Академия (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 32

— Давай, я постерегу! — обращается ко мне один из вышибал, протягивая покрытую шрамами ручищу к моему сокровищу. Да, именно сокровищу — я даже немного пожалел, что погорячился и потребовал за работу такую дорогую лютню. Кто в этой таверне отличит звучание лютни за десять золотых, от звучания лютни за сто двадцать? Кто из простых людей на Земле может отличить звучание скрипки, сделанной на заводе в Урюпинске, от скрипки Страдивари?

Хорошие инструменты нужны только для настоящих ценителей, тех, кто может на слух отличать хорошее звучание от великолепного. А таких ценителей, таких людей, обладающих абсолютным музыкальным слухом — совсем немного.

Даже десять золотых — огромные деньги для многих и многих людей. Но сто двадцать, да плюс цена футляра…они могли бы безбедно жить на эти деньги до конца своей жизни. Все равно как если бы землянин получил несколько миллионов долларов, положил бы их в банк и жил на проценты.

— Постереги — кивнул я, и глядя в глаза вышибале, улыбнулся — Головой отвечаешь за сохранность.

Улыбка медленно сползла с лица парня. Уж не знаю, что он такое увидел в моем лице, но сделался очень серьезен, и принял мое добро с каким-то даже…почтением, что ли. Может потому, что футляр очень красив и выглядит так дорого?

Нет, надо придумать что-то вроде чехла на футляр. Убьют к чертовой матери за эту штуку! Сразу вспоминается Дерсу Узала, которому Арсеньев подарил новейшую многозарядную винтовку. Старика убили из-за этой винтовки. Хунхузы — подкрались, когда он спал у костра, и убили. Вот тебе и благодеяние…

— Ты…это…нож свой — дай? — попросил вышибала. Именно попросил, а не потребовал — У нас не положено драться с ножом. Ну…чтобы проблем не было. Если дерутся — значит только на кулаках. Оружие сдают. И никакой разницы — кто это, музыканты, или наемники.

— А что, музыканты часто дерутся? — пошутил я, расстегивая ремень. Про нож-то я и забыл. Привык, что он висит у меня на поясе, уже и не замечаю. Тут без оружия на улице ходят почти что только рабы.

— Постоянно! — ухмыльнулся вышибала — Аллен любит ставить на место залетных бренчал! Хмм…прости…

Он смутился, видно поняв, что сказал что-то лишнее, и было смешно видеть смущение на лице, изборожденном шрамами, шрамиками, шраминами. С первого взгляда их не было видно, но когда парень краснел или бледнел, они проявлялись как силуэты людей на фотобумаге. Похоже, что он не очень-то тратился на хороших лекарей. Затянулась рана, да и черт с ней — шрам его совсем не беспокоил. Не до красоты, зато денежку сэкономил.

— Сейчас ставки будут делать — прокашлявшись сообщил вышибала — И ты можешь поставить.

— Ставки?! — удивился я — На бой с Алленом?! Ничего себе…похоже, тут у вас все налажено! Настоящая арена!

— Что есть, то есть — хохотнул он — Вишь, хозяин пошел к стене? Доску вишь? Щас начнется! Давай, ставь….если в себе уверен. Ты можешь сделать ставку только на свой выигрыш! И вот еще что — не боись, тутсмертоубийства запрещены. Хозяин этого не любит. Так что Аллен тебя не убьет. Так…нос если только расквасит, или губу…ну или там глаз подобьет. Если не дай Создатель он тебя пришибет — хозяин его выгонит и больше сюда не пустит. Ему развлечение надо, а не смертоубийство. Ну, давай! Сейчас начнется!

— Постой! — командую я, и глядя в глаза вышибале, тихо говорю — Поставь на меня. Не пожалеешь!

Вышибала с сомнением оценил мою щуплую фигуру, посмотрел на мои длинные, ухоженные пальцы, на лицо, на котором не было ни следа от чьих-либо кулаков, и со вздохом помотал головой:

— Нет, парень…прости, но…Аллена-то я знаю, он знатный боец. А ты против него не тянешь!

— Пожалеешь потом! — ухмыляюсь я — Предупреждаю!

Вот теперь вышибала промолчал, посмотрел мне в глаза долгим взглядом, повернулся и пошел на свое место в углу. Там он повесил футляр на незамеченную мной вешалку, приделанную к стене, и встал рядом, всем своим видом олицетворяя несокрушимую мощь и неподкупность. У меня отлегло от сердца — и сам не сопрет, и других не подпустит. Да и не знает он настоящей цены инструмента. И слава богу. Не надо искушать людей без нУжды.

А тем временем события развивались очень даже бурно. Трактирщик громогласно объявил, что ожидается бой между двумя музыкантами за право новенького исполнять свою музыку на сцене «Якоря». И что тот, кто выиграет — будет играть и петь, а проигравший плакать и жаловаться на свою несчастную судьбу.

Ну что же…отдаю должное красноречию мужика и отмечаю его способности маркетолога. Народ зашумел — засвистели, захохотали, завопили, застучали ладонями и кулаками по столам — с минуту ничего не было слышно, кроме этого рева. Выждав эту самую минуту, трактирщик поднял руку, дождался, когда зал притихнет, и громко объявил:

— А теперь все желающие могут сделать ставки — на победу, на время, и на результат.

Хмм…победа — это понятно. Время — тоже понятно, типа на каком раунде ляжет побежденный. А на результат? «Это еще куда?!» Может на количество травм? А как они определят их количество?

Решив не забивать себе голову излишними размышлениями, я прошел к тому месту, где трактирщик принимал ставки и записывал имена поставивших, подавая им небольшие дощечки с нанесенными цифрами и обозначением суммы. Я даже подивился — а хорошо придумано! Все четко, без каких-то там разночтений. Вот табличка, вот твоя ставка — получи! Или отвали. А наделать таких табличек грошовое дело. Трактирщик все равно будет иметь свой процент с тотализатора — как и все букмекеры. Хороший бизнес! И никому не мешает жить.

Кстати сказать, я с самого начала пребывания в этом мире заметил, что аборигены делают ставки на чем угодно, буквально сходу, за секунды принимая решение. Например — идет по улице пьяный, шатается. Стоят двое мужиков и смотрят на его передвижения. Один говорит: «Не дойдет до столба, свалится!» Второй мужик: «Дойдет! Ставлю три файта!». И понеслось! Упал мужик — три файта переходят к первому. Шикарно? Шикарно! И так во всем.

А уж поединок — это дело святое, займи, да поставь! И между прочим, как я узнал, в рабских ошейниках по земле империи ходят очень много тех, кто занял, да и проиграл на неверно сделанной ставке. Нормальная такая практика — обращать в рабство должника до тех пор, пока не отработает свой долг, или пока его не выкупят родственники или друзья. Что в общем-то бывает достаточно редко. Могли бы — выкупили на стадии судебного разбирательства, или даже раньше.

— Пропустите музыканта! Пропустите! Ему сейчас драться! — зычно закричал трактирщик, углядев меня за спинами желающих сделать ставки, и толпа расступилась, с интересом разглядывая меня со всех сторон. Я же сделал грустную, едва ли не плаксивую физиономию, и горбясь, хромая прошел к «букмекеру», слыша за спиной разочарованные голоса: «Это он-то?! Против Аллена?! Да Аллен троих матросов недавно уработал так, что зубы потом по полу собирали! Дункас, да ты спятил, что ли?! Аллена против этого мальца выпускаешь! Совесть-то есть?»

— Тихо, господа! — прикрикнул трактирщик — Никто не собирается убивать парня! Вы же знаете, у меня запрещены поединки до смерти! Это приличное заведение! (кто-то присвистнул, в толпе послышались смешки) Хотите — делайте ставки! Не хотите — не делайте, если кишка тонка! Здесь ставят настоящие мужчины, бабам — лучше на выход!

— Чего это на выход?! — завопила толстуха в цветастом платье, из которого едва не вываливались груди — Мы что, не люди, что ли?! Как раком поставить, так сразу Мойра — дай! Мойра, милая! А как ставку сделать — мы не люди! Что же это такое делается, богобоязненные гости! Сейчас мы с девочками поднимем юбки повыше чтобы бежать не мешали, и наладимся отсюда подальше, в соседний трактир! Если не дадите сделать ставки!

Толпа грохнула смехом — представление продолжалось! Визжащих и хохочущих шлюх по рукам передали к доске, где улыбающийся трактирщик принялу них теплые, пахнущие женским потом деньги (на груди хранят, видел!). Ну а я пока прислушивался к разговорам — похоже что на меня тоже ставили, но…немного, Совсем немного! И это хорошо.