Последний вагон в рай - Иванов Борис Федорович. Страница 43

Кай снова сверился с датами: времена в ту пору явно начали меняться, и никто на Химере уже не хотел ссориться ни с Космофлотом, ни с Директоратом. Вообще ни с кем. Разве что Кривого Тирана разрешалось пнуть очередной раз — этого в Федерации не делали только очень ленивые. Образ врага как-то абстрагировался от его прежних носителей, но не исчез. Химера втягивала идеологические иглы, но на смену им пришел панцирь все более глубокой изоляции.

«И снова СЕСТРА АННА РАЗОБЛАЧАЕТ, — удивился Кай. — Кого-то из нас зациклило...» Но на сей раз — уже только два года назад — сестра Анна рассказала корреспонденту «Галактических новостей» о том, как местные реакционеры-фанатики не мытьем, так катаньем — начиная с умышленно неправильного чередования снотворного и слабительного при лечении у нее — Анны Альберте — катара желудка, осложненного бессонницей, в монастырском лазарете и кончая отсутствием в орбитальном монастыре горячей воды для омовения — исторгли из нее лживое интервью, которое восемь или десять раз в неделю показывали по планетарному Ти-Ви целых полгода. Впрочем, поскольку вообще половину эфирного времени «в тот период» занимали всем осточертевшие публичные покаяния разного рода, сильного раскаяния по поводу своего, отдельно взятого выступления в этом жанре сестра Анна не ощущала. Затем следовал лапидарный текст справки о снятии с А. Альберте пожизненного покаяния — в числе сорока других Кающихся Сестер. В связи с юбилеем Преславной Революции и началом капитального ремонта системы Орбитальных Монастырей.

Монастыри действительно отремонтировали. Ровно наполовину каждый. Так теперь и крутились вокруг планеты — ни Богу свечка, ни черту кочерга...

Это уже была снова другая эпоха. Состав Триумвирата обновился на две трети. Изгнанницы возвращались из мест не столь отдаленных, хотя никто не отменял грозных рескриптов. Списки запрещенных сочинений как-то сами по себе исчезли из публичных мест, а сами злокозненные сочинения перестали отнимать на таможнях, хотя никто запрета и не отменял. Но не спешили и размножать их на месте. Родившаяся как военный лагерь и ставшая со временем каким-то осиротевшим, наглухо запертым гаремом без калифа Матернальная Республика все больше скатывалась в состояние проходного двора. Необъяснимо богатея, зарастала бурьяном. Утрачивая врагов, как-то постепенно забывала и о том, на кой ляд она этим врагам сдалась... Но это было все еще тенденцией.

Все эти метаморфозы, словно в капле воды, отразились в биографии бывшей шпионки и уголовницы А. Альбертс. Нестарая еще, довольно энергичная сестра Анна уже не воевала со здешними ветряными мельницами и не переиздавала ранних мемуаров. Содержала частный спорткласс, только и всего. Последней строкой в файле, пришедшем на запрос Кая, шел ее нынешний адрес — в двух кварталах от гостиницы, на север.

* * *

Глаза у Дылды действительно были разные: один — зеленый, другой — васильковый. И оба они сошлись на переносице, сфокусировавшись на дуле шестизарядки, которую капитан Дирк держал перед его носом.

— М-мы просто не успеем... — как можно убедительнее заныл проводник.

— На этой тачке — успеем как раз, — успокоил Дылду Руждан.

— И потом, как я могу там найти этот п-причал? — продолжал гнуть свою линию Дылда.

— Не советую тебе быть героем, парень, — мрачно порекомендовал ему Муг с заднего сиденья «скорой». — Этот тип, что говорит с тобой, — из гвардии Деррила... А дохлые герои выглядят совершенно так же, как прочие покойники — ничуть не лучше, чем дохлые трусы, поверь...

— Я настоящей проводки н-никогда не делал... — продолжал кочевряжиться разноглазый. — Я, конечно, знаю, что п-причал где-то у Крутой Свечки, но ведь он так замаскирован, что...

— Тогда мне очень жаль тебя, парень, — задумчиво заметил Дирк и щелкнул предохранителем.

Злюка, вертевшийся между сиденьями, под ногами действующих лиц, стал в стойку и издал угрожающий скрежет.

На Дылду все это подействовало, как реальный выстрел в упор: он икнул и обмяк, закатывая глаза. Привести его в чувство было делом нелегким, но небесполезным. Дылда сломался: посаженный за руль Курц только успевал следовать его слабым голосом подаваемым командам. У самого подножия Свечки ватага спешилась и двинулась рысцой по узким тропам, укрываясь в неровностях местности. Тут, воспользовавшись минутным ротозейством Руждана, разноглазый Дылда попытался дать тягу, но был бит по загривку и водворен в голову колонны.

Говоря по правде, он и впрямь не помнил толком деталей двух — не больше — ходок к Причалу. Бестолковость его, однако, в мгновение ока сменилась резким обострением интуиции, граничащим с гениальным осенением, как только до него полностью дошло, что с гвардии капитаном Дирком не пройдет никакой номер. Только этим можно было объяснить его дальнейшее поведение. Проведя всю ватагу подземными ходами и добравшись до каменной глыбы, сдвигающейся под легким нажатием руки, он не поспешил рваться вперед. Нет, сопровождаемый неотрывно к нему прилепившимся и копировавшим все его уловки с точностью профессионального клоуна Ружданом, он, только прикоснувшись к послушно двинувшейся в сторону тверди, рванул назад и вжался в дно туннеля. Следовавший в авангарде колонны Злюка тут же смотался «в обоз» и затих.

И недаром. Чуть ли не над их головами в слабо мерцающем сумраке подходил к концу последний этап торга. Торга довольно несправедливого.

— Я вовсе не собираюсь ожидать, пока соизволит открыться ваш сейф с часовым механизмом, — выдавал Хромой свою коронную, отрепетированную на многих десятках высокопоставленных особ, заключительную арию. — И тем более ожидать подтверждения вашего прибытия туда, откуда не возвращаются. Тем более что все ваши, с позволения сказать, реквизиты выписаны на фиктивные лица.

— Вы не полагаетесь на мое слово?! — стеклянным, ломающимся голосом аристократа возмущался его собеседник. — Вы имеете хоть малейшее представление о том, ЧЬЕ слово вы ставите под сомнение?

К изумлению Лики, Дирк, до этого момента спокойный, как скала, неожиданно кинулся вперед и короткой перебежкой преодолел расстояние до ближайшего скального уступа. Не дожидаясь команды, его примеру последовал Руждан. Лики рванул за ними. Последним успел стартовать Курц.

— Ваше слово, господин хороший, — успел произнести за это время Хромой, — стоит ровно столько же, сколько вы заплатили за свой ярлык купеческой гильдии. Вы такой же купец, как я — бла...

— Проход! — резко выкрикнул один из четырех боевиков, охранявших периметр утопленной в скальной воронке платформы, на которой и происходила беседа настоящего проводника с настоящими подпольными эмигрантами в Рай. — Чужие в проходе!!!

И развернул ствол разрядника туда, где треть секунды назад еще находилась бренная и до чертиков перепуганная плоть Мастера. Бессмертная же его душа пребывала, надо полагать, где-то совсем в другом месте, потому что даже самыми страшными усилиями воли он не мог никогда потом вызвать в памяти событий, последовавших в те четыре-пять секунд, что прошли после выкрика боевика. Разве только то, как он споткнулся о пришедшегося аккурат под ногами Злюку и полетел головой вперед, на что-то очень твердое, стремясь в то же время накрыть телом своего бестолкового любимца. Все было похоже на бой профессионалов-фехтовальщиков. Раз-раз, и готово. Это только в кино герои долго-долго обмениваются очередями из своих «стволов» и сокрушительными ударами в самые невероятные места чужих организмов. На деле ни один дурак не успевает понять, что произошло, а уже существа с крылышками (или с рожками) увлекают его в свои пределы, и схватка считается законченной. В пользу того, кто остался жив, если таковые имеются.

Лики осознал себя на этом свете только, когда зло ругающийся Руждан (ему пуля досталась в то место, на котором принято сидеть, — куда еще могло ранить профессионального клоуна?) поправлял его — Лики, торопливо накладывавшего повязку на раздробленную двумя пулями руку Муга. Злюка тоже старался помочь хозяину, чем повергал кладбищенского смотрителя в состояние, близкое к обморочному. Потери составляли: замешкавшийся при втором броске Курц, Дылда — его угробила, а Муга покалечила граната, запоздало брошенная в открывшийся просвет тайного прохода, двое из свиты «настоящего» беглеца, только что пререкавшегося с Хромым, все четыре боевика и, увы, оба пилота «последнего вагона» — черт угораздил их торчать пеньками на поле боя. Руждан и Хромой отделались мелкими увечьями.