Трудно Разлюбить (СИ) - "Uma". Страница 13

Я рассказала Даниилу все, лежа у него на груди. В тревожные для меня минуты, чувствуя, как я зажимаюсь или начинаю дрожать, он прижимал меня к себе и обнимал крепче. Малыш все понимал и, надеюсь, не судил меня строго. Спальня Даниила, — белые стены и черные элементы декора, — из которой мы не выходили со вчерашнего вечера, превратилась для меня в исповедальню и в кабинет психолога. Я то садилась, выскальзывая из рук моего возлюбленного, то ложилась рядом с ним.

Еще я пыталась понять, каким образом Кирилл раздвоился на наших с Даниилом глазах. Самые нелепые мысли приходили мне в голову — "двойник, призванный морочить головы недругам Кирилла или, может быть, нечто похлеще? Кто же поймет этих миллиардеров? Ладно." Нужно было возвращаться в реальную жизнь. Я переоделась в свое цветастое платье, надела джинсовку и, поцеловав уставшего от моих воспоминаний Даниила, вышла из корпуса 2 под пристальные взгляды охраны. Моя совесть твердила, что я не имею права надолго оставлять племянников и маму.

— Пришла, изволила! — ворчала мама тихо. — Ты хоть понимаешь, что перед Аленой должен быть хороший пример. А она видит, как ты бегаешь на б… к парню, который в сыновья тебе годится!

— Почему ты с матери ее не просишь доброго примера? — раздраженно поморщилась я, рухнув в кресло рядом с диваном, на котором жила мама. Я закрыла лицо руками и расплакалась, — ты хоть понимаешь, насколько несчастна твоя дочь? Я твоя дочь, и ты говоришь мне такое!

На мои всхлипы из спальни вышла Алена. Удивительно, но девочка и внешне, и характером была похожа на меня, причем, на меня нынешнюю, — такая же плохая актриса из погорелого театра, — все у нее хорошо, никогда не признается, как тяжко ей живется на этом свете. Наши отношения не были идеальными, но в обиду мы друг дружку не давали.

— Тетя Жанна, не плачь, — она подошла, присела на подлокотник и обняла меня, уткнувшись лицом в мои волосы. — Не плачь, все нормально! Я девчонкам сказала, что ничего такого в… этом нет. Ты же не замужем, и мы не твои дети…

На следующий день я стряхнула с себя дурь, растревоженную прошлым, и вышла на работу в магазин. Там я всегда чувствовала себя веселой, вездесущей и востребованной. "- Жанночка, будь добренькой, хлебца, молока, водочки" слышала я дни напролет, и это усыпляло мои личные переживания. Я знала, что при всей неоднозначности моих характера и судьбы, люди уважали меня. И я старалась любить людей, живущих на Промышленной. Здесь все, от магазина, до качелей было моим: звуки, запахи, шаги…

— Привет, Жа! — знакомый мужской голос раздался за моей спиной в один из обычных дней.

Оставив на полке пакеты с макаронами, я медленно обернулась; взгляд мой забегал по залу, во рту мгновенно пересохло. В магазине никого, вывеску «закрыто» уже повернули надписью на улицу. У стеллажа с чипсами и прочей мелочью стоял очень дорогой мужчина в черном костюме. Он натянуто улыбнулся:

— Это твой магазинчик? — с надеждой спросил посетитель, живо обозревая небольшое пространство.

— Нет, я здесь работаю, — повернувшись к нему вся, ответила я каким-то не своим глубоким голосом. — Ты как меня нашел?

— Твой бойфренд помог, предоставил твою фотку, — Кирилл сделал шаг вперед, открыто разглядывая меня. — Ты по-прежнему скромностью не болеешь. Все такая же смелая! Не переживай, дальше меня твоему ню плыть некуда…

Кирилл двадцать лет спустя; все тот же крепкий подбородок с бугорком, чувственный рот и светлые глаза. В темных коротких волосах пробивалась редкая седина. Роста он был среднего, — неизменно подтянутый и подвижный.

— Зачем ты пришел? — выдохнула я.

— Да вот пришел, — вздохнул он, приближаясь ко мне неспешно. — Позавидовал парню. Потом вспомнил, что наша помолвка не расторгнута, значит я могу рассчитывать на привилегии. Знаешь, как говорил мне Борис? «Ты только пальцами щелкнешь, и Жанна будет рядом! А пока учись, продвигайся, расти!» — Кирилл поднял правую руку и вызывающе щелкнул пальцами. — Все эти годы мне некогда было так сделать. Понимаешь, Жа?

Я не ответила. Все, чего мне хотелось, это забиться в угол между прилавком и полками, чтобы переждать этот тяжелый момент объяснений.

— Михаил повторял: «женишься на этой девице и потеряешь все! Она утянет тебя в свое болото. Пободался с нами и будет. Взяли тебя, дурачка, на слабо. А девка пусть поплачет, будет знать, что ноги раздвигать перед Светозаровыми наказуемо», — продолжал Кирилл, не забывая осторожно приближаться ко мне. — Теперь у меня есть все, и терять мне нечего. Жа. Я умоляю, прости…

Я всхлипнула, но не заплакала, попыталась метнуться в сторону, задела плечом стеллаж и замерла в страхе. Сильные руки Кирилла вцепились мне в предплечья и легко тряхнули меня, заставляя расслабиться моё напряженное тело. От него несло парфюмом с богатой пирамидой, — кофе, табак, цветы, океан. Я сделала вид, что хочу прижаться к нему, — Кирилл ослабил хватку, — и я, оттолкнув его, обошла его и прошла к двери. Не ждал же он, что я брошусь ему на шею и сентиментально разрыдаюсь?

— Уходи, Кирилл! — Я дернула дверь за ручку и сделала решительное движение головой в сторону улицы. — Уходи, мне нечего тебе прощать. Что было, то прошло…

Тут за дверным стеклом возникла Алена в толстовке, джинсах, с распущенными по плечам темными волосами. Она увидела меня и, нетерпеливо пританцовывая, жестом показала «открой». Я открыла. Девочка, увидев в магазине красивого дяденьку, забыла зачем пришла, широко раскрыла глаза и рот. Пришлось на нее прикрикнуть:

— Чего тебе нужно? Говори быстрее! Молоко, колбасу? — я дернула ее за рукав розовой толстовки. — Эй, Алена! Ну?

— Бабушка просила купить сардельки на обед, — выговорила девочка, зачарованно улыбаясь Кириллу.

Я вытащила из холодильника и взвесила килограмм сарделек, положила их в пакет и отдала племяннице. Затем буквально развернула ее к выходу и вытолкнула на улицу. Эта ситуация была для меня стрессовой: Алена или разболтает все подружкам, и по Промышленной опять поползут, как тараканы, слухи о моей распущенности, или эта малолетка втрескается по уши в стареющего мажора.

На лице Кирилла я тоже заметила многозначительную улыбку:

— Твоя дочка? — тепло спросил он, начиная обратный путь от прилавка к выходу. — Нет, погоди. Детей у тебя нет…

— Это дочь моего брата, — прервала я его, вытирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони. — Уходи, Кирилл, мне нужно работать… За простой торговли меня по головке не погладят, сам знаешь…

— И нет никакой надежды на дружеский ужин вдвоем? — Он снова стоял рядом, смотрел в глаза и гладил меня по щеке. — Помнишь наши ужины в постели? М? Правда, дружескими их назвать было нельзя… Ну скажи, что у тебя с твоим, … кто он там, … брокером несерьезно? Тебе не кажется, мы с ним похожи? Перспективные ребята. В твоем вкусе…

Косясь на его руку, я увидела, как пиджак и рубашка слегка задрались, обнажая крепкое запястье, поросшее темными волосками. Такие густо покрывали его руки, грудь и живот, — кажется, полоска волос от пупка и ниже называется "дорожкой в рай". Волоски эти бывало возбуждающе щекотали мою молодую кожу.

— Нет. Не кажется, Я не хочу говорить с тобой о своем любимой мужчине, — я настойчиво убрала руку Кирилла со своего лица и отступила, освобождая ему дорогу к двери. — Иди и будь счастлив…

Кирилл вышел, напоследок бросив на меня не очень добрый взгляд, раньше он не умел так смотреть, — угрожающе, властно. Он был похож на большую блестящую машину, такие по моей улице редко проезжали, и обязательно слегка подпрыгивали на дорожных рытвинах и ямах. Для Кирилла я превратилась в такую рытвину.