первый случай, когда де Рейнар преклонил колено не перед своей «дикой северной ведьмой Морриган» или дочерью фамилии. Это был формально, конечно же, первый случай преклонения колена Рейнаром перед кем-то чужим: по факту же я сам только что назвал Алисию сестрой, а она меня братом. Вот если мы с ней… не подружимся, так скажем, вот тогда да, у меня – на Севере, во Врангарде, могут быть проблемы. И со всадниками, и с девой Морриган.

«Прости», – прошептал я одними губами, глядя в распахнутые, полные слез глаза юной герцогини. Еще раз вздрогнув и скованно кивнув мне на прощанье, Алисия накинула вуаль – скрывая лицо и нежелающие высыхать слезы. Развернувшись, она быстрым шагом направилась к выходу – и едва ступила за границу площадки, как к ней снова по бокам пристроились телохранители.

Потрясенные зрители молчали. Воздух, по ощущению, настолько плотный от удивления, что его можно хоть ложкой черпать.

Правильно удивляются – ответил на слова Алисии я так, что их можно было интерпретировать и как мое согласие войти в ее фамилию. Поэтому теперь, если ей будут назначать женихов Сенат, она может отправлять всех подождать до возвращения «дорогого брата». Если «дорогой брат», конечно, выживет за эти два года – а то что-то я сразу резко гарцевать начал, едва на дистанцию вернувшись. Все забываю, что больше не первый меч Запада, а порченный сивогривый волк – как меня, оказывается, называют в свете за глаза.

Проводив взглядом юную главу Великого Дома, я повернулся в сторону ложи посланников. Разбираться с долгами чести, которые набрали Кайден и Десмонд перед Домом Альба я буду позже – у меня до этого момента есть еще два года.

Правда, в тот момент я не подозревал, что судьба вновь сведет нас с Алисией гораздо раньше. Сейчас же, отбросив мысли о такой хрупкой и беззащитной беловолосой молодой львице, несшей на своих хрупких плечах бремя главы ослабленного и потерявшего независимость Великого Дома, я направился к ложе посланников.

Инквизитор по-прежнему меня рассматривал с интересом. Как и полудемон, как авантюрист – оказавшийся ведьмаком. Неожиданно – ведьмаки ведь все больше по лесам бродят, а официозом в Гильдии авантюристов охотники ведают.

Лишь спартанец хранил абсолютное спокойствие, глядя сквозь меня блеклыми, серыми глазами. Именно такими – серыми, стальными, глаза становятся у тех кто часто пользуется разными видами лириума. Неважно каким – зеленым, синим, желтым, в моменты прорыва не до выбора, и любой лириум становится много ценнее золота.

Глаза становятся серыми после смешения любого лириума, кроме красного – в этом случае уже после буквально нескольких потреблений радужка становится безвозвратно алой. Почти как у демонов, только без живого адского отблеска. Как раз такими, красными глазами, на меня сейчас взирал полудемон – но у них это с рождения.

Лишь подойдя ближе к ложе посланников, я вспомнил что после выхода на площадку Алисии так поразился, что напрочь забыл вытереть поднятый меч от крови Бланшфора. Перехватив обломки клинка в одну руку, скинул куртку, вытер кровь об подкладку, и только после этого положил сломанный фамильный меч перед спартанцем.

Зрители загомонили – никто не поверил, что я просто забыл, все явно почему-то считали, что это я продолжаю сознательно эпатировать публику. Репутация Кайдена по-прежнему работала на меня. Пусть и совсем не в ту сторону, куда мне хотелось, чтобы она работала.

– Прошу принять мою службу, – глядя в серые глаза спартанца, произнес я.

Коротко покосившись на меч, посланник Корпуса осмотрел меня с головы до ног. Поднялся.

– Пойдешь со мной? – поинтересовался он.

Это не была кодовая фраза ритуала вербовки. Он сейчас просто предлагал мне сразу проследовать в тренировочный лагерь, ожидать начало отбора: набор в тренировочный лагерь офицерской школы Спарты, в школу для индигетов, проводился раз в три месяца. Последний проходил в первых числах месяца Марса, на дворе же только расцветал Априлис. Так что ждать мне оставалось еще два месяца, до первого дня месяца Юноны, июня как его называли в просторечии. И эти два месяца мне можно было провести на территории Корпуса здесь, на Европе.

– Приду по зову, – отрицательно покачал я головой.

Посланник Спарты достал перстень рекрута – с круглой черной печаткой и красной буквой «Λ» на ней. С щелчком положил перстень передо мной.

– Откроет путь, – традиционно лаконично ответил спартанец на мою просьбу, и без задержек удалился.

Забрав перстень, я кивком попрощался с остальными посланниками, и двинулся к выходу, обойдя убирающих тело Бланшфора распорядителей арены. На границе площадки ко мне пристроились Воронцов и Агилар.

– Впечатляет, – негромко произнес Воронцов, когда мы проходили по высоким коридорам Дворца Правосудия.

Отвечать я не стал. Устал что-то, морально.

Миновав открытые гвардейцами высокие двери, спустились по крыльцу, прошли по стоянке. И тут я почувствовал на себе чужой взгляд. Замедлив шаг, принялся было внешне незаметно осматриваться, как вдруг одна из машин на стоянке моргнула фарами.

Повернувшись на блеск, увидел массивный, привлекающий внимание мобиль. Видом совершенно отличающийся от плавных обводов остальных собравшихся на парковке машин. Этот мобиль выглядел дерзким и резким хищником: блестящее серебро кузова и массивная квадратная радиаторная решетка, непривычно утопленные в кузов фары, блестящий хромом бампер с массивными клыками, спицевые красные (!) диски массивных и агрессивно-широких колес. По капоту и крыше опять же две широких красных полосы – что как бы не нарушало положение об официальном цвете машин индигетов, но грубо на это положение положило… две широкие красные линии, допустим, положило.