Мастер третьего ранга (СИ) - Коробкин Дмитрий. Страница 59

Незнакомая, худенькая девчонка, поливала мотовоз очередями вместе с мастером, пока, ее товарки ничком лежали за мешками.

Иван успел среагировать, когда из-за фургона вылетел мелькающий в воздухе огонек. Картечь на лету разметала бутылку с зажигательной смесью и горящее облако накрыло и без того полыхающий мотовоз.

К нему бросился один из бойцов и помог выбраться старосте, который держал подмышкой свой драгоценный ларчик и тут же схлопотал пулю от девчонки. Второй был уже ранен, староста бросил ему ларчик и сделал быстрый пасс рукой. От пожилого мужчины плеснула волна силы. Град картечи, брызнул от него в стороны.

Иван бросил опустевший дробовик и выхватил пистолет.

Мягкие пули размазало по невидимой преграде. Пули из автомата, рикошетом ушли в разные стороны. Гром стряхнул искры, в месте, где стоял мужчина, полыхнуло нестерпимым жаром.

Пламя угасло. Довольный собой староста с невозмутимым лицом стоял там — же, где и был. Ни одна искра не достигла самодовольного негодяя.

— Шах и мат, мастер, — пафосно воскликнул староста. — Конечно, если такой дикарь как ты, знает, что такое шахматы. Как жалко. Ты так не вовремя появился. Такое дело погорело. Ну, ничего. Наверстаем.

— Кто вы, что вам нужно? — понимая, что ничего сделать старосте не может, спросил мастер.

— Решил время потянуть? Поболтать перед смертью? Нет, мастер. Некогда мне.

Староста выстрелил, и Ивана отбросило на мешки. Гром струсил искры. Пламя скрыло старосту. Последние пули выплюнул автомат в руках испуганной девчонки.

Иван хрипел от боли, которую не сдержало даже зелье. Он схватился за грудь. Пуля угодила прямо во вросшую пластинку чешуи. Но не пробила. Это была боль от сильного удара.

Хрипя, он поднялся на ноги и злобно посмотрел на появившегося из пламени старосту.

— Как интересно, — удивился тот. — Жаль, нет времени тебя препарировать. Чувствую, ты человек не простой. Или уже не человек? Уверен, нашел бы в твоей тушке много интересного.

Мастер ничего, не отвечая расстрелял в него остаток обоймы. Все пули как одна смялись об невидимую преграду, и упали к ногам наглого врага.

— О, как предсказуемо, — вздохнул тот. — Ты ничего мне не сделаешь. Между нами, непробиваемый щит из энергетически упрочненных полей. А я вот беспрепятственно могу сейчас выстрелить тебе в лоб. После убью твоего пса, а после твоего сопляка и всех свидетелей, что остались.

— Зачем убивать своих?

— Кого «своих»? Мастер, не будь наивен. Кто тут свой? Этот? — хмыкнул староста наведя пистолет на своего бойца и выстрелил. — Или эта?

Девушка, стоявшая рядом с мастером охнув, выронила автомат и упала у его ног. Черная во мраке кровь, полилась по ее запыленному камзолу.

— А как же праведные воины и прочая херня, что вы тут вешаете им на уши? — спросил Иван устало присев на мешки.

— Им нужна мотивация, — пожал плечами, староста. — Людям обязательно нужно во что-то верить. Даже те, кто ни во что не верят, слепо верят в свое безверие и превращают его в культ. Я вот верю в науку, которая даже магию может изучить, понять, разобрать на составляющие и использовать в своих целях. Что собственно я тебе и демонстрирую, — победно улыбаясь развел он руки. — А этим, — указал он головой на истекающее кровью девичье тело. — Нужно обязательно верить. Видишь ли, без цели им жизнь не мила. Да пожалуйста, сколько угодно. К тому же мотивированные целью, они приносят больше пользы.

Слабых духом, всегда можно купить за цацки, шмотки, деньги, а можно получить их даром, лишь убедив их в том, что они будут следовать великой цели. И такие вот людишки, не закончатся никогда. Побуждаемые стадным инстинктом, они всегда будут искать пастыря. Того, кто будет за них решать, поскольку сами они, в жизни ни на что, решиться не могут. Как не прискорбно, но человечество, в большинстве своем было и остается, серым, тупым и убогим стадом. Сегодня эти, завтра другие.

Ладно, мастер, — навел он дуло пистолета Ивану в лоб. — Прощай что ли.

— Прощай ублюдок, — ехидно улыбнулся Иван.

Самоуверенный староста на это поднял бровь, и тут же его тело содрогнулось. На лице отразилось смятение и боль. Он вздрогнул еще, и еще раз. А после, выпустив из перекошенного рта струйку крови, опустился на колени и рухнул боком на камни.

— Сука, — прохрипел он смотря угасающим взором на возникшую в поле зрения тонкую фигуру. — Я же тебя… тебе…

Изо рта поверженного старосты снова выплеснулась струйка крови, и он затих.

— Ну, и чего ты так долго решалась? — обратился Иван к той девушке, которую ранее отпустил. — Все слышала, «праведная»?

Она бросила нож и горько разревелась.

— Я не достойна дальше жить, — сквозь всхлипы воскликнула она и опустилась на колени. — Лиши меня этого позора брат.

— Эх, ты, дуреха наивная, — Иван поднял ее и по-отечески обнял. — Что, за максимализм? Что за пафос? Где вы молодежь этой дури нахватались? Наказание конечно будет, но я за тебя вступлюсь сестренка. Надеюсь, ты не успела нагрешить сверх меры.

Девушка ревела навзрыд, заливая слезами его куртку, а мастер смотрел на перекошенное от удивления лицо мертвого старосты.

— Ученый — хрен моченый, — философски изрек Иван. — Не те ты книжки читал дядя. Типичный злодей, типично дотрынделся. О, как предсказуемо! — злорадно вернул он мертвецу.

Жадное пламя, пожирая все на своем пути, взобралось на крышу. Из барака слышался только кашель и редкие крики. Ведьмы, сотворив пасы руками, сняли запирающие заклинания, но из-за огня к бараку было уже не подступиться.

— Юра, пожалуйста, — вцепилась Крапивка в его куртку. — Сделай, сделай что — нибудь!

— Что я сделаю? — растерянно пытался он отцепить от себя лесавку. — Это не потушить. Не подойти. Я разряжен.

— А что, он может? — поинтересовалась ведьма.

— Все, — коротко ответила Полынь. — Но не умеет.

Пламя тем временем гудело, трещало, стреляло искрами, и набрало серьезный темп. Ведьма ничего, не говоря схватила хворостину и стала ею рисовать неизвестные знаки на земле. Вторая видимо знала, что та задумала и стала расставлять ничего не понимающего парня и лесавок в круг. Его замкнула первая, и заставила всех взяться за руки.

Вокруг них начала нарастать сила. У Юры встал дыбом волос. Он почувствовал, как в него вливается нечто чуждое. Как оно разливается по телу и буквально распирает изнутри.

— Здравствуй мой хороший, — сказал знакомый голос, от которого вздрогнуло и защемило в груди.

Парень ничего не смог ответить, энергия, словно парализовала все тело. Он не мог пошевелить даже языком. Он не видел ее, но почувствовал, что она рядом. На глазах выступили слезы. Юра ощутил, как источающие силу руки Осинки легли на его плечи.

— Расслабься мой единственный, — шепнула она. — Пусти в себя исток. Ничего не бойся. Я рядом. Я направлю и помогу.

Оставшиеся в живых ведьмы сидели на мешках, из которых местами почти высыпался песок. Испуганные, растрепанные, они смотрели, как Иван стаскивает в кучу трупы, в избытке валявшиеся на протяжении всей улочки. Рассудив, что враг повержен, и опасаться некого, мастер решил не идти за парнем. Чем он мог им помочь? Да ничем. А вот трупами следовало заняться и поскорей.

Конечно, маловероятно, что они сразу же начнут перерождаться. Это дело не быстрое, и труп не менее суток остается трупом, а уж после за него берутся стихии и Матушка Земля. Но и затягивать не стоило.

Его наставник, старый ментор, не особо углублялся в тему, почему сутки ничего не происходит, и когда юный послушник, Ваня Безродный, спросил об этом, то старый, искалеченный охотник, доступно пояснил:

«Никто не знает, почему так. Я думаю, земля дает время телу окончательно лишиться всего человеческого. Может, чтобы окончательно умер мозг. Чтобы выгорело все, что было в памяти. Все знания, привязанности, мысли и чувства. А может, чтобы оболочка окончательно потеряла связь с душой. Когда увидишь перерожденца, то сам все поймешь».