Тихий маленький город (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann". Страница 7

– А как же тогда можно доказать, что они есть?

– А вы какие-нибудь элементарные частицы видели хоть раз? – вопросом на вопрос ответил он. – Но они же есть! И бога никто никогда не видел…

Тут Егоров вовремя замолчал. Потому что как раз теологической дискуссии нам и не хватало в девять утра.

– Боже мой, уже девять! – я схватилась за голову.

– А что, вам на работу?

– Хуже! Сегодня вторник, а по вторникам ко мне приходит бабка Марьяна за промыванием для глаз. И если она вас тут увидит, репутация моя будет разрушена начисто…

– Сейчас уйду, – подхватился Егоров.

– Сидите… – я махнула рукой. – Вы ж на машине приехали? И оставили её на улице перед домом? – Он кивал на каждый вопрос. – Все уже всё видели, обсудили, сделали выводы и вынесли приговор. Лучше поговорим по делу, а потом вы обойдёте соседей и зададите вопросы. Ну, там, в связи с открытием новых обстоятельств, а не видели ли вы покойного Бухвостова там-то и тогда-то.

– Да уж найду, что спросить, – проворчал следователь. – Вы так и не сказали мне, есть ли у вас работающий алгоритм поиска?

– Алгори-итм, – передразнила я. – У меня есть серебряная миска, чистая вода, травы и набор слов. Бабка Марьяна придёт от половины десятого до десяти, так что мы с вами должны успеть.

* * *

До рези в глазах оба мы всматривались в воду, но понять ничего не могли. Вернее, не так: ясно было, что наш пропавший подполковник жив, и что он без сознания. Но в каком состоянии, а главное – где, это ни я, и Егоров разглядеть не смогли. Наконец я сдалась и погасила картинку. Вовремя, кстати: едва успела вылить воду и отнести миску на её место в лаборатории, как в дверь постучали.

– Марьяна Павловна, – поприветствовала я старуху. – Входите, прошу вас. Я уж забеспокоилась, всё ли с вами в порядке, обычно-то вы раньше приходите. Проспали?

– Да что ты, милая, разве ж я сплю? Так, подремлю полчасика, и ладно. А нынче ночью и вовсе спать не дали эти исчадья геенны, псы соседские. Уже под утро так лаяли, будто у Петровича не только всё из дома вынесли, а его самого прихватили… – тут она сама себя перебила. – А что это, я гляжу, гость у тебя? Может, я не вовремя?

– Да что вы, Марьяна Павловна, какой же это гость? Следователь вон пришёл, опять про Сашку-лодочника расспрашивает и протоколы пишет. Сейчас, небось, по всем пойдёт с теми же вопросами…

– Да ты что? Опять? Так, Настя, давай мне поскорее капли мои, да я побегу: надо Варюшу предупредить, да и дома прибраться не мешало бы. Здра-авствуйте, – елейным тоном пропела бабка, вплывая в кухню.

Егоров, молодец, антураж подготовил и сидел за столом, набирая что-то в планшете.

– Здравствуйте. Госпожа Полякова, правильно? Я к вам через часок наведаюсь, если позволите, вы дома будете?

– Буду, конечно, господин следователь, куда ж мне старые-то кости таскать по такой грязи? Пойду я, Настенька, пока дождь снова не принялся.

– Вот ваше промывание, Марьяна Павловна, – отдала я приготовленный заранее пузырёк. – Утром и вечером, вы помните?

– Ну, разумеется, помню, – и старуха резво выкатилась.

Когда за ней захлопнулась дверь, Егоров сказал неожиданно:

– Странно она говорит, эта ваша бабка Марьяна.

– Она не моя, – поправила я занудно. – А что странного?

– Говор такой, какого и ждёшь от полудеревенской старухи, а иной раз вдруг – и «разумеется», «исчадья геенны».

– Пётр Григорьевич, да какая ж она «полудеревенская»? Марианна Полякова, актриса ростиславского театра драмы. Старейший в России театр, в середине восемнадцатого века основан, не слыхали? Правда, уже лет двадцать, как она сюда переехала и постепенно превратилась в бабку Марьяну, но иногда эту роль забывает, и прорывается… то, что было. Актриса, красавица, образованная женщина…

– Чёрт… – Егоров огорчённо качнул головой. – Это я пропустил.

– Неважно. Она всё равно не имеет отношения ни к первому делу, ни ко второму. У Марьяны начинающаяся болезнь Паркинсона, она воду в стакан наливает двумя руками. Куда ей с ножом управляться или ночами по церквям шастать? А вот насчёт собак…

– Породистые псы?

– Скорее, хорошо выученные. Виктор Петрович, её сосед, на ростиславском городском рынке владеет мясными рядами, торгуют там его сыновья, а он вроде как отдыхает. Но хозяйство, сами понимаете, какое, и собаки зря гавкать не будут, не приучены. Значит, шли посторонние мимо, а уж кто и куда – этого, увы, собаки нам не скажут.

– А где этот Виктор Петрович живёт?

– На первой Овражной. Дом девять, рядом с бабкой Марьяной. Ладно, – я хлопнула ладонью по столу. – Пора вам уходить, Пётр Григорьевич. Уже все соседки, небось, губы накрасили и оделись в парадные джинсы, только вас и ждут. Да и мне есть, чем заняться. Завтра на дежурство, надо еду приготовить…

И неожиданно для себя я сладко зевнула.

Весь день я вспоминала то, что увидела в воде и серебре, пытаясь проявить мутную картинку.

Ну, а что ещё делать, пока сорок пять минут помешиваешь варево в кастрюле? Слушать музыку и думать. Включив что-то милое, кажется, Вивальди, я стала вспоминать.

Это был подвал… Нет, всё-таки правильнее будет сказать – полуподвал: свет проникал через окошки под самым потолком. И это явно место хранения… чего-то. Несколько огромных, неподъёмных несгораемых ящиков, какие скапливаются в каждой достаточно старой организации. Картотеки, деревянные конторские шкафы, откуда-то взявшаяся вдруг пара сундуков, древних, как мир. Мешки с узлом завязанной горловиной. Крашеные вечной грязно-зелёной краской стены.

Словом, чёрт знает что.

При этом было нечто знакомое в этом месте – то ли те самые полукруглые окна, то ли сводчатый потолок, – но что именно, я так и не смогла понять.

* * *

Дежурство на следующий день началось со скандала.

Кирилловская городская больница, куда я устроилась работать, находилась в пятнадцати минутах неспешного хода от моего дома по приятной летней погоде – ну, или в пяти минутах на машине по распутице. Она помещалась в старом доме купца Бухвостова, двухэтажном, небольшом и уж точно не приспособленном для нормальной работы медицинского учреждения. Была в городе ещё больница «центральная районная», у которой и здание имелось лет на сто поновее (то есть, выстроенное ещё в семидесятые годы двадцатого века, тоже не вчера), и кое-какое оборудование, и относительно полный штат врачей. Но располагалась она на правом берегу, да ещё в паре километров от реки, так что я бы туда добиралась, как в Москве, час, а то и с лишним.

Зато нашему заведению повезло, причём повезло дважды. Во-первых, у нас было два главных врача. Ну, то есть формально, конечно, один, Алексей Петрович Воропаев. Вторым был его заместитель, Семён Маркович Кауфман. Эти двое удивительным образом сумели не разругаться, а поделили обязанности, и в этом было второе везение. Воропаев представительствовал во всяких инстанциях, занимался бумагами, виртуозно добывал для вверенного ему учреждения дотации, премии, мебель, оборудование, продукты, лекарства… А уж с тех пор, как он стал депутатом ростиславской областной думы, больница стала процветать, даже обрела длинную одноэтажную пристройку, где разместили процедурные кабинеты и несколько дополнительных палат.

Семён Маркович лечил.

Вообще по специализации он был травматологом, и в этом видел истинное своё призвание, но кто бы позволил одному из восьми врачей больницы оставаться в столь узких рамках? А Кауфман был ещё и гениальным диагностом. По каким-то неуловимым для других признакам он находил правильную причину заболевания, вытаскивал её на свет божий, препарировал и побеждал. Во всяком случае, только работая с ним, я начала понимать, как мало я пока знаю и умею.

А, было и третье везение: когда началась пандемия, под ковидных больных отвели ту самую районную больницу, что на правом берегу, а мы продолжали лечить как всегда, объявив себя «зоной, свободной от вируса».