Время возвращать долги (СИ) - Ронис Александра. Страница 27

Крест, окинув пьяную компашку мрачным взглядом, потянул Олесю за собой, вдоль кирпичной стены клуба. Там, в почти непроглядной тьме возвышалось два «теремка», две крытых беседки.

Первая оказалась пустой, а вот во второй определенно кто-то был. Оттуда доносилось невнятное бормотание, шепот, шорох.

Крест с Олесей подошли ближе и увидели две едва различимые тени.

— Леш… поцелуй меня! — требовательно зашептала девушка, и Крест узнал голос сестры. Потом разглядел и ее саму, повисшую на шее у высокого парня, который стоял, прислонившись к деревянному косяку беседки.

— Насть, ну хватит… — слабо отмахнулся он, и стало ясно, что тот сильно пьян, и малейшее движение дается ему с трудом.

— Не хватит, Леша, не хватит, — не отставала та, продолжая исследовать пальцами его плечи и шею и прижиматься всем телом. — Лешка, я люблю тебя… Поцелуй меня…

Девчонка привстала на мыски и сама потянулась к его губам, но встречная реакция парня ее не обрадовала.

— Настя! — сделал попытку он вырваться из ее цепких объятий. В голосе его слышалась крайняя степень раздражения. Если бы не алкоголь, лишивший его сил, он давно покончил бы с этой абсолютно ненужной и унизительной для него сценой.

Но Настя полагала иначе.

— Я люблю тебя! Я хочу тебя! — с жаром шептала она, опускаясь перед ним на колени. Пальцы ее теперь зашарили у него на поясе. Тихо звякнула пряжка, когда ремень наконец-то оказался расстегнут.

Настя взялась за молнию на его джинсах, и тут вмешался Крест. Первоначальный шок от увиденного схлынул, и он чуть ли не заорал:

— Настя! Ты что вытворяешь?!

За секунду взлетев по ступенькам вверх, он рывком развернул сестру к себе. Та, вырываясь да еще пытаясь оттолкнуть невесть откуда взявшегося ненавистного брата, не удержалась на ногах и, потеряв равновесие, рухнула на грязный загаженный пол беседки, но тут же взвилась обратно, не обращая внимания на саднившее болью бедро. И тут же кинулась с кулаками на брата.

— Что ты сюда приперся?! — выкрикивала она, молотя кулачками воздух, стараясь дотянуться до лица Креста. — Что тебе надо?! Что ты за мной шпионишь?!

Ее вопли далеко разносились в ночной тиши. От истеричных, визгливых выкриков Олеся непроизвольно вздрагивала, а шатко стоящий на ногах Настин кавалер почти что протрезвел и счел необходимым убраться подальше от семейных разборок.

— Леш! Леша! Подожди! Не уходи! — заметив, что любовь всей ее жизни удаляется в ночи, Настя пришла в неистовство. Затопала ногами, заметалась по веранде, пытаясь прорваться к нему сквозь брата. — Ненавижу! — зашипела Кресту в лицо, когда поняла, что он ее пропускать не намерен. — Ненавижу! — выкрикнула громче и, совсем уже срываясь на визг: — Чтобы ты сдох, зэк проклятый!

Звонкая пощечина оборвала череду ее проклятий, но не положила конец истерике. Это скорее Олеся испугалась вспышки гнева Креста, но не Настя — ее бушующие подростковые гормоны, да еще и обильно подогретые алкоголем, требовали настоять на своем, доказать собственную правоту несмотря ни на что.

— Уйди от меня! — орала она, бросаясь на брата, отбиваясь от его рук, пытавшихся как-то ее успокоить, утихомирить. — Отвали! Козлина! Руки убери!

В какой-то момент, с силой лягнув удерживающего ее на месте Креста, она вырвалась из его цепкой хватки и, едва не сбив с ног изумленную Олесю, помчалась, не разбирая дороги, сама не знала куда.

— Настя! — заорал ей вслед брат и, пару секунд спустя, бросился за ней.

Этих нескольких секунд девчонке хватило, чтобы вырваться вперед, но их явно было недостаточно, чтобы далеко оторваться от брата, совсем скрыться от него в ночи. К тому же, она, нисколько не глядя под ноги, еще и споткнулась через несколько шагов, отчего внутри нее прямо-таки взорвался шар, сплетенный из ненависти и злости. Почти не соображая, она схватила с земли увесистый камень, о который и споткнулась ранее, и, почти не глядя, метнула его назад. Глухой стук, вопль боли и полный ужаса вскрик слились воедино.

— Женя!

Теперь уже Олеся сорвалась с места и помчалась к лежащему на земле Кресту. Он сдавленно стонал, держась рукой за голову, неуклюже пытался встать, выпрямиться во весь рост. Его больше оглушил не сам удар, к счастью, пришедшийся по касательной, сколько падение с высоты своего роста.

— Идиотка, *ля! — выругался он, отнимая ото лба руку. Ощутив, что та вымазана кровью, болезненно поморщился. — Дура, блин, — выдохнул судорожно, потому что голову вдруг пронзило болью.

— Сильно болит? — тут же захлопотала вокруг него испуганная Олеся — принялась шарить по карманам в поисках хотя бы носового платка, но в чужой куртке так ничего и не нашла. — Дай посмотрю, — заглянула ему в лицо, попыталась рассмотреть в темноте рану.

— Не надо, — отмахнулся от нее Крест и, не пытаясь больше преследовать сестру, так и не сделавшую больше ни шага, сказал укоризненно: — Настя, пошли домой, мама ждет.

То ли упоминание о матери, то ли осознание того факта, что она могла убить человека, подействовало на Настю отрезвляюще. В буквальном смысле. Вместо алкогольного опьянения на нее накатил страх, дикий, парализующий страх, и она, истошно завыв в голос, просто осела на землю.

Глава 23

— Чем ты думала, когда на него полезла?

Крест, несмотря на все знаки Олеси помолчать, не сдержался. Нет, он не хотел ругать, воспитывать или упрекать сестру (знал, что не имел на это никакого морального права), но все же не сдержался. Просто хотел понять, чего ей не хватало, почему она так… опустилась, что готова была переспать «по пьяни» на замызганном, оплеванном полу беседки на заднем дворе клуба с первым встречным. Ну ладно, не с первым встречным, но не в таких же условиях… Как же можно так себя не ценить, не уважать, не любить?

— Зачем тебе это? — с горечью повторил он. — Куда торопишься? Успеешь еще.

Настя, до этого тихо всхлипывающая на плече у Олеси, в ответ на его слова зарыдала еще громче, только на этот раз ее слезы были тоскливые, жалобные.

— Я люблю его, — прошептала она пылко, как будто не могла сдержать признание, и горячо веря, что это достаточное оправдание для всего, — а он на меня не смотрит.

— И что?! — вспылил Крест. — Ты думала, что вот так переспав с ним, станешь для него самой лучшей? Что он сразу в тебя влюбится, что ли? Станешь для него единственной и неповторимой?! Ха!

— Тш-ш, — Олеся с укором взглянула на него, крепко прижимая к себе Настю. Погладила плачущую девочку по волосам, одновременно чувствуя, как болью внутри отзываются его слова. Хотела попросить его замолчать, но не смогла — ведь он еще не все сказал…

Девушки сидели на ступеньках второй веранды, которая оказалась ближе всего к тому месту, где Настя метнула булыжником в брата, а Крест нервно расхаживал перед ними, изредка прикасаясь рукой к ране на лбу. Расхаживал и говорил, говорил, говорил…

— Ты что думаешь? Мы запоминаем тех, кто вот так доступен нам? Кто сам себя откровенно предлагает?! Да этот твой… Леша… он и не вспомнит о тебе завтра! И хорошо, если не вспомнит! А то ведь и дружкам рассказать может, какая ты ш… — Олеся вскинула на него возмущенный взгляд, но Крест уже и сам понял, что дал лишку. Он осекся и повторил уже гораздо спокойнее: — В общем, если о тебе пойдет слава, как о легкодоступной девушке, тебя вряд ли кто-то будет уважать после этого. И вполне заслуженно!

— Так, все! — тут уже не выдержала Олеся. — Иди, погуляй, ладно? А мы тут сами поговорим — между нами, девочками. Давай-давай, иди, — спровадила она Креста, а сама вновь приникла к Насте, ласково зашептала ей на ушко: — Настюш, я понимаю, что ты чувствуешь. Правда. Я и сама такой была. Влюбилась в школе безответно и страдала, так же как и ты, потому что он меня не замечал.

Настя затихла, перестала всхлипывать, а потом тихо, так тихо, что Олеся едва ее расслышала, прошептала:

— У нас с ним все хорошо было, мы дружили. А потом его родители запретили ему со мной встречаться, потому что у меня брат сидел, — она подняла голову, уставилась в ночной сумрак невидящим взглядом и, помолчав, добавила: — У него семья порядочная, а я им не ровня, — по телу ее пробежала судорога, и она тяжко вздохнула. — У меня брат — зэк.